Дом

Александр Ключарёв
Я родился в 1949 году в Геленджикском роддоме, в начале весны с пробуждающейся природой. Мой отец нёс меня из роддома по улице, спускающейся к искрящемуся морю, по каменистому тротуару, пригибаясь под цветущие  ветви фруктовых деревьев из-за штакетного забора. На предоставленном участке в центре города, рядом с пляжем, отец уже соорудил саманный домик-будку, вмещающую мою кроватку рядом с родительской койкой и дровяной печью, всё остальное находилось под привольным небом. Для зарабатывания денег на строительство дома, устроился фотографом в фотоателье «Клара Цеткин».
Мать с этой же целью перевелась из горбольницы на службу медсестрой в рядом находящийся дом-отдыха с военным кодом 4/5 переименованный в пансионат «Приморье».
     Вдвоём принялись перевозить на тачке каменные плиты с обрывов береговых круч, выкладывая фундамент строения. Этой тачкой на больших колёсах от телеги, с горных перевалов доставляли брёвна и хлысты со спиленных и обрубленных дубовых и грабовых деревьев. Десятки километров по разбитым грунтовым дорогам сотни раз таскали тяжёлый груз.
Строительство вели родственники матери, а это пожилой полуслепой мой дедушка, его сын и четверо дочерей. Металлические детали ковал кузнец Пётр – муж старшей сестры. Отец во дворе выкопал большую глубокую яму, до обнажения слоя чистейшей глины. Косили пшеницу, высушивая в солому, мелко рубили. В кучу огороженной протёртой глины засыпали солому и заливали водой.
Добавляли коровьи кизяки, собранные на дороге, по которой прогонялось стадо животных на выпас. Это пахучее месиво вытаптывалось босыми ногами. Из получившегося самана лепили шары, с силой забиваемые в деревянную пазовку стен. Ладонями глина добросовестно втиралась, образуя жилое помещение со специфическим запахом. Родители двуручной пилой распиливали дубовые брёвна на чурбаки, раскалываемые тонкими пластинами. Полученной дранкой чешуйчато покрывалась крыша, надёжно предохраняя домик от осадков.
Семья казацкого сословия уже возвела три подобных дома в Геленджике.
Перед этим, проживая под Екатеринодаром выстроила жильё, организовав станицу Безымянная. Мой побелённый домик разместили в фасадном углу участка, выделив обширное место под сад и огород, с которых предполагалось кормиться. Будучи потомственными крестьянами, высадили экзотические сорта слив, черешни, смородины, крыжовника и винограда. Овощи полновесно плодоносили бесконечно поливаемые водой, таскаемой вёдрами через дорогу из колодца. Драночная уборная в конце двора в любую погоду вынуждала изведать погодные проявления. Отсутствие электричества и экономия керосина в лампах погружало городок, расположенный под горным хребтом, в непроглядную тьму ночи с мириадами звёзд умножающиеся в отражении водного зеркала бухты.
     Отец тяжким трудом расплатился за имение. Внутреннее убранство пока состояло из кроватей, самодельно сбитых табуретов и досчатого стола. Самостоятельно сшитая одежда находилась только на теле пользователя.
Пища с огорода готовилась матерью на дровяных печах, зимой в доме, летом во дворе под навесом.
Использование керогаза и примуса отвращало несовершенство конструкции.
Осенью заготавливали, привозя из леса, пять кубометров брёвен.
Вручную распиливали, порубив на чурки, складывали в сарае.
     Суровое, тяжкое проживание расцвечивалось благоухающим цветником из кустов сирени, разнообразных роз, величественных гладиолусов и бордовых  канн. По вечерам из пансионатов лилась вальсирующая музыка, перемежающая танго.
Частые похоронные процессии по центральной улице под заунывные марши подстёгивали стремление кратковременную жизнь наполнить радостью и счастьем, познанием окружающего мира через чтение книг из библиотек, занятием в технических кружках дома пионеров и походами по окрестностям.
     Дом в центре города на курортной улице украсили подросшие деревья, кронами нависая над кровлей. Собирая поспевший урожай, взбирался на крышу, обрывая с рясно обросших ветвей сочную сизую терновку идущую на приготовление повидла и вина. Миндальные орехи с растрескавшейся кожурой сохранялись на зиму тут-же на чердаке, для праздничной выпечки сахарных рулетов. Пребывание на крыше позволяло осмотреть весь ландшафт, образованный горным хребтом Маркотх с округлой бухтой морского залива в объятиях Толстого и Тонкого мысов.
Чердак крыши под драночной кровлей предоставлял приют летучим мышам, забавляющих жильцов по вечерам. В жаркий солнечный день над домом жужжали осы, вылетающие из многочисленных ульев, развешенными люстрами под кровлей. Холодным зимним ненастьем северо-восточный ветер «Бора», шумно завывал в печной трубе, беспокоя нашего домовёнка. Морские шторма рокотали прибоем, донося с пляжа йодистые запахи водорослей выброшенных на берег. Весенняя гроза проникла ночью в мою комнатку шустрой шаровой молнией благополучно покинувшей помещение. Уютный домик и его удачное расположение воодушевляло меня на благоговение перед окружающим боголепным миром.
     Дом являлся ячейкой в планетном улье, но к старости нехорошие люди обломали лоток, выкурив меня из семейных сот, обездолив родные пенаты, в изменившемся ландшафтном рельефе, приближая время улёта в нематериальный мир.