Луиза, Толян, я и природа

Александр Квиток


из повести "Какие наши годы!"


Разумеется, наше отношение (я имею ввиду себя и Толяна) к сложившемуся в отряде любовному треугольнику не было совсем уж спокойно-наблюдательным или нейтральным. Да, мы участвовали в драме, как статисты, но на то время мы чувствовали себя вполне созревшими (половозрелыми) молодыми мужчинами для того, чтобы понимать это, не очень трудно объяснимое, сильное притяжение к слабому полу. А оно (притяжение) имело место, и в себе, во всяком случае, я его ощущал постоянно и целенаправленно. Я влюбился в Луизу, в эту строгую восточную женщину, влюбился сразу, привычно для себя и незаметно для других, как только увидел её в отряде и всмотрелся в её черты и статную фигуру.

Сколько я себя помню, а я помню себя, начиная с четырёх лет, у меня всегда была потребность в кого-то влюбиться и пестовать образ любимой женщины в своём воображении. В четыре года влюбился в молодую и, само собой, красивую женщину в станице Вознесенской, где мы жили в эвакуации, и провожал её влюблённым взором, идущую по улице, до тех пор, пока она ни скрывалась за поворотом.

Потом не отрывал влюблённых глаз от детсадовской воспитательницы, которую звали Любовь Петровна.

 Чуть позже весь вечер не сводил восхищённых блестящих глаз от «пиковой дамы» – красивой черноволосой женщины в чёрном платье и с обнажёнными белыми плечами. Она пришла в гости к нашему соседу дяде Коле, и они отмечали встречу бывших фронтовиков. И почему-то они сидели только вдвоём за столом, сидели и тихо разговаривали, а тётя Люся, жена дяди Коли, подавала им питьё и закуски, сама же тихонечко сидела в сторонке, готовая по первому взгляду мужа принести или отнести что-то. Мы, детвора, играли тут же в комнате, а я сидел так, чтобы видеть эту брюнетку с красивыми плечами, так похожую на пиковую даму с игральных карт. Весь вечер я смотрел только на неё, и она заметила мой к ней интерес, и бросила на меня несколько быстрых взглядов с какой-то лёгкой загадочной улыбкой. И я, конечно, был на седьмом небе от радости, что она одарила меня своими взглядами. И мне казалось, что именно с неё нарисовали пиковую даму на картах. Больше она так и не появлялась в этом доме, а я втайне надеялся увидеть её хотя бы один раз. Но, но…Не состоялось. Запомнились мне эти женщины на всю жизнь.

И в дальнейшей моей жизни мне всегда требовалось жить так, чтобы быть обязательно влюблённым в какую-то женщину. Но не всегда вблизи имелся подходящий объект воздыхания, и тогда жизнь катилась однообразно и скучновато.

Я завидовал Толяну – он уже несколько раз ходил в маршрут с Луизой, а мне всё больше доставались маршруты с Кордовым или с Витьком, реже – шлиховые маршруты с Гришкой. А мне так хотелось сходить с ней в маршрут. Целый день наедине с красивой женщиной да ещё и на природе! Впрочем, в маршрутах природа сильно отличалась от роскошной лагерной поляны возле реки. Крутые склоны, глубокие балки, скалистые обрывы, высокие водопады – всё это суммировалось с приличной протяжённостью маршрутов и со всё возрастающими подходами к ним.

Возвращались из маршрутов мы всегда уставшие, возвращались поздно, иногда даже затемно. Но было приятно получить миску с едой из рук Луизы да ещё с ласковым: «Кушайте на здоровье!».

Я понимал, что у меня нет никакой надежды на взаимность. Я видел, как она смотрела на Василия. Для неё существовал только один мужчина из всех, это было так понятно. Но меня вполне устраивала моя безответная любовь к этой женщине. Мне достаточно было того, что видел её каждый день, слышал её голос и украдкой поглядывал на неё не слишком пристально, дабы не заметили окружающие. Здесь в отряде, на маленьком пятачке жизненного пространства, трудно было скрывать свои симпатии, но, мне кажется, никто об этом не догадывался. Во всяком случае, никаких шуток в мой адрес не прозвучало. А уж ревнивый и едкий на язычок Гришка непременно бы высказался.

Окружающая нас природа, особенно густая сочная зелень деревьев и поляны, несомненно действовали на нас, возбуждая в нас высокие (и низкие тоже) инстинкты и большое желание любить, сочинять стихи и петь романсы под гитару. Но гитары и гитариста в отряде не было, поэтому обходились взглядами, намёками, лёгкими прикосновениями при всякой возможности.

Потому и ценили мы недолгие посиделки у костра после ужина. Здесь даже молча сидеть и смотреть на пламя было интересно. И приболевший Василий тоже выходил из своей палатки в полусогнутом состоянии и, кряхтя как старик, усаживался на чурбак поближе к костру, повернувшись к теплу спиной. Говорили мало, больше молчали. Гришка пытался всех развеселить своими бесчисленными байками и анекдотами, но особого веселья его юмористический жанр не вызывал. Спать ложились рано, ибо вставали тоже рано, а усталость после маршрутов давала себя знать. Августовские ночи становились всё длиннее, маршруты – тоже.


1959-й год от Р.Х.