Метаморфоза

Александр Ключарёв
     Девятнадцатилетним парнем в Новороссийском порту сошёл с борта нефтеналивного крупнотоннажного судна «Георге Георгиу-Деж», вернувшегося с полугодичного рейса в Красное море и Персидский залив, два раза обогнув Африканский континент.
Будучи машинистом-турбинистом первого класса, проживая в комфортабельной одноместной каюте, обслуживал котельную установку парового судна водоизмещением шестьдесят тысяч тон, год назад спущенного со стапелей Ленинградской судоверфи. Танкер поражал красотой судового дизайна и совершенством оборудования.
     В прошлом осталось безмятежное детство, учёба в ненавистной школе и лихость внедрения в морскую профессию. На берегу меня ожидало расставание с родным Геленджиком, призывом на армейскую службу с тоскливым неизбежным смирением.
     В середине мая 1968 года, солнечным утром, согласно повестке явился в Новороссийский военкомат, представ обнажённым перед медицинской комиссией унижающей человеческое достоинство, размазывая индивидуальность.
     Получив приказ отправки в военно-морской флот, под конвоем погрузился в автобус, увозящий новобранцев в краевой город. В Краснодарском военкомовском накопителе призывников загнали в подвальное помещение с многоярусными нарами. Ночь провёл на досчатых полатях, в дрёме отбиваясь от соседских рук настойчиво пытающихся снять с запястья часы. Днём озвучили мою фамилию, попавшую в список неудачников посылаемых на северный государственный рубеж. Трагедия воспринята без эмоций подавленных предстоящими выпадающими из жизни тремя годами.
     Наступившей ночью, выстроенными многочисленными колонами воровато-втихаря двинулись к железнодорожному составу, спрятанному на городской окраине. Распределились по плацкартным вагонам дореволюционной постройки оборудованными четырёх ярусными фанерными полками без постелей. Мне достался второй ярус напротив окна, компенсирующий жёсткое ложе и негативное впечатление от первого знакомства с железнодорожным транспортом.
Через сутки неспешного движения выгрузились под Батайском, пережидая переформирование вагонов к поездам разных направлений. Весь день просидели на травяной поляне, наблюдая пляски молодых лихих кавказских джигитов.
К вечеру занял место в назначенном вагоне приставленному к тепловозу, взявшему курс на север. За окном потянулась зелень степных просторов чередующихся лесами. Семь суток в пути по глухомани, не встречая человеческих поселений, лежал на фанере в забытьи, бессмысленно вглядываясь в протяжённую пустынность страны которую предстояло защищать. В полдень приносили миску вонючего борща из сушёных овощей съедаемого без аппетита.
С ночным похолоданием за окном появились здания пригорода Ленинграда.
Ещё двое суток по одноколейке среди Карельских озёр привели к Североморску, примороженному к Кольскому заливу.
     Разминаясь после девятисуточного скрытного переезда от южного Чёрного моря к северному Баренцеву, зашагали нестройной толпой по заснеженному городу. Морозный воздух пронизывал лёгкую одежду, усугубляя впечатления от начала лета в заполярье. Размещённые в брезентовом ангаре-теплушке провели несколько ночей на деревянных нарах.
Толпу одновременно раздетую обмыли  душем санобработки. Вместо отобранной одежды выдали годовой комплект флотского обмундирования упакованного в мешок.
   


      Военкомовская комиссия рекомендовала учебный отряд, но я заявил, что достаточно обучен судовой профессии, – с этим был зачислен в воинскую часть подводного флота. Путь в армию завершился скольжением по тающему насту на спуске к корабельным причалам. С десятком новоиспечённых матросов зашёл на буксирное судно, направившееся в дальнюю базу северного флота на побережье Баренцева моря. Ночь с незаходящим солнцем провели в трюмном кубрике, следуя вдоль неприветливо студёных сопочных берегов.
     Утром зашли за боновое заграждение в узкий длинный фьордовский залив Западной Лицы. За мысом открылась гавань Большой Лопатки с рядом пятиэтажных зданий на косогоре и причалами первой флотилии атомных подводных лодок. Обойдя ряд чёрных многотонажных субмарин, высадились на берег, поднявшись по крутым лестницам к казармам. Крайняя многоэтажка настенной надписью возвещала – «Помни войну». В течении месяца предстояло изучить устав службы между бесконечными маршировками. Восторгали регулярные ночные подъёмы с семи километровыми пробежками между сопок, поросших кривыми низкорослыми деревцами. Оставшееся от занятий время отводилось работам грузчиками и уборщиками.
Курс молодого бойца завершился тремя выстрелами из автомата на полигоне и принятием воинской присяге на плацу.
     Назначение на корабль принёс посыльный, сопроводивший на плавбазу подводных лодок предоставляющую место обитания на три года. Отведён в пятидесятиместный кубрик с закреплённым спальным местом на втором ярусе узкого ложа. Выделен рундучёк для вещмешка.
Старослужащие, отбывающие четвёртый год службы, разъяснили неуставной
закон – «труд через труд», с полным подчинением старшинам и недоступности
к офицерской элите. Очередной раз прибыв в кубрик, услышал от сослуживца, что старшина помочился в рундук на мои вещи, утверждаясь над бывшим моряком торгового флота.
Не раздумывая взял мешок с комплектом годовой одежды и протиснув в иллюминатор выбросил в воду залива, ознаменовав тяготы воинского служения, предварив своё вечно рядовое положение в среде человеческого брожения.
     Детская морская романтика извратилась в ипостась смиренного бездушия.