Ночь. Темно и тихо. Комната освещалась лишь слабым светом тусклых уличных фонарей.
Она сидела на коленях перед раскрытой книгой на странице репродукции иконы «Троица» Андрея Рублёва и молилась. Не умея и не зная, как, слезами горе выливая, просила помощи и защиты. Она молилась...
– Господи, я совсем не знаю Тебя и не ведаю, как говорить с Тобой, но, я прошу, услышь меня! Слезами умываясь, прошу, услышь мой плач! О, Господи, услышь и помоги! Прости меня, прости, не знала я Тебя, не вспоминала и в вере не жила!
Я... умираю... Но не хочу и не готова я уйти, и не имею права. Мой муж и дочка... Как мне их оставить? Не дай погибнуть, пожалей! Услышь мя, Господи, будь милостив! Ведь только Ты один помочь мне можешь. Так, помоги! Прошу! Дай силы! Дай силы жить и верить... жить и верить! И всё принять, со всем смириться и... дай мне время... О, Господи, помилуй!
Неистово молясь, шептала Богу жизнь свою и говорила с ним, как с близким и родным. Просила жизни для себя, боясь оставить без своей любви, заботы маленькую дочку. Сердце останавливалось, представляя сиротой её.
В молитвенном экстазе воедино слились для неё шорохи и звуки ночи: запахи, обстановка вокруг, время, пространство.
Внутренние переживания вытеснили из души весь реальный мир, и парила она словно в невесомости, испытывая упоительный и неизведанный доныне восторг, удивительную сладость от общения, и слёзы приносили облегчение.
Она молилась, и боль покидала её. Покаянная душа очищалась, и телу становилось легче. Она не ощущала биения сердца, не чувствовала дыхания, не слышала своих молитв. Они вместе со слезами вытекали из души и сами облачались в слова, которых не произносила раньше, а главное – она верила, что её слышат, что не одна она сейчас, и рождалась надежда, впуская в измождённую душу любовь.Любовь к Тому, Кого не знала до сих пор и как пришла – не понимала. Что толкнуло её искать икону? Кто подсказал? Как много книг перелистала, пока нашла, и увидев, прижаться захотелось, и говорить, и плакать... Упала на колени и начала молиться, что прежде никогда не делала и видела такое лишь в кино.
Не заметила, как сон сморил, и она уснула, всё сидя на полу. Голова её покоилась на странице открытой книги. А где-то из глубинных тайников мозга слышала: «Miserere mie Deus» Когда-то в хоре пела... О, Господи, помилуй!
Ещё совсем недавно в её жизни было много счастья. Лёгкие недомогания не беспокоили настолько, чтобы идти к врачу, но со временем они становились тяжелее и продолжительнее... А визит в больницу она всё откладывала, откладывала...
– На годик, ну хотя бы на полгода раньше, – сетовал врач.
Вчера озвучили результаты анализов, и пол качнулся под ногами. Спасти могла лишь операция. Домой шла под дождём, не открывая зонт. Думы горькие страшные надрывали сердце и, не давая возможности вздохнуть, застревали в горле. Обида жгла: "За что?"
Прохладный апрельский дождь не освежал, а горячие душевные страдания терзали тело жаром изнутри. О, как было страшно!
Раздирала душу боль не за себя – за дочку и за мужа. Как же можно оставить их, самых родных и любимых на земле без защиты, без своей любви, заботы. Не могла, не хотела, не имела права.
Пробудившись на рассвете после ночной молитвы, почувствовала, что силы появились, боль немного отступила и мысли успокоились. Надежда появилась.
– Выживаемость после операции в среднем пять лет, но у каждого свой случай, - сказал вчера врач, – и вот сейчас она подумала, что её случай – это больше пяти лет. Она будет лечиться, лечиться… всем, чем угодно и, вопреки прогнозам, останется жить.
Вернулся из командировки муж. Рассказала спокойно, без надрыва, твёрдо уверенная в успехе. И никто больше из родных об этом не узнал.
2.
Перед больницей привела себя в порядок. Подстриглась, покрасила бровки, реснички, сделала маникюр, а как иначе, думала. Хотела быть красивой. Она ж решила жить.
Жить вопреки всем мрачным прогнозам, с твёрдой верой в благополучный исход, не задумываясь и не понимая, откуда эта вера вдруг к ней пришла. В операционной даже шутила… И с улыбкой уснула под наркозом.
– Ваш диагноз не подтвердился, – услышала словно с небес голос врача, едва приоткрыла глаза после операции. Пребывая ещё в туманном сознании, мозг её уловил главный смысл сказанного, и, успокоенная, крепко заснула уже сном выздоравливающего человека.
* * *
Это была среда. Вроде обычный день, но нет, он необычным был. Шла Страстная седмица, и в этот день христиане всего мира с трепетом вспоминают поступок женщины, что, повинуясь душевному порыву, пришла почтить Учителя, возлив на него драгоценное миро, не ожидая за то награды, и обрела награду высшую: спасение, освобождение от грехов и вечную память. А ещё в этот день вспоминают предательство Иуды. Это была среда, и это был Великий день!
* * *
– Вы помните, что говорил я вам вчера? – утром следующего дня спросил врач.
– Нет, – слукавила она, желая вновь услышать ласкающие слух слова.
- Не подтвердился Ваш диагноз, не подтвердился… И ничего страшного у вас не было… Жить будете!
Улыбнулась, радостная, и заплакала: «О, Боже! Какое же это счастье – жить без страха!»
– Ничего страшного... А зачем так долго держали её в операционной? – бесцеремонно, перебивая друг друга, загалдели соседки по палате.
– Ждали результат цитологии. Удивительным оказался случай! – покачал головой врач, а затем пошутил, – Распороли и, пока ожидали, играли в карты.
До поздней ночи больные обсуждали ошибки врачей и рассказывали страшные истории, привирая и преувеличивая для большей достоверности.
– Сколько я пережила за эти дни, – вздыхала она и быстро шла на поправку.
На семейном совете решили покинуть родной город с крайне неблагоприятной экологической обстановкой, и спустя некоторое время укладывали свои вещи в контейнер. Сердце замирало от предстоящего переезда и неизвестности новой жизни.
Когда в последний раз, охваченная прощальной грустью, прошлась по пустой квартире, вдруг яркой картиной вспыхнули воспоминания той тяжёлой ночи и слёзной молитвы. Она, словно со стороны увидела себя, сидящей на коленях перед иконой в молитвенном порыве:
– Господи, завет Тебе даю: выживу – буду в церковь ходить, молиться…
Жаром обдало, жгучим румянцем покрылись щёки.
– Ой, стыдно как! Забыла и словно торговалась, – и вновь поклялась, – переедем – первым делом... поставлю свечку за всё!
3.
Слово сдержала. В первые дни по приезду отправилась в церковь. Время было послеобеденное, в церковном дворе ни души. Решительно взялась за длинную резную ручку тяжёлой высокой двери, дёрнула… ан нет… Церковь закрыта. «Странно», – возмутилась и подошла спросить в свечном киоске. Тот был открыт.
– Так, милая, служба уж давно закончилась, – ответила старушка.
– Завтра зайду, – подумала и… закрутилась в будничных делах.
Дни замелькали, отсчитывая месяцы, годы и с каждым годом всё быстрее и быстрее бежало время.
За суетой на работе и дома не находила времени исполнить обещанное. Забыть – не забыла. Красивый храм с высокой колокольней напоминал. Стоял он в центре городка и был для неё вечным укором. Проходя мимо, вспоминала, стыдилась и злилась. Становился навязчивым безжалостный голос изнутри: «Ты же обещала, завет дала…»
"Кто за язык тянул?" – грешила мыслями, порой. И тотчас скверно становилось на душе, сама себе казалось неприятной.
Наконец, решилась. Нашлись люди добрые, подсказали, направили. Торжественно собиралась. Новые нарядные одежды надела, на праздник для души настроилась. Вошла и растерялась: совсем не знала, что же делать в храме. Где встать, куда и как поставить свечи, как записки написать, да ничего не знала. Бабушки, поучая, начали было стыдить и неосторожными замечаниями быстро довели до слёз. Заплакав, обиженная, выскочила вон, присела на скамейку и зарыдала. Слёзы – градом!
– Ты чего, милая? – свечница из киоска села рядом. – Аль умер кто?
– Я, наверное, – не поднимая глаз, ответила, – ой, плохо мне и страшно! За что же так со мной? Бабки прям выгнали из храма!
– Однако ж, как тебя скрутило! – закивала головой, сочувствуя, старушка. – Ой,ёй,ёй, не бабки прогнали тебя, а "рогатый". Нагрешила-то, поди, много?
– Да уж какие у меня грехи. Живу я честно, работаю. Никого не убила, не обворовала, не обманула, – обиделась она и отвернувшись в сторону, добавила, – разве, что... обещание дала, да не исполнила.
Посидели некоторое время молча.
– Да есть, видать, коль так тебя изводят и терзают. Поделись, облегчи душу, может, и сгожусь, старая да глупая, тебе в советчицы, - старушка ласково погладила её по плечу.
И она рассказывала про болезнь, страшный диагноз, сложную операцию в Великую среду Страстной седмицы и про ошибку врачей. Про свою ночную молитву, про завет, что дала: "Вот пообещала и не выполнила..., а теперь, как иду мимо церкви, беспокойство терзает, уж не знаю, как жить. Как Иуда, предала. Как быть теперь, что делать? Десять лет прошло, чувствую, что опоздала. Вот сегодня зашла – ещё хуже стало... Не принимает меня Господь!"
Старушка заулыбалась:
– Не Господь тебя не принимает, а грехи не пускают.
И, прикрыв глаза, нараспев прочитала:
"Милосерден Господь и милостив, терпелив и полон любви.
Он не всегда осуждает, и гнев Свой не держит долго.
Он не обходится с нами, как мы того заслуживаем, не воздаёт нам за наши грехи, – и перекрестилась. – Он любит тебя и ждёт. Его нельзя бояться, Его любить надо, как Он любит всякого".
Потом внимательно заглянула ей в глаза:
- А почему ты думаешь, что врачи ошиблись? Столько анализов и все неправильные? И люди, и техника ошиблись? Экая ты глупая, – она несильно толкнула её ладонью в лоб. – Боль и скорби – это Божье прикосновение, это повод, как милостивое приглашение прийти к Богу. Ты горевала, проливая слёзы, с верой и надеждой вызывая к Богу, и он тебя услышал. Услышал, пожалел и спас, а ты не поняла. Не догадалась, дурёха. Не поблагодарила. Отсюда и чувствуешь, что предала. Вот и крутит тебя да ломает, горемычную. О, Господи, помилуй!
Она сидела, расслабленная, прислонившись к старому тёплому плечу, и на каждое слово свечницы её сердце отзывалось благодарностью.
– Главное, ни «не украла» и ни «не обманула», главное – любить и благодарить. Будет любовь – не украдёшь и не обманешь. У каждого своя дорога к Богу и путь её тернистый и нелёгкий, проходит через страдания и скорби, но ведёт он к свету, свету Любви и Добра. Главное – успеть.
Они ещё долго говорили. Старушка поучала, порой стыдила, но она больше не гневалась, а внимала каждому слову и сердце её оттаивало.
4.
Нарядная и восторженная, стояла она в переполненном храме. Её толкали, просили передать то свечку, то записку, но это не отвлекало. Яркие сияющие люстры наполнили храм светом, и горящие свечи, как светлячки, потрескивали, переливаясь золотыми бликами, и трепетали язычками пламени. Солнечный луч восходящего солнца играл светом мозаичных окошек, и они отзывались всеми оттенками радуги, преломляясь и взрываясь буйством красок. Их цветные тени скользили по золоченым окладам икон, подсвечникам и по ликам святых, отчего те казались живыми и чудилось, что улыбаются они, глядя на молящихся.
Открываются Царские врата, тихо и благоговейно взлетают ввысь чистые голоса певчих: «Иже Херувимы тайно образующе и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое ныне житейское отложим попечение…»
Она стояла, закрыв глаза, и чистые покаянные слёзы благодарности катились по щекам. И, так же, как в ту тяжёлую ночь, душа её, торжествуя, взлетала в молитвенном экстазе, и любовью наполнялось сердце...
– Успела! – ликовала счастливая умиротворённая душа. – Успела…
18.09.2018