Кепка

Май всегда прекрасен. Особенно в Москве. Весна распахивает свои последние двери. Город зеленеет изо дня в день. На деревьях и кустарниках распускаются свежие, новоявленные листья. На газонах дружно всходит трава. На клумбах и аллеях бульваров, в скверах и парках появляются на свет цветы самых разнообразных красок. Так и хочется задрать голову выше и выше, устремить взгляд в синее небо и кричать, что есть мочи: «Весна! Весна…».
Ближе к вечеру, как обычно во все дни, Иван Платонович Думов вышел из дома, что на Тверском бульваре, и отправился на прогулку. Ему перевалило далеко за шестьдесят, а потому маршруты прогулок выбирал не дальние – отходил от дома на километра два-три – всё вокруг да около. Сегодня же он вознамерился пойти на Пушкинскую площадь, к памятнику Пушкину, где бывал тысячу, а то и более раз. «Почему бы опять не пообщаться с Александром Сергеевичем, не поговорить с ним?» – размышлял Иван Платонович.
Ходить ежедневно на прогулку он считал необходимостью – для здоровья. Бывали, конечно, дни, когда не выглядывал на улицу; особенно тогда, когда зачитывался интересной книгой. Однако сегодня, как и случалось, он не нашёл общий язык с женой, с которой прожил более сорока лет, и та, в общем-то на ровном месте учинила скандал, стала говорить всякую чушь:
– Нет, чтобы с внуком позаниматься… а ты на улицу. Ух, важный какой!.. Посмотри на себя… Лысый, как арбуз. Шея, как у быка. И взгляд-то какой?.. Глаза того и гляди лопнут…
Дальше он не стал слушать жену, а, одевшись, молча удалился.
– Гуляй, гуляй… – сыпанула она вдогонку.
Выйдя во двор дома, он вздохнул глубоко всей мощной грудью, пытаясь побыстрее избавиться от плохих мыслей после оскорблений жены. Старушка – соседка по подъезду, приютившись на лавочке, возле распускающегося куста сирени, поздоровалась первой:
– Здасьте, Ван Платоныч…
– Рад видеть вас, голубушка! – откланялся он. – Доброго вам здоровья!
Однако женщины, расположившиеся на скамейках детской площадки, как показалось ему, посмотрели на него не совсем так, как раньше, словно рассматривая его.
«Надел что-то не то..? – подумал он. – Да нет… Костюм не старый, ещё вполне модный, светлый и в полоску… Туфли светлые, не изношенные… Ах!.. Кепку-то забыл! Напрочь забыл! Но не возвращаться домой? Нет, конечно! Пусть голова дышит. Погода тёплая».
Иван Платонович покинул двор, вышел на бульвар и зашагал не спеша к Пушкинской площади. На первой встречной остановке общественного транспорта неизвестная молодая женщина посмотрела на него, как ему почудилось, неприветливо; взгляд её был явно недобрый, какой-то колючий. «Лицом ей не нравлюсь? – возникла у него мысль. – Лицо у меня обычное, пусть малость грубоватое, но настоящее, мужское…»
Чуть поодаль от остановки стояли двое мужчин, занятые беседой. Только он поравнялся с ними – они прекратили говорить и, как ему показалось, буквально вперились в него глазами, словно прошивали невидимыми пулями. «Насмехаются, видать, надо мной. Лысый, и без кепки, – отметил он про себя. – Что за молодёжь!? Зачем цепляться ко мне?».
Настроение у Ивана Платоновича падало и падало… «Жена виновата. Она «прописала» мне плохое настроение… Ух, старая! Прости меня, Господи! Ну, и язык у тебя…».
Напротив «Макдональдса», когда он шёл размеренно, никому не мешая, молодой парень, пробегая рядом, задел его плечом. Он было развернулся, вздумал догнать парня и сделать ему замечание, мол, поосторожнее, приятель… Однако в последнюю секунду от этого намерения отказался, пошёл спокойно дальше. Но мысли засверлили вновь: «Почему толкнули именно меня, а не кого-то другого? Неужели у меня на лбу написано, что у меня не всё в порядке с памятью, а потому забыл кепку дома?».
К памятнику Пушкина он подошёл в полном смятении и неуверенности в себе. Его руки постоянно находили какое-то дело… То поправлял пиджак, то подтягивал брюки, то разглаживал завьюченные брови… Нет, он, конечно, не считал себя идеальным человеком, видел и знал свои недостатки. Но, пожалуй, впервые за долгие годы он почему-то испытал чувство собственной неполноценности. «Неужели я сегодня другой? – рассуждал про себя, – Не понравился всем: женщинам на детской площадке, женщине с колючим взглядом на остановке, мужчинам на тротуаре, пробегающему возле меня парню… Неужели всё дело в кепке, которую забыл? Сверкаю лысиной, как арбуз. Как мог забыть кепку?».
Неизвестно, сколь ещё долго он мог заниматься самобичеванием, если бы не знаменитый Пушкин, возвышающийся перед ним на гранитном постаменте.
– Здравствуй, дорогой Александр Сергеевич! – обратился он к поэту. – Видишь, как годы летят?! Скоро будем отмечать твоё 200-летие… Надеюсь: доживу… если Господу Богу будет угодно… Что скажешь, Александр Сергеевич? Нравится ли тебе здешний приют на Страстной площади?
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад…
Далее Иван Платонович продолжал вслух – не так громко, чтобы не слышали проходящие мимо:
Да вот беда: сойди с ума
И страшен будешь, как чума.
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решётку как зверка
Дразнить тебя придут…
Иван Платонович неожиданно заметил: никто не обращает на него внимания; дескать, стоит человек, и пусть стоит себе на здоровье. Зачем мешать!?
Он ещё долго стоял, глядя на поэта и общаясь с ним. Уходя, поклонился ему, сказал:
– В день рождения приду обязательно. Поговорим… Вспомним Евгения Онегина и Татьяна Ларину…

Домой он возвращался в полном душевном равновесии, успокоенный и вдохновлённый. Свежий весенний воздух распирал грудь, дышалось легко. Ноги шли сами собой, без напряжения. Встречные прохожие радовали красивыми лицами и улыбками.
Не заметил, как оказался возле киоска «Цветы». В него захаживал частенько, поскольку он находился ближе всех к его дому. И в нём, в этом киоске, он знал всех продавщиц. «Зайти или не зайти? Надо зайти. Куплю цветок жене. Меньше ворчать будет».
Переступил порог киоска и встретился лицом к лицу с продавщицей Розой Михайловной, немолодой, но ещё бодрой, с прекрасной фигурой.
– Какие люди! – воскликнула она и заулыбалась сочными малиновыми губами. – Вы, Иван Платонович, как раз кстати: привезли час назад белые розы, знаю: они вам нравятся.
– Нравятся и тем, кому их дарю, уважаемая Роза Михайловна. Вы сегодня необыкновенно хороши.
Она, польщённая, не удержалась от своего комплимента:
– Иван Платонович! Вы сегодня очень привлекательны. Всё время в кепке и кепке… Позвольте заметить: без головного убора вы смотритесь гораздо моложе. И более стильно. Напоминаете Владимира Познера. Вы – красавец-мужчина! Была б свободной – сейчас бы пошла с вами под венец.
– Это откровенно? Не льстите? Мне кажется, что в моей внешности есть изъяны… Прохожие не так на меня смотрят…
– Упаси вас Бог вбить себе подобные мысли. Всё, что идёт от других людей – взгляды, жесты, мимика, слова – воспринимайте по-своему, лучше с юмором. Учтите: ныне люди, в большинстве, агрессивны и несут в себе отрицательную энергию. Мы же с вами не в деревне живём, а в мегаполисе; здесь положительная энергия убита автомобильными пробками и небоскрёбами… Когда нужно, научитесь воспринимать увиденное с точностью наоборот. Иначе одно расстройство… Ведь что мы порой видим? Приветливая улыбка превращается в усмешку. Чей-то весёлый смех переходит в злорадную потеху над вами. Кто-то тихо перешёптывается – сплетничает про вас. Бросили на вас беглый взгляд – косо посмотрели. Рядом с вами кто-то поморщился от зубной боли – о вас подумали не так. А ведь у других и в мыслях ничего подобного, плохого, нет и не было. Это всё – плоды вашей фантазии, вашего настроения. Вы настраивайтесь всегда на положительное, представляйте себя в наилучшем свете, и люди будут воспринимать вас соответственно. На своих недостатках ни в коем случае не зацикливайтесь, не придумывайте их.
– Извините, Роза Михайловна. Откуда у вас такие взгляды?
– У меня дочь – психолог; она давно убедила меня в том, что негативное отношение к себе можно и нужно менять на позитивное. Просто махните рукой на всё, что досаждает вам. Отвернитесь от своих недостатков и переключите внимание на достоинства. У вас, Иван Платонович, достоинств предостаточно: аристократические манеры, остроумие, обаяние… Вы всегда и одеваетесь со вкусом, невзирая на моду, выглядите элегантным… И лысая голова, без головного убора, украшает вас. На Познера похожи!
– Благодарю вас, Роза Михайловна! Благодарю! Однако дайте мне две белые розы.
Она отпустила ему цветы, он расплатился, и одну розу вручил ей. Вторую, как и задумал, приготовил для жены.
Он собрался было выходить из киоска, а Роза Михайловна, видно, разговорившаяся, вновь обратилась к нему:
– Иван Платонович! Раскрыть вам секрет вечной молодости? – она смотрела на него влюблёнными глазами. – Вам надо влюбиться.
– Я женат.
– Ну и что из этого? Некоторые мужчины, насколько знаю, имеют по несколько любовниц. Да, да… К числу таких относится мой родной папа. Ему под восемьдесят. И ничего… То с одной молодушкой роман крутит, то с другой… Жена его, то есть моя мама, ни о чём не подозревает… Потому что папа ещё числится ведущим хирургом и почти ежедневно выходит на работу…
Иван Платонович, чувствуя, что данный разговор может затянуться надолго, прервал Розу Михайловну:
– Извините! Тороплюсь. Спасибо за советы. Он откланялся и вышел на свежий воздух. «Всё хорошо в меру, – заключил про себя. – Даже любовь требует меры».
Он шёл по бульвару домой, держа в руке завёрнутую в целлофан крупную белую розу. Душа его пела и смеялась. Ему было легко и радостно. Казалось, что все женщины, встречавшиеся на его обратном пути домой, окидывали его нежными взорами, дарили ему улыбки… И он любовался окружающим миром, едва поспевал улавливать глазами все многочисленные прелести и радости, которыми был наполнен город. Ему блеснуло в лучах заходящего солнца одно окно дома напротив, другое, третье… Ему посигналил водитель проезжавшего мимо автомобиля… В арке дома стайка молоденьких девчонок замахала дружно руками – махали ему…
Во дворе дома, где он жил, детская площадка была заполнена детьми и взрослыми. Его появление заметили, многие на площадке остановили на нём свои взгляды. Он поднял белую розу над головой и помахал ей всем, всему двору.
Старушка-соседка, приютившаяся на лавочке возле куста сирени, опять подняла на него голову и прошепелявила:
– Здрасьте, Ван Платоныч!
Он зашёл в квартиру. В прихожей, на полке, лежала его кепка; взял её с полки, открыл шкаф-купе и забросил на самую верхнюю полку, отметив про себя: «Впереди лето. Обойдусь без кепки».