Посланник.
Я вышел из дома и забрался в маленький автомобильчик, который мне в рассрочку продал тот самый босс, с которым на коротке был Миша. На этой машинке каталась жена босса, но модель устарела, а мне абсолютно всё равно, модная машина или нет, лишь бы перемещаться в пространстве быстрее, чем пешком. Кстати, то, что машина «дамская», меня тоже не беспокоило.
В «бардачке» у меня лежала карта области, на которой отмечены всякие достопримечательности и объекты культа и быта. Я быстро нашёл этот монастырь и двинулся в ту сторону.
Было воскресенье. Полдня все монахи наверняка служат службу, так что я приеду, когда они закончат свои воскресные молитвы, и будет шанс найти нужного человека.
Войдя на подворье, я перекрестился (чтоб не сердить местное население) и стал озираться по сторонам в поисках кого-нибудь из трудников. Эта категория жителей монастыря наиболее свободна в своих деяниях и помыслах, поэтому с ними проще найти общий язык постороннему. Вскоре, моё внимание привлёк невысокий мужичок с деревянным инструментальным ящиком в руке. Мужичок спокойно шествовал из одного угла обители в другой, осознавая свою значимость и явно гордясь ею. Я подошёл к нему и с почтением спросил:
- Скажите, уважаемый, в этом монастыре действительно есть старец, о святости которого все говорят, или это пустая болтовня?
Мужичок приосанился, взял паузу для солидности, покашлял, покряхтел немного и спросил, игнорируя мой вопрос:
- Ты откуда, мил человек, будешь-то?
- Да я из соседнего города, не из далече. Так что про старца, правду говорят люди, али брешут?
Я почему-то перешёл на псевдо старорусский язык, думая, что так более расположу к себе гордого мужичка.
- Не брешут люди, грех это, про такое брехать. Есть в этой обители старец святости необычайной, да вот не принимает он людей незнакомых. К нему на исповедь и за проповедным словом по просьбе церковных общин люди приезжают, и то по крайней нужде, ибо стар он и слаб. Устаёт быстро, но мудр безмерно.
- А кто из монастырских может разрешить встречу с ним, если у меня и есть такая крайняя нужда?
- Иди в главный собор, там настоятель, отец Сергий. С ним говори, более никто не вправе разрешить.
- Спаси Бог тебя, добрый человек!
- И тебе поздорову, странник!
Я направился в собор, стоящий в самом центре монастыря и явно являющийся и архитектурной и духовной доминантой всего монастыря. Служба уже закончилась, и молящихся было не много, в полумраке я увидел священника, склонённого около поминального креста. Он что-то шептал и часто крестился с поясными поклонами. Я понял, что в жизни этого человека не так давно произошла трагедия с потерей близких людей, которую он до сих пор очень болезненно переживает.
Я встал поодаль и стал ждать, когда он закончит молитву. Но мне не пришлось ждать долго, он почувствовал моё присутствие и обернулся в мою сторону.
Сразу скажу, увидев его лицо, я испытал чувство глубокого облегчения, ибо увидел человека средних лет с очень открытым лицом и какими-то удивительно лучистыми глазами. С таким человеком сразу хотелось говорить откровенно.
Вот тут самое интересное и начинается…..
- Батюшка,- начал я робко – дело моё настолько не похоже на всё, что Вам приходилось слышать, что я просил бы Вас о возможности объясниться с Вами наедине, чтоб не смущать прихожан и монахов. Могу ли я на это надеяться?
Глаза отца Сергия буквально пронзили меня насквозь, но выражение лица оставалось дружелюбным и участливым. Я понял, что объяснять мне придётся не много.
- Здравствуй, странник. Пожалуй, ты прав, не для всяких ушей наша беседа. Пойдём ко мне в келью, там и поговорим. И не зови меня "батюшкой", для тебя я брат, если не возражаешь, конечно.
Келья была скромная, простая кровать, стол, два стула, икона на стене. Узкое окно в верхней части стены, тусклая лампа посредине кельи. Мы вошли, отец Сергий притворил дверь и жестом пригласил меня сесть за стол.
- Что предложить тебе, странник?
- Ничего, брат Сергий, не обессудь, я не нуждаюсь в пище земной, но благодарю за предложение.
- Что же привело тебя ко мне?
- Выслушай мою историю и сам реши, чем можешь помочь мне – сказал я, и в двух словах изложил свою историю.
Мы помолчали минут 10-15. Я не нарушал молчание, понимая, что такой странник, как я, может появиться не каждое столетие. Наконец, отец Сергий сказал:
- Я не считаю себя вправе давать советы таким странникам, как ты. Пойдём к старцу Серафиму, его разум настолько светел, что его не смогут смутить никакие неожиданности. Я чувствую, что сила моей веры, хоть и сдержала меня в рамках разумных действий, но не способна очистить мой разум от эмоций и позволить мне мыслить рационально, а уж тем более, дать полезный совет такому страннику, как ты... Следуй за мной, гость.
Келья старца Серафима располагалась в скале, выходящей из земли в дальнем углу монастыря. Дверь была открыта, потому что вечер был тёплый и безветренный. Сам старец Серафим сидел на небольшой лавочке при входе и задумчиво чертил прутиком на песке какие-то фигуры.
Старец Серафим выглядел именно так, как во всех исторических книгах изображают монахов – летописцев. Худощавый, среднего роста, заросший седыми волосами и бородой, одетый в ниспадающую бесформенную рубаху. Весь его облик излучал такое спокойствие и такую благодать, что даже смотреть на него было всё равно, что подключиться к какому-то мифическому устройству, заряжающему положительными эмоциями.
- Здрав буде, отче Серафиме,- с поклоном обратился к старцу отец Сергий. Благослови раба божьего, ибо мой ум в смятении….
- Рад видеть тебя, чадо, - отвечал отец Серафим, крестя отца Сергия , - не к лицу тебе пребывать в смятении перед посланником Божиим, ибо нет греха на тебе. Да и не о твоих грехах забота посланника.
- Добрый вечер, святой человек. Прости мне моё сомнение в твоих словах, но я не чувствую себя посланником Божьим, этой чести я не достоин. Я только знаю, что я появился ниоткуда и непонятно зачем. Ещё я знаю, что таких, как я, появилось сразу несколько в разных концах земли, но главное – я узнал, что почти все они погибли при разных странных обстоятельствах, нас кто-то пытается разыскать и уничтожить. Я опасаюсь за исход миссии, ради которой мы появились в этом мире (хоть пока и не знаю, в чём она заключается), поэтому я здесь.
Старец внимательно посмотрел на меня и проворчал:
- Это меня, дитя Небес, рановато записывать в святые, не оказана мне такая честь, а твоё происхождение сомнений не вызывает, а уж считать это честью или испытанием – тебе решать. Не напрасно ты ищешь какую-то «особую миссию» для себя и своих товарищей. Тебя Бог надоумил к нам прийти, но мы смертны и уязвимы. Опасаюсь я, что Весть эта может стать Откровением только для нас, а не для того ты послан. Господь в который уж раз пытается спасти нас от нас же самих, присылая живое свидетельство Своего присутствия в нашем мире. Сподобил бы теперь употребить этот опыт во благо…
Отец Серафим задумался, продолжая чертить прутиком на песке перед лавочкой. Мне показалось, что он уже и забыл о моём присутствии, но он продолжил:
- Мир кажется весёлым и радостным. Люди освободили своё время от трудов тяжких, нет уже нужды хлеб насущный добывать в поте лица своего. Можно предаваться лени, но не голодать, вот и стали люди считать себя исключительными созданиями, чуть ли не божественными. Гордыня их вознесла. Виданное ли дело, тратить жизнь свою на ублажение плоти самыми паскудными способами, да ещё и кичиться этим перед другими! Вера угасла, ритуальные действа творят многие, но не у всех от веры это, иные просто так в храмы ходят, что-то вроде клуба у них там, принято так, вот и ходят.
И не было б в том большой беды (глядишь и почувствуют что в храме-то), но ведь, в единого Бога веруя, они сеют вражду меж людьми, споря о том, как правильно молиться и слова какие говорить. Ритуал их бессмысленный, ибо не на вере основан, стал для них важнее самой веры. На братоубийство способны за ритуал свой, что не иначе, как идолопоклонством можно наречь, ибо их храм для них важнее Бога, из Божьего образа идола изваяли!
Во время тёмное средневековья Господь их простил, не наслал кары Своей, ибо дети Его ещё темны разумом были, но во время нынешнего благоденства терпеть лукавство, видать, не желает…
А вы, аки птицы Божии, не токмо тем, что крылаты, а тем, что не ведаете завершения века своего и участи своей. Корысть вам не ведома, но душа в вас есть, потому и сострадать вы можете. Ваше присутствие в мире этом – благо для веры и погибель для замыслов лукавого. Потому и не хочет он вас до храмов допустить.
Ты, дитя, береги себя, подумай спокойно о словах моих, душу свою послушай, с Богом поговори, помолись. Да, даст Бог, надоумит Он тебя. Главное – совести своей слушайся, она у тебя не затуманена ничем, плохого не подскажет.
- Да как молиться-то мне, не крещёный я, да и не рождённый, да и вообще, неизвестно, кто!
- А это, милый мой, без разницы. Ты не тварь бездушная, ты с душой, а душа – от Бога. Ну, а раз душа от Бога, то и обратиться к Нему не грех, Он тебя укрепит. А крестить тебя нужды нет, да и не нам, грешным, тебя крестить. И молитвы никакие особенные тебе не нужны, голос души услышан будет, не в словах суть, а в помыслах.
- Спасибо тебе, отец Серафим!
- Иди с миром, чадо! – перекрестил меня на дорогу старец и продолжил рисовать на песке странные узоры.