Мы с Гильбертом сидели на двух лавках под единственным посреди дворика кустом чахлой сирени и что-то бренчали на гитарах.
Из подъезда то и дело выскакивала женщинка в легком халатике.
Она расторопно лавировала меж расставленных по асфальту луж и, выбегая в арку, озабоченно, словно галка, крутила головой, с нетерпением кого - то поджидая.
Не прождав и минуты, продрогнув, она тем же путем возвращалась.
- Любимого ждет... - разъяснил мне Гильберт.
- А вот и любимый, - снова вскоре пояснил он, не переставая бренчать.
Кульгая на протезную ногу, из арки к подъезду гоголем прошествовал немолодой уже но крепкий мужик.
Минут через пять из раскрытой форточки сверху послышались возбужденные голоса.
Я посмотрел на Гильберта.
Он самодовольно кивнул мне.
Затем через весь дворик стал метаться возбужденный перемат, и даже, похожая на потасовку, возня с перестановкой мебели.
Я перестал играть и, уже требовательно, посмотрел на Гильберта.
- Ментов не надо, - он выглядел еще довольнее.
Стихло все резко и неожиданно.
- Вот... А сейчас - такая любовь там!... - С апломбом провозгласил мне Гильберт и, даже, показал какая именно любовь, закатив к небу глаза.
В задумчивости мы стали наигрывать "Хей Джуд"...
***
Сначала за дверью подъезда послышалась короткая словесная перепалка - и только потом она распахнулась.
С той же самоуверенной повадкой калеки мужик первым шагнул за порог, за ним, в том же халатике, в дверь прошмыгнула и женщинка.
Они пошли к арке.
Поддерживая "любимого" своего сбоку, она, то и дело ступая в лужу, заглядывала ему в лицо и что-то жарко говорила.
Тот важно молчал.
Проводив его до арки, женщинка торопливо просеменила мимо нас и юркнула в подъезд.
- Завтра снова придет. А может и не завтра. - Гильберт был безжалостен.