Начало
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее
http://www.proza.ru/2018/09/13/1230
ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ
МЕДВЕДЬ
И дивились учению Его, ибо слово Его было со властью.
Евангелие от Луки.
Подошвы чешутся — к дороге; мужу и жене опасно ужинать в потёмках, потому что их ребёнок будет вором; если подуть в горлышко опустошённой бутылки и попросить денег, а затем быстро заткнуть бутылку пробкой, - деньги всегда НЕОЖИДАННО появляются. Есть множество примет, бесконечное число способов привлечения удачи, да не годны они для полной неизвестности. Куда едут теперь? Что предстоит? Силой пирокластического потока * выкинуло их сюда, тем же образом следует вернуть.
«Marienkafer, kannst in den Himmel, bring mir Brot, schwarz und wei?, nur nicht von verbranntem».
Гришка в полёте увидал жучка, подброшенного с ладони Фогелем. Благополучен старт: «Коровка-муровка, лети на небко, принеси нам хлебка, чёрного и белого, только не горелого». Надо же, у всех имеется одинаковое, верное, сравнительно простое средство добычи пропитания, но почему-то пашут, сеют, а не подбрасывают букашек целыми днями круглый год.
Бастиан, кажется, придремнул, утомлённый размышлениями. Говорить не хочется, но хочется отмахнуться от мыслей, которые всегда тут.
Читавшему про Верден и вообще увлекавшемуся батальными сценами Дитеру понятно: случай на болотах – мелочь из мелочей в великой войне, а участники боестолкновения – всего лишь коллаборационисты из шуцманшафт * с одной стороны и бойцы незаконного формирования с другой. Однако если глянуть календарь, оценив количество проведённых в неволе дней, возникает вопрос о мощи формирований и бессилии власти.
Вооружённый конфликт (так написано) развязывают политики. Военные же заверяют в своей способности победить, не будучи сами в том уверены. Чрезвычайный простор, как и горный ландшафт, на руку обороняющимся, особенно если решено вести партизанскую войну. Оккупант может с боями занять территорию, но отыскать и уничтожить партизан чаще всего не в состоянии. Жители умело используют местность, сводя на нет количественное и огневое превосходство противника, посредством упорства и стойкости изматывают его.
Вот пример: Довольно немногочисленные христианские общины Ливана и Сирии более тысячи лет защищают свои горные сёла от живущего внизу мусульманского населения. Но если в горах узкие проходы, которые удерживают чужеземцев, также мешают горцам спуститься, то среди леса и болот – «поток» в одну сторону, «капля» - в другую.
Русские – далеко не исключение. 13 января 1842 года до британского форта в Джелалабаде добрался окровавленный и измождённый военный врач Уильям Брайдон. Когда его спросили, где остальные войска, он сумел лишь вымолвить: «Вся армия - это я». Так британцы узнали о полном разгроме экспедиционного корпуса в Афганистане численностью 20 тысяч человек. А южная Африка! Не военные действия в конечном итоге подчинили Буров, но сеть политических и экономических уловок. И если он был там и вышел живым, то здесь подавно знает, что делать.
Ого! Из-за поворота! Неужели? Разумеется, Дэми! Его велосипед! Ганс не догадывался, что счастье может быть таким полным.
- Дмитрий Данилыч! – Окликнул Сулимова Гришка. – Вам разрешили вставать?
- Нет.
- Как же!
- Очень просто. Эдисон удрал.
- И чего!
- Следует поймать, чтоб – неповадно.
- Зачем же так! Только скажите, Дмитрий Данилыч мы вам десять Эдисонов поймаем!
- Не надо. Пусть будет один, собственноручный.
- Куда сбёг, как вы думаете?
- По всему видать, на Талый, дабы спастись от диктанта.
- Сенькины слыхали про диктант; Ясенев – Лизу Макеевну огорчить. Значит, по пути нам? Давайте меняться. Сподручней будет.
Гришка перехватил руль, отстегнул и бросил в сено гомонок * с багажника, краем обратив внимание, - не звякнули гаечные ключи, долженствующие храниться там. Простой, казалось бы, жест, машинальный. Именно так вершатся судьбы, задним числом отмечается поворотный миг. Не догадался о нём Буканыш, только увидел - Сулимов почему-то под левую руку перекинул кошель.
Вот она трансмиссия, передаточный механизм!– Отпадом или восторгом светится Гришкина рожа.
– Сорокин от вас удрал, вы – от Акули, а ей на кого удиралово перекидывать?
- Смерть, знаешь ли. Вполне подходящий кандидат.
- Почему?
- Акулиниными стараниями эта пакость прочь бежит, да ещё как драпает, пятки подмазав. Люблю её, умница. Записочку оставил. Немцев-то куда?
- К западу двигать велено. Тут любым перебежчикам прохода нет – убьют до выяснений. По Лутовням катавасия та ещё. От Чекан и Бахарева, на юг вплоть до Медяниковой, Зубовки – разворошён «муравейник».
- Поберечь бы - прикоснулись ведь.
- Бережение, Дмитрий Данилыч, малоценно, если самоцель. Сотне и даже двум смертям не бывать, а одной не миновать.
- И то, правда. Ты, Гриша, веруешь ли Господу?
- Да.
- Веруй, не бросай. Держись за него зубами и лапами, сердцем держись. «От глупых и невежественных состязаний уклоняйся, зная, что они рождают ссоры». * Говорят при тебе кощунственное – пожалей заблудших, попроси. Дастся миром слово – ответь. Помнишь ли третью Царств: не землетрясение, не огонь, «веяние тихого ветра, и там Господь».
- Читал, мамка указывала.
- Вот и ладно. Стало быть, так. Хочешь слово произнесть (если прав) берегись страстных пожеланий. Разницы нет, добры ли, гневны ли. В бою – ровно это же - следует Господа чувствовать: чтоб рядом был. Запомни: горе подымает, правда ведёт.
- А страх?
- Повод он – помощи позвать. Андрей-то как же?
- Кто б ведал его… - пожал плечами Гришка. – По виду – вроде сознаёт, а поговором – уклоняется.
- Пустые, может, словеса? Ты вот чего, скажи о том при случае, знали бы, которые вместить способны. Очень уж хочется мне, чтоб дожили, все дожили. Рад, что повстречал тебя. Большая трудность предстоит. Ты уж как можешь… за всех, кто там… а я-то! Будем, милый, будем.
Вот оно! Легенда – Эдисон, прикрытие. Круг по мосту розовому нужен генералу. Навряд какие-то советы (не здешняя игра). Благословить следует, помолиться с теми, кто может вместить. Теперь же – его минута. Резинки руля под Гришкиными пальцами ощетинились множеством иголок, брызнула пред глазами крупа.
- Скажите, Дмитрий Данилыч, - выговорил не сам, главное человеку что? Бог – понимаю, а в мире?
- Первое – Сулимов отвечал, - Земля, Господом данная, Родина, запомни. Я счастлив оттого, что взглядом к этой луже прикоснуться могу, рукой, лицом утонуть. Не я один, все мои. Все тут, представляешь! А сколько их отброшено! Скажешь: «сами», - ой ли. Взрывом революции ошмётки разметало, возмездие за вековую нелюбовь, сытую неблагодарность поколений. Одним расплата, другим мученичество.
Итак, первое – Земля, с праха которой взяты, данная Господом людям (мужчине и женщине). Второе из главного – жена (муж).
- Как же Рязанка Авдотья сказала: «Брата человеку негде взять!»
- Брата, Гришенька? Авдотья по всё в Орду явилась, ладошка Богородицы: мать, жена, сестра и далее во всех лицах. Всю Рязань ей надобно было увести, всех покрыть Господней милостью, всех, понимаешь! Для этого душу ханскую постигнуть следовало ей, вот и дадено Господом таковое слово, даже басурманину понятное.
Жена после Земли, Гришенька, Первозаповедь. Удалось её исполнить – счастье при тебе. Нет – куда кривая вывезет, где Господь сжалится. Третье – труд, созидание. О том же и оттуда же – Генезис, * первая глава: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над зверями, и над птицами небесными, и над всяким скотом, и над всею землёю…» Несчастлив без дела человек и счастлив, имея дело жизни.
Иглы с рук ушли; расступился ветер, позволив травам подняться в рост. Гришке на ходу, прям с велика захотелось Сулимова обнять, погладить волосы, только не та честь. Вылетел из чепыгов * крохотный, тонко звенящий снаряд, взмыл над дугой и распластался у него на груди человечек.
- Что это! – Охнул Сулимов. - Володя! Откуда, с кем!
- Пииииииии.
- Не понимаю.
- Пууууууу!
- Тем более. Нука, нука, погляди на меня! Вот так. Нет повода бояться, всё уж. Ну, зачем тут, обормотик, маленький животик!
- Если обормот, то большой живот? – Сглотнул рыдания Володя.
- Большой? Это – уже девиация. Случилось что, почему ты здесь один?
- ,Арьер гран папа! – Залопотал Володя по-французски. - Только вам! Только вам, чтобы понятно. Вы не прогоните меня с биостанции! Они не понимают, и это хорошо!
- Ты, мой друг, должен успокоиться и рассказать порядком, чтоб было, как хочется тебе.
- Скажу, да! Конечно, скажу. Я потерялся. Я перешёл через ручей и не смог вернуться обратно. Твёрдый берег исчез, хотя всё осталось на местах. Разве так бывает!
- Для чего перешёл?
- Мы собирали ягоды. Я увидел много ягод на той стороне и перешёл ручей, не спросив разрешения. Эти ягоды лишь издали выглядят красными, на самом же деле, созревать им недели через две, так предполагаю. Песчаной выемки, являющейся приметой для брода, не оказалось там, где я её оставил. Что это значит? Зачем он свистит! Зачем!
- Сообщает окружающим постам, что нашёлся мальчик.
- Кому?
- Всем подряд, и потерявшим тебя в частности.
- Как?
- Посредством свистового слова. В лесу - не самый надёжный способ (направление путается), но за неимением – вполне пригодно. Слышишь, ответили.
- Нет! С другой стороны отзыв. Я пришёл оттуда.
- Правильно. Эхо обманывает, но в данном случае разницы нет. Слышишь: ещё звуки, ещё. Знают все вокруг, передадут дальше: ты нашёлся, ты в безопасности. Можешь быть спокоен и ехать со мной.
- Что же делать, арьер гран папа? Никогда, никогда больше не возьмут меня в лес, не позволят остаться, если мама уедет! Я хочу остаться здесь! Мне нравится наш класс, нравится наблюдать животных, хочу работать в этой области, когда вырасту!
- Погоди, «пулемёт». Передохнуть следует. Ошибки совершают все. Пройдёте твой путь с наставником; разберётесь, как вышло; объяснит, где оплошность. Ничего же не случилось?
- Случилось, арьер гран папа. Там был медведь, настоящий. Я видел след, и нечто шуршало в кустах.
- Ты видел Медведя?
- Нет – лишь оттиск лап, и возню слышал.
- Как же поступил?
- Звери боятся неподвижного. Такова инструкция: следует замереть. Я упал, прижался, лежал так до тех пор, пока окончательно стихло. Медведь подходил близко, очень близко, надо мной стоял, дыхание чувствовалось и запах. Невозможно забыть! Если пройти, как вы сказали, арьер гран папа, им покажется опасность очевидной, и ни за что не оставят здесь без мамы, даже с вами не оставят.
- Ты что же, сам не испугался?
- Вы, арьер гран папа, наверняка подумаете обо мне плохо, только правду скажу. Я не верю, что медведь может причинить мне вред. Зачем ему это? Для него я – букашка ничего не значащая. Так и вышло. И знаете, более того! Я не верю и в эту войну, хоть все о ней говорят.
- Что значит, не веришь!
- Очень просто. Зачем она? Почём я знаю, что она есть на самом деле? Не возвращаемся домой? Допустим. Но для этого могут быть тысячи других причин.
- О! Мой друг! – ухватился за голову прадедушка Володи, сглотнув смеховой приступ. – Хорошо стоят дозоры вдоль периметра, если здесь – край непуганых малышей! Знаешь ли, что возвращаться тебе некуда?
- Почему?
- Твой дом ещё осенью разбит.
- Понимаю, написали вам, но зачем разбивать дом? И сову! И фортепьяно! Вам странно, а я не вижу смысла: зачем убивать меня.
- Потому что из тебя, каким бы маленьким ты ни был, вырастет то, что им не нравится, и ничего другое из тебя не вырастет. – Сказал Сулимов, и сердце сжалось: как живой, встал Евгений в том же возрасте, с тем же изумлённым взором, только по иному поводу.
- О, да, мой друг. Внимательно смотри. Вот словесная фигура: нельзя нравиться всем. Даже если очень захочешь – не получится, и особенно не получится, если захочешь нравиться всем подряд.
- Фигуру, арьер гран папа, я понимаю, а необходимость войны – нет. Всем же людям одинаково хочется жить?
- Видимо так, но послушай! Повстречались как-то ящерица и паук. Ящерица спросила: - Что ты ешь?
Паук ответил: - Мух.
- И я тоже, - сказала ящерица, - кажется, мы будем подходящими компаньонами. И они вместе построили дом.
Однажды они вышли из дома ловить мух. Вдруг показался кот. За несколько мгновений до того, как он бросился на ящерицу, та крикнула пауку: - Кот сейчас схватит меня, что мне делать?
Паук прокричал в ответ: - Просто выпусти немного паутины и беги ко мне в нору! Пока ящерица пыталась это понять, кот схватил её.
- Понимаю. Пауку следовало сказать: «беги в нору!» Паутина запутала ящерицу! Ей же – на себя надеяться: не спрашивать иначе устроенного паука и удирать.
- Правильно. Веришь или нет в сознательность медведя, но спасся от него ты единственно возможным способом, потому что вспомнил про повадки.
- А война? Там убивают, но я не хочу убить случайно подвернувшегося человека.
- Значит, мальчик, следует научиться владеть оружием в совершенстве дабы имелся выбор средств к устранению чрезвычайного конфликта. Когда ты уверен в крайних возможностях (например: лежать в непосредственной близости от живого дикого медведя), у тебя есть право применить минимум усилий, сохраняя самообладание.
- И это понятно. Скажите, арьер гран папа, можно ли научиться убивать, не убивая?
- Разумеется. Масса способов. В крайнем случае, нужно умение, когда уж всё исчерпано, и смерть перед тобой.
- Я хочу.
- Зачем?
- Чтобы остановить войну, если действительно война существует. Все говорят о ней, все нечто понимают. Не может же одновременно собраться сразу столько лжецов. «Тупые на службе у Подлых», - сказал сегодня Мишель. Мне таковое не встречалось, возможно, где-то есть. Вы, арьер гран папа, всю жизнь служили в армии, видели всякие девиации? Вам я поверю, хоть очень хочется верить в нормальных людей.
- Что есть норма, мой друг? "от Опоцки три верстоцки и в боцок один скацок". * Сдерживать свой язык, уметь пользоваться вилкой или носовым платком - черта цивилизации. Просто в одних цивилизациях культивируют изящную еду пальцами, а в других учат обращаться с палочками. В третьем месте иное живёт, например: ты отнял – хорошо; у тебя отняли – плохо. Таковой и задумался о чём бы то ни было, да крайняя бедность утешается одурманивающими веществами. Как результат, он - изощрённое человеческим разумом орудие, которое за деньги легко направить в нужную сторону. Кстати, достаточно ему не заплатить, разворачивается обратно с той же энергией. Поэтому, следует границы крепко держать, иначе - любая беда.
- А дети? Их дети. Если вырастить такого мальчика в нормальных условиях?
- Единственный, пожалуй, способ. Поколения три, четыре дали бы результат, но там должны стоять войска, должна быть власть, жёстко препятствующая усобицам и другим правонарушениям, должна быть альтернатива: социальная защищённость, образование, работа, культурно-общественная жизнь. Даже притом гарантий нет, потому что нет без Господа гарантий.
- Ваша рука утрачена в бою с такими? Как получилось это?
- Причиной - многократное превосходство. Их задача – банальный грабёж каравана.
- Удалось?
- Если бы да – мы бы с тобой не беседовали теперь.
- Отрублена рука?
- Рана. Инфекция.
- Как же, тридцать шестой год? Вы ещё служили в армии!
- В качестве добавки на десерт по случаю знания местных реалий. Обормотик! – Перешёл на русский Сулимов, - Люблю обормотиков теребить, головы люблю: ушки у них такие, волосики! А ведь из этой радости человек получается, настоящий человек, вот ведь что.
- Заступишься, милый? Научи, послушаюсь - прошептал Володя, - чтоб оставили? Не знаю, как вести себя: противно лгать, а правды опасаюсь.
- Не спеши, мой друг. Время забывчиво. Спросят, честно отвечай, но сам не нарывайся на откровенность, не хвастай, вот и обойдётся.
- Ах! – Будто в кресле, откинулся Володя на ту самую руку и вдруг увидел сразу весь прекрасный, яркий, живой, восхищающий сердце мир. – А кто таков у нас будет Протовочи? – Спросил.
- Как? Протовочи? Не слыхал. Нука, нука! Скажи о нём!
- Разве не знаешь: Протовочьи письма берегла.
- Ага! – Откровенно закатился хохотом Сулимов, даже лошадь придержал. - Про того! Которого любила! Письма берегла его же!
- Ой! – Хлопнул в ладошки Володя. – И запятая там! Люблю тебя, очень люблю! Хоть и не Протовочи ты!
Одна беда не ходит, одна причуда – тоже.
- Ванькя-то лён каравулил! – Грянуло сразу со всех сторон поддержанное эхом восклицание. – Кой яго ляд надовумил:
«Ой, жа ж ты пень бородатай, что до сих пор не жанатай?»
- Знаю, кто это! – Володя встал на телеге, огляделся – Знаю! Мартьяныч наш!
- Уздумалось Ваньке жаниться. Ан ить, яго дело не клеится. – Пуще прежнего, с надрывом затарабанил голос.
- Поехал у дальнюю сторонку, чтобы там узять собе молодку.
- Действительно, Мартьяныч! Всё на свете знает! Про каждое растение – легенду может сказать. Давайте, арьер гран папа, позовём его! Деда Лексей, идите к нам!
- Старого Ванькю жанили: четыре дубины колотили. – Не послушался певец и продолжил:
- Пята – сватья лозовая, поперек стегала, не зевая.
- Если это перевести? – Разогнулся Гришка от руля, на который упал со смеху.
- Восьмидесяти процентов не останется, сказал Сулимов, - по крайней мере, информация об исполнителе уйдёт полностью.
- Ванькя у смерть испужалси, на силу до дому добралси, - пуще того завела песня.
- Тут яго сын догадалси: «Где ж ты, наш батюшка, шаталси!
Аль тобе дома не место? Аль тобе печь – ни нявеста!
Аль тобе лён за рекою не прост, а прям – с бородою.
«А ведь он боится, очень боится», - хотел сказать Володя и не успел, потому что причина страхов Мартьяныча явилась собственной персоной и так близко, что на коне навряд ускачешь. Громадный, поживший и повидавший горя медведь встал, будто вырос из земли, глянул налитыми гневом глазами.
«Шатун! Безнадёжен!» Уклониться? Не успеет. Гришке на сей раз от первого и последнего удара закрывать собой мальчика и старика. Нельзя промахнуться, только в висок изо всех сил и точно. Лёгкое движение – нож в ладонь. Вытряхнул с рукава и наитием понял: иная у Сулимова задумка. Трое бойцов, независимо друг от друга, сравняли дыхания, единым орудием став.
Ни деться, ни уйти! Убить или умереть. Два без третьего? Ну, нет: имеется третье – аркан, в велосипедном кошеле упакованный.
Сулимов кинул петлю (кнута лошади не понадобилось), гомонок же – на подходящее дерево примерился метнуть; Гришка налету подхватил кошель, дослал, будто гранату; Володя, Гришкой подброшенный, - обезьяна по ветвям. Следует спустить вниз запутавшийся аркан, чтоб прадедушка ремень ухватил и замотал косолапого со знаньем дела.
Произошло в разы быстрей, нежели сказалось. Медведь очнулся от рывка, дёрнулся, снова получил удушье, ещё раз, ещё… Наконец, обрёл понимание источника опасности, замер, оглашая округу предсмертным отчаянным рёвом.
Лошадь пробежала метров триста, не чуя удил. Гришка бросился следом и, сняв с плеча, сунул на сено Володю: сиди, помощник. – Может ли сорваться? – Спросил подъехавшего на велосипеде генерала.
- Вряд ли, сказал Сулимов. – Мы всё возможное сделали. Надо сельсовет оповестить. Гони, голубчик, к телефону. Дорога-то вихляет. Обиняками, сколь знаешь, езжай. Выйдет скорей, чем кобылица, ведь утомлена. Давно в пути, от самого Кладезя.
- При них я, Дмитрий Данилыч. Вы что сделаете, если что?
- Этого бери (указал на Дитера). Силён малый, к работе приобвык. Подкрутит – быстрей домчитесь.
Гришка вытянул багажник, поднял задние ручки, распростёр крылья педалей. – Садись, - велел Фогелю и в последний миг Володю подхватил на раму: пригодится, сменить в догоне с кем-нибудь.
Пошли, однако. Чудовищные дела! Незабываемый путь. В автобусе легче было. Сверхъестественной показалась невозможность ноги с педалей убрать: оторвёт или вкрутит в спицы заднего колеса. В гору – куда ни шло, а под гору! Скорость вращения такова, что бёдра с коленями того и гляди распадутся на группы суставных костей. Но ужас в непредсказуемости трассы.
- Ух ты! Вот здорово! – Верещит Володя, Фогелю же – конец оттого, что сердце со страху замёрзло. Мчит без дороги велосипед по высоченной траве, едва касаясь камня на краю откоса, чудом пролетает над зыбями по немыслимо тонким жердям, проскакивает ручьи, ни с того, ни с сего поворачивая средь вод, взмывает на гребни, сваливается с круч и в непонятном месте останавливается.
Володе всё понятно. Тут ягодник подобран, а на краю поляны Данила Еремеев, по деду прозванный Ёршиком.
«Иди сюда, - кивает ему Гришка, - докатите ровноту?» - На словах переказывает про медведя, подтягивает под маломер багажник, и садятся, гнать. С новыми силами птицей умчался велик. Не далёко тут. Порядка версты - притон Сошниковых. Кабель проведён.
– Вставай, - говорит Гришка свалившемуся кулём Фогелю. Нет реакции. – Ну! Пошли! – С тем же успехом отзыв. – Встать!!! – зазвенели, качнувшись, окрестные сосны. Дитер подхватывается и видит в руке у Гришки пистолет, стволом на него направленный. – Пошёл, ять! Вперёд! – Рычит несусветно Буканыш, сам от себя не ожидавший таких способностей.
Делать нечего; следует плестись, хоть мочевой пузырь того и гляди откажет в самообладании.
– Ссы, нет никого, - велит словом и жестом Фогелю Гришка и видит в упор!.. Не медведь, не вражеский пулемёт, не пропасть без дна и покрышки, а Генезис, если можно так сказать: красавица пред ним среди трав, словно тотчас созданная.
1. пирокластический поток - смесь горячего газа, пепла и камней при извержении вулкана.
2. Шуцманшафт - вспомогательная охранная полиция.
3. Гомонок - в нём гомонят монеты.
4. Второе послание Тимофею Святого Апостола Павла. Глава 2. Стих 23.
5. Генезис - книга Бытия.
6. Чепыг - полувысохшая высокорослая трава или мелкий кустарник.
7. Arriere-grand-pere - прадедушка (франц).
8. "от Опоцки..." - Дразнилка псковичей.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2018/10/01/1761