Котик у меня погиб. Я принёс его, чтобы с мышами разобраться, ну и себе на радость. Кешой назвал, он был подросток, но такой смелый, смышлёный. А вокруг нас лютовали собаки. Некоторые сидели на цепи, а некоторые рыскали по деревне и порой бросались на прохожих: укусить не получится, так получится напугать.
Один такой непривязанный пёс, улучив подходящий момент, бросался всеми лапами в лужу и окатывал грязной водой пешехода-зеваку - в частности, меня. Так делает в городе зловредный водитель: если прохожие и лужа находятся в удобном взаиморасположении, он ударяет по газам и обдаёт людей брызгами своей злобной радости.
Кто-то из этих собак, разорвал, должно быть, моего котика, потому что Кеша, если я надолго отлучался, отправлялся меня искать. И так однажды он не вернулся.
Я по соседям, но никто не видел его. Соседка уверяла, что пёс Чёрный убил его, но Чёрный мне в тот день не попался.
Когда я бродил по деревне, выкликая своего маленького друга, я увидел деревню с его точки зрения - снизу, из травинок. Он, храбрый, искал меня, бродя среди страшных коров и безумных тракторов, среди рявкающих и ненавидящих псов; бежал в дождливую даль, перепрыгивая камешки и лужи; он жалобно мяукал в надежде на мой слух, в надежде на чудо нашей встречи. (Родные животные часов не наблюдают и расстаются с нами всякий раз навсегда, чтобы мучиться надеждой.)
День прошёл…и второй, как его нет. Он бы откликнулся, если был бы жив, прибежал бы с жалобой из глухих кустов, но не откликнулся. И начались тогда спиритические события в моём жилище - признаки его посмертной жизни. Кто-то пробегал маленькой тенью по комнате - я не успевал повернуться. Или мягкая шёрстка касалась моей голени, как это делал Кеша, когда проходил рядышком. И матрас урчал по ночам, когда я шевелился. Ему при жизни было неудобно спать со мной, потому что я часто ворочаюсь. Но котёнок не обижался. Проснувшись из-за моего переворота на другой бок, он минутку мурлыкал, давая понять, что всё в порядке, и смолкал, возвращаясь в сон. Утром, днём и вечером невидимый Кеша напоминал о себе движением и невесомой лаской, а ночью - мурлыканием.
Через несколько дней эти явления прекратились, и тогда в избушке наступила мёртвая тишина. Такую тишину я встречал только на высокогорной научной станции Кумтор в безветренную ночь. Но в деревне Второе Клёпово, в старой избе, которая сама по себе скрипит и вздыхает, как та старушка, что провела здесь последние свои дни, космической тишины быть не может. Но она настала. Месяц я слушал её, дивясь ей и холодея, затем оставил этот дом и всю деревню со злыми собаками, и сам этот край с его унылыми людьми, которым доставляет радость жаловаться на своё уныние, жаловаться и считать недополученные деньги. Мало тут живых; был среди них Кеша, но его убили.