Замуж поздно, сдохнуть рано

Галина Шестакова
Я поняла, что я устала. Устала бороться с ветряными мельницами, доказывая этим мельницам, что нельзя топтать человеческое достоинство. Неважно чьё. Взрослого или ребенка. Но таких мельниц у нас на каждом углу понатыкано. В нашей это, бывшей советской природе человеческой прямо на генном уровне заложено – быть мельницей. Нос совать во всё, даже если это тебя не касается. И особенно в это. Потому что здесь самое розовое и трепетное у человека находится. А в этом поковыряться – самое большое удовольствие. Или просто, мимоходом пнуть. Или свои, личные страхи и комплексы отработать.
Особенно этим грешат, старушки-соседки и преподаватели. И что самое удивительное для меня, оказалось – преподаватели-мужчины.  Не все. Но которые мне повстречались, то все. И особенно преподаватели изящных искусств. 
Сначала, в школе, мы с деткой напоролись на такого – музыканта. Хороший дядька, педагог тоже, но гипертрофированное чувство собственной значимости и покровительственное отношение ко всем, кто не является мужчинами его возраста, а значит, не понимает ничего в этой жизни, очень осложняет общение.
Но ему простительно – возраст. И детей, любит, в принципе. Хотя требует поклонения. И у детей и у взрослых. На родительских собраниях – словотечение о себе, об искусстве и о себе в этом самом искусстве. Долго, нудно и по многу раз. Но возраст. За семьдесят. Поэтому простительно. Бывает. Но педагог то хороший.
Правда, когда заболевшую детку выгнал из оркестра, за то, что не отпрашивалась каждый урок, а только сообщила, что заболела, я расстроилась и про возраст забыла. Пошла беседовать. Что мол, не хорошо так. Она же болела. И предупредила, что заболела. Но ему этого мало – надо в постоянном книксене быть, и каждый день просить извинения, что болеем, и не можем служить искусству. Я глаза закрыла на то, что он шаловливой ручкой приобнял меня за талию, рассказывая о своих заслугах. Детке очень хотелось учиться. По ручке меня похлопывал и учил хорошим манерам. Но взбеленилась, когда, с грустью в голосе сообщил:
- Окультуриваться надо, милая! Что ж  вы, ребенка музыке учите, а сами, прости-хосподи, совсем бескультурная.
Но ребенку очень нравилось на барабанах стучать. Поэтому пошли в музыкальную школу на Компросе. Пришли к директору. Долго сидели в кабинете, слушали. Слушали. Слушали. О нем, о директоре, об искусстве и о нем, о директоре в этом самом искусстве. Затосковали с деткой. Директор оказался братом-близнецом нашего музыканта. Не биологическим. А духовным.
И вот снова. Теперь – художественная школа. И педагог хороший. Очень его хвалили на родительском собрании. И детке нравиться.
- Нравится мне учитель, - сказала, - только вот, не нравится, что он девочку немного обидел.
Я ж любопытная.
- Чем обидел? – сразу и спрашиваю.
- А увидел у нее самодельный инструмент, и спросил «папа сделал?». А девочка говорит – «нет у меня папы, мы с мамой вдвоем живем».
Вздохнула детка моя и рассказывает дальше, что вообще-то не хотела мне говорить. Предполагала, значит, мою реакцию. Педагог, громко так, стал объяснять, всем детям в группе, что плохо это, когда дети воспитываются без отца.
Детка моя, всегда на защиту слабых – у меня, говорит тоже папы нет, но это не значит, что мне плохо. У меня есть бабушки и дед, и тети и дяди, целая куча родственников, которые меня любят. И для ребенка главное, что бы были люди, которые его любят.
Да, говорит, педагог, но без папы очень плохо. И мамы ваши безответственные, что вас оставили без отцов. Лишили, значит, всего самого главного. Долго так рассказывал, какие мы с той мамой безответственные. Надо говорит, вашим мамам срочно замуж выходить, пока не поздно.
- Сколько вот твоей маме лет? – спросил педагог у моей детки.
- Мне, кажется, - детка сказала, - что вы задаете не корректный вопрос.
- Ты, скажи, - педагог настаивал.
Детка сказала.
- Ну, - говори педагог, и ручкой машет, - твоей маме уже поздно замуж.
Детка расстроилась за меня. И молчала неделю, мне не рассказывала. Но потом созналась.
- Ты мама, не расстраивайся, - говорит, - ты молодая. И потом, ты же сама замуж не хочешь. И он сам, разведен давно. Тоже значит, дети его без отца растут.
Я то, конечно сразу шашку достала и давай махать. Но потом, поняла, что устала биться. Я, понимаю, это он, беспокоясь о детях, так сказал. О своих, и о наших детях. Что хотел как лучше, а получилось как всегда. При всей группе, девочек унизил, и мам унизил, растоптал человеческое достоинство, и еще попрыгал на нем, для уверенности.
А если, рассматривать с точки зрения психологии – и тут все понятно, свои собственные комплексы педагог отыграл на детях. Бездумно так, не отдавая себе отчета. Прошелся и забыл.
И человеческой точки зрения – у кого, что болит, тот о том и говорит. Тоже понятно. И сочувствие вызывает.
Но бесит.
Бесит, то, что если ты переживаешь так за детей – поговори с мамами. Выскажи опасения свои в приватной беседе.  А еще лучше узнай сначала о семье, если действительно переживаешь. Я так понимаю, что если мама ребенка в художественную школу, за не маленькие деньги устроила, да еще материалов накупила для занятия своего ребенка в этой самой школе, на среднюю зарплату по нашему региону, надо думать, она не безответственная, а вполне вменяемая и заботящаяся о благе ребенка.
Бесит тон покровительственный.
Бесит, что женщина не человек, без мужа. И не может, болезная, заботиться о ребенке. Дать ничего не может она.  Нужен муж, плохонький, но нужен.
Нет, я не феминистка. Я люблю мужчин. Понимаю, что сложнее им в некоторых ситуациях. Я вполне могу дуру включить, и блондинку, когда мне требуется. Слабой прикинуться, если мне страшно, одиноко и трудно. Слезы включить, опять же. Мужчине такое не просят. Настоящий мужчина не плачет Он – сильный.
И общество меняется, вполне уже допуская, что мать-одиночка, это не прости-господи. А сознательный выбор. Меняется, но медленно. В целом общество. Но по отдельности, почему то не меняется. А любит осуждать и поучать.
Бесит.