Ночь.
Сижу на корточках среди кустов роз, наблюдая за ежом, бегающим по дорожкам парка. Керченский порт ярко освещён. Буксир подошёл к причалу морского вокзала, плеснув волной в берег. Яхта, стоящая у набережной, черкнула мачтой по звёздам, и опять наступил покой.
Два дня назад вышел на яхте из Геленджика, благоприятный ветер привёл меня в Керчь. Сегодня 21 июня 1981 года. Я тридцать два года живу у моря, всего себя отдал ему, работая на судах, катерах, яхтах и вот я у входа в Азовское море. Вечером, просматривая навигационную карту, сделал прокладку курса на порт Бердянск. Азовское море не впечатляет размером, пройти мне предстоит всего девяносто восемь миль. Но на яхте я буду один, поэтому не спится. Что принесёт мне наступающий день?
Пять часов утра. Отвязываю швартовый, завожу мотор, выбираю якорь.
Треск мотора разрывает тишину. Позади остаётся причал морского вокзала. Керченский пролив изучен только по картам. Несколько лет назад заходил сюда, будучи старшим помощником капитана, на двадцати тонной шхуне «Таврида». Сейчас я яхтенный капитан и представляю всю команду на пяти метровой прогулочной яхте серии «Ассоль». С двенадцатисильным подвесным мотором лодка резво бежит по каналу. Сложно разобрать навигационную обстановку с низкой яхты. В кокпите лежит лист фанеры с картой. Один за другим проявляются «сигары» фарватерных буёв. Тьма рассеялась, перестали мигать буи.
Навстречу идут суда, проходя борт к борту.
В пролив задувает лёгкий ветерок. По правому борту порт Кавказ.
Расхожусь с большим болгарским теплоходом. С крыла мостика приветливо машет рукой моряк. Теплоход выдавливает волну, зарывая яхту носом в воду. В рубке грохот от падающего снаряжения. Находящаяся в кокпите стеклянная банка с питьевой водой катается, пролив содержимое в шпигат.
И так до прихода в порт пить нечего. Котелок «78 миллиметрового» компаса, вылетел из кардана – теперь до конца похода, катушка будет плавать с перекосом. Мотор работает, выводя меня к Варзовскому бую, месту встречи лоцманов. Глушу мотор, впереди Азовское море.
В проливе была спокойная вода, а здесь встречает небольшая волна со стороны Таганрогского залива. Поднимаю парус-грот с топовым стакселем, закрепляя шкоты в стопорах. Яхта идёт в бейдевинде. Шкотовая лебёдка, стопора, добавочный такелаж через краспицы, кормовой релинг это моё усовершенствование компромиссной яхты «Ассоль» для морских походов. Яхта движется к намеченной цели.
Курс на норд в порт Бердянск. На компасе ноль градусов, ветер умеренный в правую скулу. На часах 8-00. Вокруг пустынный горизонт. Солнце начинает припекать, ветер с норд-оста усиливается. Яхта окунается иллюминатором в воду, приходится потравливать шкоты.
Это уже не для одиночного плавания на пляжной яхте.
Бросаю румпель, шкоты, кидаюсь к фалам, срывая топовый стаксель.
Яхта разворачивается, мчась в фордевинде. Вытаскиваю из рубки и ставлю лавировочный стаксель. Брызги, сорвавшись с волн, заливают палубу. Люки в рубке и ахтерпике завязываю шкертами. На всё это уходят минуты.
Опять держу правой рукой румпель, в левой шкоты парусов.
При сильных порывах ветра потравливаю шкоты. Теперь до северного берега моря левый борт яхты не будет выходить из воды, а я не буду выпускать из рук шкоты и румпель. Глаза вращаются от компаса на паруса, с парусов на набегающую волну и опять на компас. Предполагая большой дрейф, беру поправку курса к северу. При точном удержании курса надеюсь увидеть берег в один час ночи. Штормовая погода ошарашивает. К полудню ветер достигает двадцати метров в секунду, о чём позже сообщили в порту. Волна встаёт крутая, на полтора метра выше палубы. Постоянно работаю шкотами и румпелем.
Руки потеряли чувствительность. Сижу мокрый от брызг. Мыслей нет, работаю инстинктивно. От норд-оста хлёсткий ветер поднял в воздух брызги, срываемые с волн. Растравленные паруса трепещут. Яхта несётся по волнам. Определяюсь по времени и примерной скорости. Солнце склоняется на запад, наступают сумерки. Ветер свирепствует, каждая волна несёт гибель. Предельное напряжение сил и нервов. Умудряюсь заменить стаксель штормовым. Грот рифить нельзя, появится сильный дрейф. «Ассоль» даже с нормальной парусностью не ходит круто к ветру. Паруса оглушительно хлопают.
Справа на горизонте вырастает буксируемый плавкран. Постепенно сближаемся. В такую погоду ночью нельзя подходить к мелководному берегу с длинными косами, а лавировка – самоубийство.
Принимаю решение сблизиться с плавкраном и попросить буксировки.
Прохожу вдоль судна, подавая сигналы, понимая, что снизить скорость они не могут, ведь сзади парусит плавкран. На кране собрался весь экипаж, разглядывающий меня с участием и жалостью. Подвожу яхту к борту, оказываясь на метр то выше, то ниже палубы крана. В меня бросают выброску от буксирного троса. Отпускаю румпель, шкоты и начинаю выбирать фал, проводя его в нос яхты. Скорость уходящего крана велика. Трос натягивается, прижимая меня к форштагу. Нет человеческих сил, удержать трос уходящего судна.
Падаю в кокпит, разбивая губы.
Всё, я один в наступившей ночи.
Тот же курс на норд. Керосиновый фонарь компаса и фонарь, подвешенный на релинг, коптят, не давая света. Тушу их. Катушку компаса подсвечиваю электрическим фонариком. В полночь увидел слабые проблески маяка.
Определил как огонь маяка на Белосарайской косе у посёлка Ялта.
Выходит, я переборщил с поправкой на дрейф. Зарифливаю грот, потравливаю шкоты, направляя нос яхты на 260 градусов. Яхта пошла спокойней, взбираясь на гребни, проваливаясь между волн. Впереди меня ожидала Бердянская коса. Весь путь проходил в районе артиллерийских стрельб. В темноте освоился, чутьём принимая волны. Руки ныли от шкотов и румпеля, шкоты пришлось наворачивать на ноги. Справа висит розовый шар луны. Оглянувшись, за кормой увидел красный и зелёный огни приближающего судна. Осветил фонариком парус. Огромный чёрный борт теплохода прошёл рядом. Постоянно обливаемый водой и продуваемый ветром дрожу от холода.
Между порывами ветра нырнул в рубку, выскочив в непромокаемой куртке согревающей тело. Сижу в полном отупении. На севере от горизонта оторвалась светящаяся капелька, оставляя за собой кометный хвост, понеслась вверх. Раздвоившись, падая, угасая, излучая изумрудный свет, исчезла среди звёзд. Я наблюдал и раньше запуск ракет, но в этот момент вспомнил о летающих тарелках и безбрежности мира.
Вот я один, вокруг ревёт стихия, космос мерцает звёздами и я часть Божьего замысла. Не успел забыть о ракете, как стала падать звезда, быстро увеличиваясь до размера шарика пинг-понга. «Это» падало прямо на меня, дёргаясь во все стороны, вдруг исчезнув.
Что не говори, а летающие тарелки существуют.
Переживая увиденное, заметил проблески Бердянского-Нижнего маяка.
Ночь истекала, маяк загорался ярче. Открылись огни города Бердянска.
Волны становились всё выше. Яхта уже взбиралась на холмы, вырывающиеся из мрака. Единственное облегчение, они стали положе. Наконец вышел на траверз всех этих огней; красных, зелёных, белых мигающих и мерцающих.
Приближаюсь к маяку. Карта с лоцией не дают представления обо всём увиденном. Определив огни подходного фарватера, прохожу первые два огня.
О Всевышний!
Я опять вижу навигационную обстановку такой как и час назад, как будто не было лавировок и перемещений в пространстве. Не сошёл ли я с ума.
Сил нет, впереди страшная Бердянская коса, не имеющая высоты над уровнем моря. Надо ждать рассвета. К утру наступает усиление шторма.
Мрак ревёт, свистит и возносится. Меняю галсы вдоль огней города.
При повороте грот-парус, захлёстывает за краспицу мачты и уже никак не удаётся его освободить. Яхту начинает ложить мачтой на волны. Хватаю нож, кидаясь на парус. Сейчас от него останутся куски, и яхта встанет, а потом? Достигнуть берега без грота даже с улучшением погоды будет невозможно.
Бросаю нож и лезу на мачту, освобождая парус.
Он хлопает, наполнившись ветром, а я скольжу вдоль вант головой в палубу. Сознание вернулось в воде. В сумраке вырисовывается белое пятно паруса. Охватывает не ужас, а животный инстинкт – жить.
В кедах, брюках и непромоканце плыву к белому пятну.
Возможно, прошло много времени, пока достиг дрейфующей яхты, повиснув на планшире. Вместе с яхтой то вырывался из воды, то уходил под волну, пока собрал силы и влез в кокпит. Солнце осветило беснующее море.
Справа на якоре стоят океанские суда. Далеко впереди виднеется город.
С его стороны катятся волны, и ветер бросает в лицо морскую пену.
Яхта круто не идёт. Делаю лавировки по одной миле, а оказываюсь там, откуда начинал. Уже полдень. Встал освободить гик, зацепившийся за ахтерштаг. Гик рванулся за борт, выбросив меня в море.
Яхта бежала вдоль волны, а я, держась за шкоты, создавал свою кильватерную струю.
Последние силы ушли на вползание в кокпит. Всё, будь что будет, а я отдыхаю. Сорвал паруса. Яхту ложит мачтой на воду то с одного, то с другого борта. Связав имеющиеся фалы, выбросил с носа привязанную полузатопленную канистру и ведро. На кормовой релинг растянул парус, но яхта так и не развернулась носом к волне.
Ну что же «Ассоль» хорошее, остойчивое судно.
С этой мыслью вполз в рубку, закрыл люк и упав на груду разбросанных вещей забылся, тут же вскочив. Я не в океане, меня несёт в районы, запрещённые для плавания, а находясь у цели стыдно сдаваться.
Ведь море – смысл моей жизни.
Я мечтал о яхтенных океанских плаваниях с восьми лет, после того как отец дал мне брошюру о плавании Тура Хейердала на плоту «Кон-Тики».
Нужно действовать, на ночь оставаться здесь нельзя. Решил идти за Обиточную косу. Эти тридцать пять миль надо проскочить до захода солнца.
Но сил не было.
Отыскал разбросанные консервы, пить нечего, кушать не хочется, подташнивать начало. Вылез из рубки, подняв паруса, взял румпель, и яхта помчалась на запад. Шкоты нельзя закреплять. Налетающие шквалы прижимают паруса к воде. Стараюсь не смотреть на руки. Пальцы распухли, из под ногтей сочится кровь. Вытирая ладони о рубашку, выкрасил её в красный-кровяной цвет, зато приобрёл второе дыхание. Все чувства отделились от тела, веду яхту, смотря на себя со стороны. С правого борта появился берег. Значит пройден Бердянский залив.
Вот посёлок Ногайск и коса Обиточная пунктирной линией.
Солнце склоняется к горизонту, а коса всё не пройдена.
Кончается суша, мысль о смене галса, но дальше выплывает продолжение косы. Лоция сообщает о продолжительном мелководье на оконечности косы, обходя, ухожу как можно дальше. Видно глубина минимальная.
Проваливаясь между волн, задеваю швертом дно. Так шверт шаркает полчаса. Понемногу волна уменьшается, а картушка компаса показывает обратный курс.
Я за косой. Идти у мелкого берега с расставленными сетями опасно.
Держу нос на норд-вест к видимому крутому берегу. Темнота поглощает все ориентиры. Со стороны суши нет огней. Кошмар! Мелководный берег может возникнуть сейчас, или до него ещё много миль. Всю ночь хожу по Обиточному заливу, каждую секунду страшась быть выброшенным на береговой песок.
Волна не большая, но крутая. Это вторая моя бессонная ночь в Азовском море. Начали возникать слуховые галлюцинации. Слышу зовущие голоса родных людей. Сидеть больно, Любое мягкое уже не является мягким. Рот пересох, язык раздулся, заполняя весь рот. Постоянно мокрый, мочу голову водой, наклоняясь, хватаю ртом проносящиеся волны. Вода горьковатая. О цивилизации напоминает лишь гул реактивных самолётов.
Но вот наступает рассвет. На севере вижу два трёх этажных здания на берегу. Против ветра яхта не идёт. Завожу мотор, в баке ещё плещется бензин.
С приближением берега исчезает волна. Заглох мотор, высосав последние капли топлива. Яхта по инерции входит в зону купания пансионата. Бросаю якорь.
Вытаскиваю в кокпит надувную трёх местную резиновую лодку.
Взяв канистру и банку для воды, гребу к пляжу. Берег пустынен, женщины убирают территорию. Узнаю что посёлок далеко, а нахожусь в пионерском лагере. Питьевая вода привозная, налить в банку отказываются, но видя моё состояние сжаливаются дав напиться и взять с собой. За большие деньги достаю бензин, в придачу получаю булку хлеба. Не передохнув, возвращаюсь на яхту, поднимаю паруса и иду на Бердянск. Сильно болит живот от выпитой сероводородистой воды. На ходу развожу в воде сгущённое молоко, выпивая с булкой хлеба.
Не в моих правилах останавливаться на половине пути.
Шёл в Бердянск и пока там не окажусь, не успокоюсь.
Обогнул уже знакомую косу, избежав расставленных рыбацких сетей.
Удивил метровый осётр, выпрыгнув из воды, с шумом скрывшийся в море. Такого я ещё не видел, хотя побывал в трёх океанах.
В полдень вышел в Бердянский залив, взяв курс на город.
Шторм не утихал, солнце немилосердно жгло. Брюки на коленях порвались, и обожжённая кожа полопалась. Лицо покрылось коркой. Глаза от постоянного разглядывания компаса и горизонта, слезились. Наконец увидел блестящую точку на горизонте. С каждым часом она увеличивалась, превращаясь в многоэтажное здание. Заканчивались третьи сутки пребывания в Азовском море. Порт вырастал, а яхта всё шла и шла. Наконец волнолом. Обойдя причал порта, увидел яхты стоящие на рейде у причала морвокзала.
Под мотором подошёл, к стенке яхт-клуба.
Часы показывали двадцать один час. Капитаны крейсерских яхт доброжелательно встретили меня, но с недоверием отнеслись к моему переходу. Собравшиеся яхты участвовали в регате на кубок городов Азовского моря, а продолжающийся шторм лишь слегка зацепил их. В результате одна яхта стояла со сломанной мачтой ожидая буксировки в Ростов на Дону.
Бердянск красивый город, но я занят приведением яхты в порядок и отдыхаю. Предстоит обратный переход. Двадцать шестого июня в полдень, прощаюсь с яхтсменами, сидящими на яхтах, и под парусами отхожу от причала.
Иду домой.
Потрепавший меня шторм окончился. Ветер повернул, дуя мне в лоб с юга.
Делаю лавировки по полмили. К заходу солнца всё ещё не пройдена коса.
Решаю вернуться назад. Швартуюсь на прежнее место у причала, ложась спать.
На пять часов утра завожу будильник. Будят меня биологические часы, будильник не звонил. Прохладное утро, в порту кипит работа. Под мотором ухожу по фарватеру. Вот последний буй с ревуном. Ставлю топовый стаксель и грот.
Яхта окунает правый борт по иллюминатор мчась на юг. Курс 180 градусов на порт Керчь. Ветер свежий с зюйд-оста. Паруса работают на полном бейдевинде. Глаз не отрываю от картушки компаса. С парусами и румпелем работаю на ощупь. Рассчитываю к заходу солнца увидеть берег.
Кокпит завален банками с берёзовым соком. Солнце ослепительное.
Обожжённая кожа болит, руки по локти обёрнуты ветошью, всё равно шкоты мучительно держать. В воздухе проносятся мириады мошек.
Временами паруса становятся чёрными под насекомыми. Мошки больно кусаются. Весь поход, работая с парусами на маленькой не огороженной, уходящей из под ног палубе, проделывал акробатические трюки. Бросая румпель, одним прыжком достигал мачты, обратно грудью падал в кокпит на румпель. Сейчас тело покрыто кровоподтёками, лоб рассечён, зуб шатается, но я счастлив, делаю свою любимую работу. Занятый гонкой по наикратчайшей прямой, не замечаю, как подкрадывается вечер.
Куда же меня выносит яхта?
Ведь на горизонте уже видна полоса земли. Узкая полоска превращается в крутой холмистый берег. Как обнаружить пролив в этой сплошной линии берега? Но вот в сумерках замигал маяк. Сверившись с картой и секундомером, определил как Еникальский маяк.
Какая невероятная точность выхода!
Недаром глаз не отрывал от компасной катушки. Берег погасил ветер, паруса повисли. Запускаю мотор, спеша выйти на рекомендованный курс. Темнота застаёт на первых буях фарватера канала. Весь берег вспыхивает огнями.
Соствариваю маяки порта Кавказ. Справа и слева проходят светляки буёв, на три метра торчащих из воды. Между светящимися, стоят не освещённые буи.
Они вызывают беспокойство. Столкновение с ними грозит пробоиной.
Стою в полный рост, пользуясь удлинителем румпеля. Фонариком освещаю парус для проходящих судов, те опасно сближаются, чтобы осмотреть необычный светящийся предмет.
Ору песни.
Пройдя паромную переправу, поворачиваю на Камыш-Бурунские створы.
Открылась озарённая огнями Керчь. Чаще встречаются суда в проливе.
Как здорово чувствовать себя сильным, ведь я в одиночку выстоял против стихии на маленькой пляжной яхте, прошёл всё Азовское море. В полночь подошёл к набережной морского вокзала, закрепив швартовые на той же стойке ограждения и растянувшись среди кустов роз, наслаждаюсь цветочными запахами и неповторимыми звуками морского порта.
Меня ждет родное Чёрное море.