У входной двери противно закрякал звонок.
Мятый человек средних лет с недельной щетиной на недовольном лице вполголоса выругался и дернул ручку унитаза. По дороге, застегивая рваные джинсовые шорты, выдал еще пару непечатных фраз в адрес того, кто стоял в данную минуту по ту сторону двери.
Звонок снова нетерпеливо вякнул. Человек успел только щелкнуть двумя замками и отскочить от двери, в которую, не дожидаясь приглашения, ввалились двое. Вернее, ввалился только первый, потому что имел довольно внушительную фигуру, и в момент открытия давил на дверь всем своим большим, рыхлым телом. Второй, маленького роста, с выгнутой вперед, как у Наполеона, грудью, в мятом коротком плаще, словно вчера снятом с детектива Коломбо, вошел уверенно и, не обращая ни малейшего внимания на хозяина, прошествовал сразу на кухню. Кстати, оба гостя были тоже очень небриты.
Хозяин квартиры, который в паспорте значился под фамилией Митрохин и под звучным именем – Георгий Валерьянович, в обычной жизни был просто Жоркой. Этот самый Жорка с очень уместным в данной ситуации приветствием «Стойте! Вы кто такие?» проскакал на неубранную кухню вслед за «Коломбо-Наполеоном», который уже успел открыть холодильник и с озадаченным видом осматривал его содержимое.
- Та-а-ак! – многозначительно протянул пришелец и, глянув поверх Жоркиной головы, сообщил, - будем описывать!
В этот момент над Жоркиным ухом послышалось громкое сопение и уханье. Это подтянулся к ним из прихожей увалень, чуть не выдавивший собой дверь.
Странный гость, продолжая изучать содержание чужого холодильника, с самым беззастенчивым видом открыл морозилку и стал вытаскивать на грязноватый стол продукты, приговаривая при этом:
- Итак. Это у нас что? Ага… пиши… рыба речная, непотрошеная, мороженная… раз, два, три, четыре… шесть, семь штук. Записал? Дальше. Сало, - попробовал, - соленое… с чесноком. Вкусное. Одна штука. Записал? Кол-ба-саа… огрызок. С веревкой. Одна штука. Что ж это вы, милый мой, колбасу с веревками покупаете? – в первый раз пришелец обратился к обалдевшему Жорке, - вы знаете, сколько денег вы переплачиваете в магазине за то, что потом приходится выбрасывать? Нет?
Жорка отрицательно мотнул головой. При этом он успел заметить, что у громилы в руках не было никаких письменных принадлежностей.
- Так знайте: целую кучу! – произнося слово «кучу», пришелец многозначительно поднял указательный палец правой руки вверх, - Продолжим. Пиши: кости говяжьи бульонные… Три штуки… А холодильник-то у вас дрянь, батенька. Не морозит совсем. Ну что это за кости? Какой смысл хранить то, что завтра вы все равно отправите на помойку? Да, Цезарь, женской рукой тут и не пахнет.
Митрохин не сразу понял, почему в его холодильнике должно пахнуть женской рукой, но догадался, что Цезарем зовут толстого.
Покончив с морозилкой, «Наполеон» принялся за остальную часть холодильника.
- Яйцо, столовое, третья категория… два штука… нет, две штуки… пиши: два яйца. Каша… гречневая… фу… трехдневная. Одна штука.
Глядя на все это бессмысленное безобразие, Жорка удивлялся своему спокойствию - ему почему-то не хотелось взять за шиворот этого психа, так по свойски распоряжающегося на его кухне, не хотелось вызвать милицию или позвать на помощь соседей. Митрохину вдруг стало жутко интересно: чем весь этот спектакль закончится.
- Водка. Стой, это не пиши, – гость открыл пробку, приложился к горлышку, и на минуту в кухне воцарилась мертвая тишина, - пшеничная, - выдохнул «Коломбо» и, занюхав рукавом своего плаща, закрыл пробку и сунул бутылку в один из своих глубоких карманов, а толстый при этом громко сглотнул, - одна штука.
На этом ревизия, видимо, закончилась, потому что «инспектор», быстро засунул продукты обратно (все кроме водки), правда, не в той последовательности, в какой доставал, закрыл дверцу и, вынув из другого кармана рулон скотча, основательно обмотал им холодильник.
- До приезда полиции ничего руками не трогать! – пригрозил он и направился к выходу.
Жорка посторонился, пропуская наглого гостя. Второй гость попятился задом в прихожку, давая приятелю дорогу. По пути этот бессовестный коротышка сунул свой нос в ванную, а потом в туалет и, сказав «годится», удовлетворенно потер руки.
Далее вся процессия прошествовала в комнату, служившую хозяину залой, ну или залом, как там правильно. Жорка был замыкающим.
Комната, свято хранившая признаки холостяцкой попойки недельной давности, выглядела не очень уютно, что сразу и отметил «липовый» Коломбо. Он сказал:
- Да-а-а, Цезарь! Живут же люди! Я бы так не смог.
Фраза была произнесена со смесью восхищения и презрения.
Жорка почему-то оскорбился.
- Ты кто такой? – сказал он непрошенному гостю, - И по какому праву?
- А ты кто такой? – ответил вопросом на вопрос тот.
- Я-то? Я здесь живу…
- Давно?
- Что?
- Давно, я спрашиваю, живете? – нарочито громко повторил свой вопрос пришелец, похоже, он был слегка раздражен.
- Да, с самого начала…
- Нет, это просто потрясающе!
Коротышка с невозмутимым видом прошелся по комнате, брезгливо заглядывая в углы. Потом остановился возле покрытого чем-то мятым кресла и сел, но тут же вскочил, потому что из-под него с ужасающим воплем выскочил рыжий кот. В тот же миг из большого кармана коломбовского плаща высунулась маленькая черная собачья морда и принялась истошно лаять. «Коломбо» хлопнул ладонью по карману.
- Заткнись, Цезарь, ты мешаешь работать.
Морда исчезла в недрах кармана, ее владелец уселся на освободившееся от кота место, сложил ногу на ногу и, глядя на Жорку в упор, спросил:
- Так что же вы хотите?
- В каком смысле? – не понял вопроса Жорка.
- Я могу исполнить три ваших желания.
- Три ваших желания, - обалдело повторил Митрохин.
- Ваших, то есть твоих.
- Ты что, джинн? – попробовал съехидничать Жорка.
- Как видишь, - на полном серьезе ответил пришелец.
То, что видел Митрохин, очень мало напоминало «джинна» - небритый коротышка с выпяченной грудью, в мятом плаще и грязных ботинках, с собачонкой в кармане и повадками отменного наглеца больше был похож на чей-то сбывшийся страшный сон.
- А это кто? – Жорка кивнул на толстого и небритого бугая неопределенного возраста.
- Ассистент.
- Я тебя … вас, кажется, не вызывал, - сказал Жорка.
- Ааа бутылочку кто открывал? – и, сунув руку за кресло, джин извлек оттуда литровую бутыль зеленого стекла с витиеватой надписью на этикетке – «Джин».
- Так это когда бы-ыло, - протянул Жорка, - больше недели прошло.
- Ну, извини, задержался в дороге. Форс-мажорные обстоятельства. Транспорт подвел.
Так что заказывать будем, клиент?
- Что, серьезно?
- Серьезнее некуда, - вздохнул гость.
- Да не могу я так сразу. Тут подумать надо.
- Ну, ладно. Ты думай, а я пока поживу у тебя. Ладно?
- П-пожалуйста.
- Пойду, отдохну с дороги, - зевнул джинн, - а ты бы прибрался здесь немного. И к ужину что-нибудь сообрази.
И удалился в сопровождении ассистента в имеющуюся в этой квартире другую комнату поменьше.
Оставшись наедине с собой, Жорка Митрохин стал бешено работать мозгами. Это было ему не свойственно, и через десять минут у него заболела голова.
«Не, не может быть, бред какой-то, - сначала думал он. Потом, - А вдруг? Если он не джинн – откуда тогда про бутылку знает? Нельзя упускать такой шанс! По крайней мере, надо его проверить. Если нет – я ничего не теряю. Если да – выигрываю».
При мысли о том, что бы он хотел пожелать, его обуяла жадность. Он, словно Киса Воробьянинов, уже видел свое будущее в бриллиантовой дымке.
«Не надо «пороть горячку», - в конце концов решил Жорка, - если он на самом деле джинн и может исполнять желания, то никуда он от меня не денется. А чтоб не остаться «с носом», надо загадать такое, чтоб на всю жизнь хватило».
И пошел на кухню, где наткнулся на упакованный скотчем холодильник.
Прошло две недели.
Джинн с ассистентом жили припеваючи на квартире Георгия Митрохина, причем на полном его обеспечении. Вели они себя очень неаккуратно и много ели, особенно толстый ассистент, но Жорка терпел, потому что очень боялся прогневать джинна или обидеть его, чтобы тот не ушел, и не унес с собой его три неисполненных желания. На работе он ходил задумчивый и спиртного не пил, чем очень удивлял своих товарищей по бригаде. Несколько раз он пытался начать с джинном разговор о желаниях, но тому под разными предлогами удавалось увиливать от беседы: то он был занят чем-то очень важным, то был болен и не в состоянии, то еще что-нибудь… Наконец, в один прекрасный день Жорка все-таки настоял на разговоре по душам и даже высказал свое желание, но джинн вдруг (странный какой-то) стал его отговаривать.
- Ну что такое деньги? – говорил он вкрадчиво прямо Жорке на ухо, ласково обняв его при этом за плечо, он как будто даже немного подрос для этого, - деньги – это бумага. Они еще никого не сделали счастливым. Независимым – да. Но счастливым – нет. Я этого навидался-я! Вот! – он легко, но уверенно стукнул себя по горлу внутренним ребром ладони, - Подумай хорошенько. Ну, купишь ты себе пять мерседесов, десять квартир, заводик какой-нибудь и будешь трястись, как бы кто на твою жизнь не покусился (а ведь бессмертным я тебя сделать не смогу – не в моей компетенции, понимаешь?). Как Царь Кощей будешь «над златом чахнуть» одинокий и никому ненужный. Потому, что у богатых настоящих друзей не бывает. Вокруг тебя будут мухами кружить хорошенькие женщины. Но им будешь нужен не ты, а только твои деньги. Выдержишь ты это?
Говорил джинн очень убедительно и долго, а потом спросил:
- Ты все еще хочешь иметь много денег? Это твое желание?
Митрохин уже не был так уверен в том, что деньги – это решение всех его проблем. Теперь ему наоборот казалось, что наличие большого количества денег – сплошная проблема и головная боль.
- Н-нет, пожалуй, я еще подумаю, - растерянно произнес Жорка.
- Ну, вот и славно! – обрадовался джинн, - Вот и молодцом. Желание – это дело ответственное. Тут с бухты-барахты нельзя. А то всю жизнь потом мучиться будешь и жалеть об упущенных возможностях.
Митрохин сник.
- Э-э, что-то ты скис, приятель, - сказал, глядя на него, джинн, - по-моему, пора развеяться. Сегодня у нас что? Пятница. Давай зови свою бригаду. Посидим, расслабимся, а там глядишь, и придет на ум что-нибудь толковое. Ну, ты как?
- Согласен, - сказал Жорка, хотя на самом деле, настроение для этого было не подходящее. Что-то ему в этой истории очень не нравилось. Вот только он никак не мог понять – что…
Следующие несколько дней запечатлелись в сознании Митрохина, как один длинный с перерывами на полусонное хмельное забытье. Когда он, наконец, очнулся, было утро вторника. Солнечно-весеннее. Радостное. Но Жорке было не до весны, ему было плохо. Его всего «перло и колбасило», как обычно выражаются в его кругу общения, то есть болела и кружилась голова, тошнило и трясло. Нависая над ванной, он клялся себе, что если выживет, то больше никогда и капли спиртного в рот не возьмет.
Когда Митрохин еле живой выполз из ванной, то столкнулся нос к носу с мятым субъектом невысокого роста, небритое лицо которого ему показалось смутно знакомым. Этот тип подставил Жорке плечо и помог ему обрести под собой кровать.
- Ты кто? - спросил его Жорка после этого, закрывая глаза и, ощущая движение пространства вокруг себя.
- Я-то? Джинн.
В памяти всплыл обмотанный скотчем холодильник, чья-то пьяная толстая заросшая рожа с застывшей гримасой сочувствия, маленькая черная собаченция, пожирающая колбасу прямо из тарелки на столе. А еще этот мятый плащ…
- Мне бы… это… плохо мне…
- Похмелиться желаете?
- Желаю…мне бы пива…
- Это желание?
- Да. Да. И поскорее.
- Это тоже желание?
- Да, скорее…
Через несколько минут в руках у Митрохина оказалась прохладная и влажная бутылка свежего пива. Он сделал несколько больших глотков, и комната постепенно перестала вращаться над ним.
- Ну, как? – участливо поинтересовался джинн.
- Отпустило, - ответил Жорка и впрямь почувствовавший себя лучше, хотя голова все еще болела.
- Слушай, а ты здоров пить! – восхищенно сказал ему джинн, - Я бы так не смог!
- Тренировка, - без особой гордости ответил Митрохин. Он уже почувствовал слабый прилив сил и смог сесть на кровати, где его взору вдруг открылась гадкая картина.
- Что это? – спросил он джинна, показывая на гору тряпья на полу среди пустых бутылок, окурков и прочего мусора.
- Это… а это, - джинн почему-то смутился, - это мой ассистент. Отдыхает. Слушай. Тут такое было!
Митрохин уже и так стал догадываться, что с его молчаливого согласия, кто-то в его квартире устроил грандиозный загул, гнусные последствия которого теперь кричали из каждого загаженного угла. Какое-то странное доселе незнакомое чувство поселилось в Жоркиной душе. Он, неожиданно для себя, вдруг осознал, как низко он «опустился», и понял, что стал отвратителен самому себе.
- Ты только не сердись, - заискивающе сказал джинн, - но два твоих желания я уже выполнил.
- Каких желания? Ах, это…Как это? Я же еще ничего не загадывал.
- Н-неправда ваша, - сбивчиво сказал джинн, - вы давеча… изволили пива просить… а потом еще и срочно… Вот и два желания.
- Ты что, гад! – заорал вдруг на него Митрохин и схватил коротышку за грудки, - Сволочь! Ты три недели со своим ассистентом у меня жил и жрал, и пил за мои деньги. И все это за бутылку пива?!!
Жорка даже покраснел весь от гнева.
- Н-неволнуйтесь так, Георгий Валерьянович, - затараторил испуганный джинн, - вы же сами позволили нам пожить у вас. Вы дали свое согласие. Пока вы думаете. И потом. Эти ваши желания. Это не моя вина. Они у вас от сердца шли. От души, так сказать. Вы же сами подтверждение дали. Помните? Я спрашивал: это желание? А вы что ответили? Вы сказали: да. Но у вас еще одно желание осталось…
- Провались ты со своим желанием, - остервенел вконец Митрохин и стал трясти загостившегося «Наполеона», - У меня теперь одно желание: чтоб и ты, гад, и твой ассистент недоделанный, вместе с эти бардаком исчезли из моей квартиры и из моей жизни навсегда! Ты понял!
- Ну, что вы Георгий Валерьянович, - принялся увещевать его джинн, - я думал, что мы с вами подружились. Общий язык нашли, так сказать… Ведь все было не так уж плохо… Подумайте. Может не стоит торопиться с последним желанием?
- Ты слышал, что я сейчас сказал?! Джинн ты или аферист мне теперь уже все равно, ясно тебе? Исчезни! - рявкнул Митрохин и сунул под нос исполнителю желаний свой довольно-таки крепкий еще кулак.
- Как вам будет угодно, - сказал внезапно обмякший джинн, и, выпав из Жоркиных цепких рук, пробормотал, - как пожелаете. Только вещи соберу.
И он утер рукавом коломбовского плаща скупую мужскую слезу.
Митрохин снова лег на кровать и, отворачиваясь к стене, сказал:
- Чтоб, когда я проснусь, и духу вашего здесь не было.
Проснулся Митрохин уже под вечер, когда красное солнце село на горизонт, обещая на завтра хорошую погоду. Он встал и пошел на кухню, потому что очень хотелось пить. Пока Жорка шел, внутри него родилось ощущение, что в его квартире происходит что-то странное.
На кухне он замер от удивления, потому что и пол, и кафель на стене, и столы, и плита сияли чистотой, на окне висели чистые занавески, а на плите стояла приоткрытая кастрюля, из которой дразнящее пахло свежими кисленькими щами.
Жорка зачем-то открыл холодильник, который оказался разморожен, тщательно вымыт и наполнен свежекупленными продуктами.
«Ай-да, джинн!» - подумал он.
Услышав за спиной шорох, он резко оглянулся и увидел…
- Люба?
- Люба-Люба, - сказала жена, ушедшая от него три месяца назад, когда он был в «загуле».
- Что ты здесь делаешь?
- То же что и ты – живу. Давай-ка иди в ванную, мойся-брейся, а потом будем ужинать. Одежду чистую я тебе принесу.
- Люба, а где же джинн?
- Какой джинн?
- В плаще… с ассистентом…
- Что за ерунда? – непонимающе пожала плечами жена, - О чем ты?
- Да так…, - пробормотал Жорка,, не желая вдаваться в подробности своих приключений.
Когда он чистый, посвежевший и помолодевший, сидел с женой за столом и хлебал ароматные щи, ему вдруг показалось, что все произошедшее с ним недавно ему просто приснилось.
- Люба, - спросил он жену, - а ты когда пришла?
- Я же в отпуске, ты что забыл? Я не была сегодня на работе. А в магазин еще с утра сбегала.
- Ты же уходила от меня, насовсем…
- Что-то ты странный какой-то сегодня. Ты не заболел? – спросила и потрогала лоб мужа, - температуры вроде нет.
«Точно, приснилось», - подумал Митрохин.
И вдруг его взгляд остановился на подоконнике. Там стояла очень знакомая ему литровая бутылка из зеленого стекла с золотистой этикеткой, на которой витиеватым шрифтом крупно было написано «ДЖИН».
- А где дети, Люба? – спросил он жену, а сам подумал о другом.
- В деревне у мамы. Я же говорила тебе. Пусть подышат свежим воздухом. Ведь каникулы начались.
- Люба, - вдруг сказал Жорка, заглянув жене прямо в глаза, - я хочу сказать тебе одну вещь, Люба, только ты не смейся, ладно? Я обещаю тебе… нет, не обещаю… клянусь… никогда в жизни… слышишь?... больше никогда я не открою ни одной бутылки!
- Я знаю, - ответила жена и загадочно улыбнулась.
2005 г.