Ищем родственников. 89262371485@mail.ru
..................................
Ива;н Плато;нович Каля;ев (24 июня (6 июля) 1877, Варшава — 10 (23) мая 1905, Шлиссельбургская крепость) — российский революционер, эсер, поэт. Наиболее известен как участник боевой организации эсеров и убийца Великого Князя Сергея Александровича, после которого он был осужден и казнён через повешение.
Родился в Варшаве в многодетной семье отставного полицейского (околоточного надзирателя) Платона Каляева и Софии Каляевой (урожденной Пиотровской), польки, дочери разорившегося шляхтича. Детство Ивана прошло в предместье Варшавы. В десять лет он поступил в варшавскую Первую Образцовую Апухтинскую гимназию, в аттестате зрелости поровну троек и четверок, а единственная пятерка — по предмету «Закон Божий». В гимназии Каляев подружился с учившимся там же Борисом Савинковым, ставшим впоследствии руководителем Боевой организации партии эсеров.
В 1897—1899 годах студент Императорских Московского и Петербургского университетов.
Еще в младших классах гимназии Каляев начал писать стихи для рукописного тайного «Листка гимназиста». Увлекался Белинским, знал наизусть Пушкина, Тютчева, Фета, Мицкевича. Изучал историю России и Польши, переводил Горация, Овидия, Лукреция и Софокла. В гимназические годы Каляев под влиянием своего старшего брата Антона, токаря, стал посещать рабочие кружки, читать запрещенные книги. Познакомившись с основами социализма, гимназист начал все дальше отходить от идей, которыми его пичкали апухтинские педагоги. С большим интересом он следил за русской и польской литературой, читал и перечитывал случайно попадавшие к нему издания Польской социалистической партии.
...............
Отец его происходил из крепостных крестьян Рязанской губернии и служил в полиции околоточным надзирателем, а затем артельщиком в управлении завода. Мать была полькой. Учился Каляев в единственной в Варшаве русской гимназии. Семья жила бедно, братья Каляева стали рабочими, и только ему одному удалось уехать для продолжения образования в Москву. В 1897 году он поступил в Московский университет.
...............
На эшафот Каляев поднимался с гордо поднятой головой, твердым, уверенным шагом. Крест целовать отказался. Подошел палач, накинул на него саван, помог подняться на табурет, накинул на шею петлю и отбросил ногой табурет. Тело повисло в воздухе. Палач был пьян и накинул петлю кое-как, тело начало биться в судорогах. Сцена была настолько жуткой, что начальник штаба корпуса жандармов барон Медем зарычал на палача: «Я тебя, каналья, прикажу расстрелять, если сейчас не прекратишь страданий осужденного!»
Через полчаса палач вынул из петли повешенного и положил его на эшафот.
Крепостной врач обнажил покойному грудь, послушал, пощупал пульс: сердце Каляева не билось…
Солдаты уложили тело в деревянный ящик, снесли и закопали его за крепостной стеной — между валом, окаймляющим крепость со стороны озера, и Королевской башней. Здесь было место захоронения всех казненных в крепости в 80-х годах прошлого столетия.
....................
Письма къ матери.
Дорогая, незабвенная моя мать!
Итакъ, я умираю. Я счастливъ за себя, что съ полнымъ самообладаніемъ могу отнестись къ моему концу. Пусть же Ваше горе, дорогіе мои, — Вы вс;, мать, братья и сестры — потонетъ въ лучахъ того сіянія, которымъ св;титъ торжество моего духа.
Прощайте. Прив;тъ вс;мъ, кто меня зналъ и помнитъ.
Зав;щаю Вамъ: храните въ чистот; имя нашего отца.
Не горюйте, не плачьте. Еще разъ прощайте. Я всегда съ Вами.
Вашъ И. Каляевъ.
Дорогая мать моя!
Пользуюсь еще разъ случаемъ, чтобы передать Вамъ мой прив;тъ, хотя я и не ув;ренъ вручатъ ли Вамъ это письмо.
Состояніе моего духа неизм;нно! Я счастливъ сознаніемъ, что поступилъ такъ, какъ этого требовалъ мой долгъ. Я сохранилъ въ чистот; мою сов;сть и не нарушилъ ц;лости моихъ уб;жденій. Вы знаете хорошо, что у меня не было личной жизни для себя и если я и страдалъ въ жизни, то лишь страданіями другихъ.
Было бы см;шно заботиться мн; о сохраненіи жизни теперь, когда я такъ счастливъ своимъ концомъ. Я отказался отъ помилованія и вы знаете почему. Не потому, конечно, что я расточилъ вс; свои силы т;лесныя и душевныя — напротивъ — я сберегъ все, что мн; дала жизнь ради моего конечнаго торжества въ смерти. Я всегда чувствовалъ, что я обреченъ съ малыхъ л;тъ, и мн; ничего не жаль изъ моей личной жизни. Я не могу принять помилованія, потому что мои личныя уб;жденія не позволяютъ мн; этого. И вы должны принять мое р;шеніе съ твер-
Тот же текст в современной орфографии
2 Письма к матери.
Дорогая, незабвенная моя мать!
Итак, я умираю. Я счастлив за себя, что с полным самообладанием могу отнестись к моему концу. Пусть же Ваше горе, дорогие мои, — Вы все, мать, братья и сестры — потонет в лучах того сияния, которым светит торжество моего духа.
Прощайте. Привет всем, кто меня знал и помнит.
Завещаю Вам: храните в чистоте имя нашего отца.
Не горюйте, не плачьте. Еще раз прощайте. Я всегда с Вами.
Ваш И. Каляев.
Дорогая мать моя!
Пользуюсь еще раз случаем, чтобы передать Вам мой привет, хотя я и не уверен вручат ли Вам это письмо.
Состояние моего духа неизменно! Я счастлив сознанием, что поступил так, как этого требовал мой долг. Я сохранил в чистоте мою совесть и не нарушил целости моих убеждений. Вы знаете хорошо, что у меня не было личной жизни для себя и если я и страдал в жизни, то лишь страданиями других.
Было бы смешно заботиться мне о сохранении жизни теперь, когда я так счастлив своим концом. Я отказался от помилования и вы знаете почему. Не потому, конечно, что я расточил все свои силы телесные и душевные — напротив — я сберег все, что мне дала жизнь ради моего конечного торжества в смерти. Я всегда чувствовал, что я обречен с малых лет, и мне ничего не жаль из моей личной жизни. Я не могу принять помилования, потому что мои личные убеждения не позволяют мне этого. И вы должны принять мое решение твер...
..................
ПОСЛЕДНИЕ ПИСЬМА И. КАЛЯЕВА.
ПИСЬМА К ТОВАРИЩАМ.
Мои дорогие друзья и незабвенные товарищи.
Вы знаете, я сделал все, что мог, для того, чтобы 4-го февраля достигнуть победы. И я — в пределах моего личного самочувствия — счастлив сознанием, что выполнил долг, лежавший на всей истекающей кровью России.
[42]Вы знаете мои убеждения и силу моих чувств, и пусть никто не скорбит о моей смерти.
Я отдал всего себя делу борьбы за свободу рабочего народа, с моей стороны не может быть и намека на какую-либо уступку самодержавию, и если в результате всех стремлений моей жизни я оказался достойным высоты общечеловеческого протеста против насилия, то пусть и смерть моя венчает мое дело чистотой идеи.
Умереть за убеждения — значит звать на борьбу, и каких бы жертв ни стоила ликвидация самодержавия, я твердо уверен, что наше поколение покончит с ним навсегда... Это будет великим торжеством социализма, когда перед русским народом откроется простор новой жизни, как и перед всеми, кто испытывает тот же вековой гнет царского насилия.
Всем сердцем моим с вами, мои милые, дорогие, незабвенные. Вы были мне поддержкой в трудные минуты, с вами я всегда разделял все ваши и наши радости и тревоги, и если когда-нибудь на вершине общенародного ликования вы вспомните меня, то пусть будет для вас весь мой труд революционера выражением моей восторженной любви к народу и горделивого уважения к Вам; примите его, как дань моей искренней привязанности к партии, как носительнице заветов „Народной Воли“ во всей их широте.
Вся жизнь мне лишь чудится сказкой, как будто все то, что случилось со мною, жило с ранних лет в моем предчувствии и зрело в тайниках сердца для того, чтобы вдруг излиться пламенем ненависти и мести за всех.
Хотелось бы многих близких моему сердцу и бесконечно дорогих назвать в последний раз по имени, но пусть мой последний вздох будет для них моим прощальным приветом и бодрым призывом к борьбе за свободу.
Обнимаю и целую вас всех
Ваш И. Каляев.
[43]Дорогие мои, хочу еще раз с этим листочком бумаги улететь к вам сердцем, обнять вас воздушными объятиями и напомнить, как я вас всех люблю. Против всех моих забот я остался 4-го февраля жив. Я бросал на расстоянии 4-х шагов, не более, с разбега в упор, я был захвачен вихрем взрыва, видел, как разрывается карета... После того, как облако рассеялось, я оказался у остатков задних колес. Помню, в меня пахнуло дымом и щепками прямо в лицо, сорвало шапку. Я не упал и только отвернул лицо. Потом увидел в шагах 5-ти от себя, ближе к воротам‚ комья в. к. одежды и обнаженное тело... В шагах, 10-ти за каретой лежала моя шапка, я подошел и поднял ее и надел. Я огляделся. Вся поддевка моя была истыкана кусками дерева, висели клочья и вся она обгорела. С лица обильно лилась кровь, и я понял, что мне не уйти, хотя было несколько долгих мгновений, когда никого не было вокруг. Я пошел... — в это время послышалось сзади „держи, держи“, — на меня чуть не наехали сыщичьи сани и чьи-то руки овладели мною. Я не сопротивлялся. Вокруг меня засуетились городовой, околодок и сыщик, противный... „Смотрите, нет ли револьвера, ах, слава богу, и как это меня не убило, ведь мы были тут же“ ‚ проговорил дрожа этот охранник. Я пожалел, что не могу пустить пулю в этого доблестного труса. — „Чего вы держите, не убегу, я свое дело сделал“, сказал я... (Я понял тут, что я оглушен) „Давайте извозчика... Давайте карету“. Мы поехали через Кремль на извозчике и я задумал кричать: „Долой проклятого царя, да здравствует свобода, долой проклятое правительство, да здравствует Партия Социалистов-Революционеров!“ Меня привезли в городской участок... Я вошел твердыми шагами. Было страшно противно среди этих жалких трусишек... И я был дерзок, издевался над ними... Меня перевезли в Якиманскую часть, в арестный дом. Я заснул крепким сном...
[44]Прощайте, мои дорогие, мои незабвенные. Вы меня просили не торопиться умирать, и действительно не торопятся меня убивать. С тех пор, как я попал за решетку, у меня не было ни одной минуты желания как-нибудь сохранить жизнь. Революция дала мне счастье, которое выше жизни, и вы понимаете, что моя смерть — это только очень слабая моя благодарность ей. Я считаю свою смерть последним протестом против мира крови и слез и могу только сожалеть о том, что у меня есть только одна жизнь, которую я бросаю, как вызов самодержавию. Я твердо надеюсь, что наше поколение с Боевой Организацией во главе покончит с самодержавием.
Я хотел бы только, чтобы никто не подумал обо мне дурно, чтобы верили в искренность моих чувств и твердость моих убеждений до конца. Помилование я считал бы позором. Простите, если в моем поведении вне партийных интересов были какие-либо неровности. Я пережил довольно острой муки по поводу нелепых слухов о свидании с вел. княгиней, которыми меня растравляли в тюрьме. Я думал, что я опозорен... Как только я получил возможность писать, я написал письмо в. к., считая ее виновницей сплетни. Потом, после суда, мне было неприятно, что я нарушил свою корректность к в. к... На суде я перешел в наступление не вследствие аффекта, а потому, что не видел другого смысла: судьи и особенно председатель — действительно мерзавцы, и мне просто противно открывать что-нибудь им из моей души, кроме ненависти... В кассационной жалобе я старался провести строго партийный взгляд и думаю, что ничем не повредил интересам партии своими заявлениями на суде. Я заявил, что убийство вел. князя есть обвинительный акт против правительства и царского дома. Поэтому в приговоре вставлено „дядя Е. В.“ Я написал в кассационной жалобе, что в деле против в. к. мне не было нужды действовать против личности царя, как [45] племянника, и потому заявил протест, имея в виду будущий процесс...
Обнимаю, целую вас. Верьте, что я всегда с вами до последнего издыхания. Еще раз прощайте.
Ваш И. Каляев.
..............
Отсканировал и выложил еще один интересный документ - письмо начальника Варшавского охранного отделения следователю К.М. Головне от 28 марта 1905 года об опознании И.П.Каляева.
Письмо набрано на печатной машинке и потому легко читаемое, нечастый случай. Чтобы было понятнее, о чем там идет речь, расскажу немного о предистории этого письма...
Одним из главных препятствий на пути следствия оказалась невозможность установить личность террориста. Сам Каляев отказался называть себя и давать образец почерка, агентам московской охранки, дворникам и содержателям гостиниц, которым показывали задержанного, он был незнаком. Нашлись несколько свидетелей, которые в январе 1905 якобы видели похожего на Каляева в ресторане одной из московских гостиниц и в Московском техническом училище, но на очных ставках не могли с уверенностью сказать, что это был именно он; во всяком случае, помочь установить его личность они тоже не смогли.
В первые же дни была сделана и разослана по всем охранным отделениям и полицейским участкам империи фотография задержанного. Однако при фотографировании Каляев сделал неузнаваемое свирепое лицо, и его никто не опознал.(Эта фотография и получила впоследствии наибольшее распространение. С нее даже делали памятник Каляеву в Москве).
Лишь через месяц следователь заметил, что разосланная ранее фотография мало соответствует натуре, и обратил внимание, что волосы задержанного окрашены в темный цвет. Была сделана и разослана новая фотография, и Каляева опознал его бывший сокурсник по Петербургскому университету, а ныне один из сотрудников Варшавского охранного отделения.
В письме, помимо собственно подтверждения информации об опознании Каляева, имеются сведения о его биографии,семье, и самое интересное - указание на его пребывание во Львове осенью 1903 года.
Со Львовом его ничего не связывало, кроме полугода учебы во Львовском университете: возможно, даже накануне вступления в Боевую организацию ПСР Каляев все еще не терял надежды вернуться в университет и продолжить образование. Но это всего лишь мое предположение.
...................
Они же жили в Варшаве и остались в Польше, которая отвалилась от Российской империи в 1917.
Мать его, правда, получала персональную пенсию от ВЦИК.
...............