Simul ad mortem (латин.) — Вместе до смерти.
С высоты девятого этажа порт как на ладони. Угольный причал, что виден справа, кипит жизнью — гремят огромные краны, ссыпая "чёрное золото" в трюмы неуклюжих балкеров. На зерновом и химическом терминалах всё неспешно — пришвартованные сухогрузы получают свою ношу вывозимой продукции по скрытым от глаз транспортёрам. Слева, у нефтеналивных пирсов, притулились осанистые танкера, их цистерны почти полны, всасывают в себя последние баррели. Только дальний глубоководный причал пустует. Но безобразие это продлится недолго — с моря уже подходит стопятидесятитысячник под мальтийским флагом «Мэри Стоун». Ещё невозможно разобрать очертания судна, тем более название, но Виктория знает точно. Через каждые десять дней танкер возвращается из рейса на Грецию, чтобы в течении двух суток загрузиться, и отбыть снова.
Виктория берёт в руки мощный морской бинокль и направляет его на всё увеличивающийся в размерах силуэт. Так можно различить фигурки копошащихся на носу людей, готовящих швартовку. Среди оранжевых касок матросов мелькает белая — это второй штурман Илья Громов, что так же доподлинно известно Виктории, проживающей в его квартире. Если всё продолжится в обычном ключе, и «Мэри Стоун» причалит без эксцессов, а формальности завершатся быстро, то часа через три-четыре Илья позвонит по сотовому, и предупредит ровным голосом, что скоро будет дома. Этого момента Виктория ждёт все предшествующие десять дней, но скроет радость глубоко в себе. Она поставит свежесваренный борщ разогреваться на плиту, и проверит в морозилке, достаточно ли остыла полулитровая «Столичная». Илья выпивает всегда одну рюмку, но каждый раз его ждёт непочатая, сизо-девственная бутылка.
Виктория смотрит вдаль сквозь открытую дверь балкона. Почти полгода, как она не только не выходит на него, но не может заставить себя даже взглянуть из окна вниз. Ей кажется, что она снова увидит там, на сером от пыли асфальте, очертания распростёртой фигуры, окружённой неряшливой лужей крови. И суетливую толпу зевак, сбежавшихся отовсюду несмотря на ранний час. И весь кошмар повторится снова.
Она отходит вглубь комнаты и осматривается придирчивым взглядом — всё ли в порядке? Можно сказать без преувеличения, что чистота идеальная. Так заведено изначально, ещё с тех неведомых Виктории пор, когда были живы родители Ильи и Софии, и поддерживается нерушимо. Фотографии на стенах — люди, которых она никогда не знала, но привыкла почти как к родным, даже разговаривает иногда. Вот и сейчас девушка остановилась напротив, опершись руками на круглый стол под узорчатой скатертью, смотрит на портреты и возвращается мысленно к той же теме...
Они познакомились ещё при поступлении в Гидромет. Виктория, выросшая хоть и в обеспеченной семье, но на периферии, подрастерялась в новой среде, окружённая облаком снующей и гомонящей абитуры. Тыкалась туда-сюда, даже пожалела, что выдерживая характер, отказалась от помощи родителей и приехала одна. В какой-то момент вообще пала духом и решила вернуться домой. Села на лавочку в сквере, да рассеяно листала айфон, убивая время до вечернего автобуса. Пока напротив неё не остановилась дерзкая на вид девица в драных джинсах и футболке с портретом Земфиры. И после недолгого изучения начавшая расспрос "унылой провинциалки" (как потом описывала она свои впечатления). Слово за слово, Виктория выложила всё. После чего была за руку поднята с деревянного седалища и препровождена по всем инстанциям учебного заведения. Скоро оказалось, что София (так звали внезапную знакомую) не столь уж вызывающая особа, а Виктория отнюдь не деревенщина. Они подружились. Сначала просто усаживались рядом на парах, болтали всякую чепуху на переменах, потом начали вместе прогуливаться по городу, заходить в кафе, лакомиться мороженным или фруктами. У них обнаружилась масса общих интересов, но ещё больше их сближала одинаковая неприязнь к всяческому хамству и пошлости. Они встречались задолго до начала занятий, завтракали в армянском кафе, выпивая по чашечке кофе со слоёным уголком, потом в техникуме вели напряжённую переписку во время уроков, обедать шли в город, выбирая заведение поуютнее, затем расходились по квартирам, но тут же погружались в Аську или Одноклассники, чтобы продолжить общение там.
Виктория обитала в съёмной квартире с тремя девочками-однокурсницами. Нормально жила, без ссор, но почти не зналась. И то сказать — все как одна с гаджетами, на головах наушники, а в уме одни сплетни про мальчиков и новые шмотки.
София была местной, жила в квартире высотного дома вместе с братом, моряком дальнего плавания, работающим «под флагом». Поэтому большую часть времени предоставленная самой себе, надзора и нужды почти не ведающая. Родители их погибли в автомобильной катастрофе много лет назад, опеку над тогдашней школьницей-сестрой оформил Илья и занимался воспитанием в меру возможностей. Долгое время Виктория судила о нём лишь со слов подруги, и суждение имела самое туманное, хотя вполне позитивное.
Ситуация изменилась, когда после года общения Софи в лоб предложила Вике переехать жить к ней. Мол, места завались, до Гидромета рукой подать, и не надо тратиться на съём жилья. Это было соблазнительное предложение, но хотелось выяснить мнение, так сказать, главного акционера. Поэтому в один прекрасный июньский день Виктория оказалась у дверей квартиры, не впервой, конечно, но ощущая учащённое биение сердца. Видимо, это было предчувствие поворота судьбы, и оно не обмануло. Ей открыл высокий, предельно серьёзный, очень похожий на свою сестру молодой человек в морском свитере с академическим ромбиком на груди. Взгляд его, тёмно-серый, как предутренний туман, обволок Викторию снаружи и пронзил насквозь, отрешив от всякой воли к рассуждению. В тот же миг она поняла — ничто в мире ей не интересно, кроме как быть рядом с этим мужчиной, ощущать его строгую ауру, ловить любую каплю внимания...
Вопрос переезда решился положительно, хотя Виктории показалось, что Илья не слишком обрадован такому исходу, а скорее уступил напору сестры, приложившей максимум убеждающей энергии. И ещё девушка поняла, что София имеет полную власть над братом, впрочем, не бравирует данным обстоятельством. Родители Виктории, уже знакомые с её подругой после одного из «заездов», с радостью одобрили трансфер, осуществлённый незамедлительно.
Подруги зажили почти по-семейному, готовили и еду, и уроки совместно, ходили неразлучной парой, со временем даже спать придумали в одной постели (правда, кроме редких ночей, когда Илья бывал дома). Пожалуй, как теперь понимала Виктория, то были их лучшие деньки. Казалось, возможное и неотвратимое, как восход солнца счастье пронизывает каждый миг существования, согревает душу радостной надеждой... Вика ощущала в себе нарастающее чувство влюблённости в мужчину, увы, нечасто появляющегося под одним с ней кровом, и выплёскивала всё обожание, всю созревающую силу желания на близкую подругу, неосознанно притягивая её в свой сладкий омут.
И однажды это взорвалось, схлопнулось, словно бесконечно надуваемый воздушный шар. Был знойный августовский вечер, который они провели на набережной, смеясь и развлекаясь на всю катушку, и даже "уговорили" по нескольку коктейлей в баре. Возможно, последнее и сказалось. Вернувшись домой, по очереди приняли душ и нырнули под прохладные простыни общей постели. В голове ещё шумел хмельной гул, расчёркнутый вспышками фейерверка, и Виктория не сразу поняла, что её близкая подруга приникла к ней и обнимает гораздо нежнее, чем принято между друзьями. Несколько минут она с недоумением ужасом внимала развитию сюжета, мгновенно протрезвев, чувствуя нарастание ноющей горечи в сердце. Ей стали ясны все обстоятельства и перспективы дела. Небольшие "непонятки" прошлого выстроились в стройный ряд, нынешнее проявление не оставило кривотолков... И самое странное, Виктория почти ругала себя, что поспешила влюбиться в Илью, и теперь не может никоим положительным образом ответить на глас вопиющей в пустыне. Она подумала, не притвориться ли спящей, или перебравшей лишку , чтобы позволить случиться назревающему, но скоро опомнилась, осознав, что лицемерие не лучший выход для обеих, и остановила горячую руку, протянутую для немыслимой ласки...
София тут же отпрянула, и скоро сбежала в соседнюю комнату, всхлипывая, и Виктория не кинулась следом, каков был мгновенный порыв, но пролежала полночи, ворочаясь и кусая подушку.
Утром о происшествии не проронили ни слова. Казалось, всё осталось по прежнему. Они виделись со стороны той же парой "не разлей вода", но под спудом пролегла тайная черта, словно выжженная ударом молнии. Минуло несколько недель подобных неопределённых отношений, пока София решилась объясниться. Подошла поздним вечером, уже в темноте, к постели подруги (после инцидента они спали раздельно), присела на корточки у изголовья. Вздохнула глубоко. Было очевидно, что предстоящий разговор нелегко ей даётся. Виктория протянула руку и нащупала её запястье, сжала осторожно, словно извиняясь. Софи покаянно прижалась лбом к Викиному плечу, потом отвернулась, уселась прямо на пол. И о чём-то постороннем принялась вымученно оживлённо рассказывать, изображая весёлость. Виктория всё ждала, когда поезд перейдёт на главные рельсы, и помалкивала. Наконец бессмысленный трёп оборвался, повисла пауза. Снова вздох, уже решимости...
— Ладно... Не буду оправдываться, мол, это было не то, что ты подумала, и всякое другое... Я тебя люблю, понимаешь, реально люблю, просто в себе держала, надеялась на какое-то чудо, спасательный круг, но вот не сдержалась...
София прокашлялась, очистив сведённое нервным напряжением горло, продолжила:
— Да, я западаю на красивых девчонок, причём давно, и без понятия, отчего так вышло. Долгое время все эти заморочки, вроде секса, любви, романтики, о которых столько трещат, были до лампочки... А потом вдруг влипла. Как-то схлестнулись на соревнованиях с одной — она за другую школу выступала, хотя живёт недалеко, на Приморье, и у нас куча общих знакомых оказалась. Ну, треплемся, то да сё, и тут приглашает она меня домой, типа родичей нет, в круиз укатили по Средиземке, зато есть прикольная музыка и текила с тоником, и даже кальян! Ха-ха, нам не было и четырнадцати, но мы оторвались по-взрослому! Я в первый раз спиртное пробовала, тем более в таких бешеных смесях. Но оставалась при памяти, контроль над собой не потеряла. Поэтому когда мы разделась догола, а потом она полезла целоваться, я всё чётко сознавала. То есть понимала, чего мне хочется, и согласилась.
Виктория смотрела на её смутно виднеющийся на фоне зашторенного окна профиль и мало что понимала в сбивчивом рассказе. Зачем вникать в эти чуждые странные подробности, из которых насыпается высоченный курган на месте прежних безоблачных отношений? И как объяснить ей, не раня, что ничего у них не выйдет? А София излагала своё, видать, давно наболевшее:
— В этих делах она была поопытней меня, и сделала всё, как надо... вообще всегда оказывалась на высоте. Мы стали встречаться. Это походило на историю из современных фильмов, очень так клёво, небанально. Наверное, я её любила, или воображала любовь, но просто она была первой и долго единственной... А потом случилось много разных событий, всякая мура, и мы в конечном счёте разбежались. Разошлись круто в разные стороны. Мне казалось, что со всякими чувствами я порвала навсегда. Запаялась в герметичную капсулу, и бактерия не проскочит! Таким образом кайфовала два года, а потом встретила тебя... на свою голову. Увидела тогда, на приёмной комиссии, и уже не смогла отвертеться... Створки захлопнулись, лифт пошёл на десятый этаж девятиэтажного дома. Не знаю, что ты обо всём этом думаешь, но я призналась, как на духу, так что, Ваше Королевское Высочество, можете казнить , миловать, или просто послать!
Виктория понимала, что от неё ждут какого-то внятного ответа, но ум тормозил, словно напичканный успокоительным. Ну почему так сложно всё устроено? Зачем эта необходимость определяться, выбирать, ломать одно, чтобы сохранить другое? Ну, в самом деле!..
— Прости, Софи, я не знаю, что сказать... Меня нисколько не шокировало твоё... признание, скорее наоборот, ведь ты в самом деле классная девчонка, супер, кого хочешь заткнёшь за пояс, и любой у твоих ног окажется, только свистни... Но я — не могу, понимаешь? Не потому, что ты мне не нравишься, просто я уже люблю другого! Очень люблю, и не в силах изменить это! Ужасно, что он твой брат, и мне приходиться делать выбор, когда вы оба такие... лучше всех на свете!
От последних слов София взвилась подобно ракете, руки тоже вскинула вверх, чтобы потом яростно обрушить их на бедный стол, гулко отозвавшийся на удар. Виктория испуганно отпрянула к стенке, спрятавшись за собственные колени. Ничего себе приплыли! А ведь это должно быть ужасно больно, но, казалось, вышедшая из себя фурия ничего не замечает в судорожном метании по комнате и нервных всхлипах:
— Блин, блин, блин, как я сразу не поняла! А ведь ясно любому дураку, дебилу, тупице, что тут за тема! Ну как ей не втюриться в такого подходящего мэна, и красивый, как Бред Питт, и прикид ништяк, и перспектива насчёт выскочить замуууууужжжж! — она протянула окончание фразы противным шутовским фальцетом, но следом резко остановилась, словно под взглядом Медузы Горгоны. Потом хмыкнула, к новому недоумению пребывающей в ужасе подруги.
— Так, ладно... Сорри за жалкий лепет и сопли. Просто такой компот заварился, что повар застрелился... Ты ведь не всё знаешь... да вообще ничего не знаешь! — казалось, София вновь собирается устроить пляску чукотского шамана, но одумалась. И скоро опять заговорила, причём голос был ровен и спокоен как ни в чём не бывало:
— В общем, не повезло нам по-крупному, подружка, в этом плане, и лучше бы тебе не знать, но расскажу, чтобы все точки расставить над "ё". Короч... Ты в курсе, понятно, что однажды давно мы остались без папы-мамы, мне было десять лет, и светил детский дом, но опекунство надо мной взял Илья. Он тогда начал плавать, поэтому имел твёрдый доход, а главное, желание заниматься воспитанием. Это было счастье, по-чесноку, потому что иначе даже представить не могу свою жизнь. Всё было хорошо, даже лучше. Я старалась, как могла: учиться, дом как-то вести, пока он в море, вообще всё... мы жили душа в душу. В дела мои он не лез, нотации не читал, но поддерживал всегда. Когда у меня приключился тот самый... роман, Илья долго ничего не подозревал. Разумеется, я не спешила просветить его в этом вопросе, хотя полагала наивно, что рано или поздно сумею открыться... и найти понимание. Но как-то раз случился грандиозный облом. В тот день брат должен был нести стояночную вахту, то есть сутки торчать на судне. Мы с френдой завеялись сюда, тяпнули по джинику, и... в общем, начали всяким этаким заниматься. Хорошо, не успели всерьёз, даже не разделись ещё, валялись-обнимались на диване. И не услышали, дуры, как замок щёлкнул, только офигели, когда Илья в комнату ввалился. А дальше произошло для меня невообразимое. Такой всегда сдержанный и терпеливый, брат словно взбесился, схватил мою подругу за плечи и буквально выбросил из квартиры! Затем вернулся, и ударил меня со всей силы по лицу, вот так, наотмашь, будто битой припечатал! Пойми, он не только никогда не бил меня, но даже голоса не повысил, вообще пылинки сдувал... И вдруг такое! Я как очухалась, метнулась в ванную и закрылась. Думала, если начнёт дверь ломать, зеркало разобью и вены порежу. Ничего не соображала, только ревела и маму звала. Минут через десять он постучал и начал прощения просить. Мол, от неожиданности погорячился, был вне себя, дурак. и всё такое... Умолял, плакал, обещал никогда больше... Ведь нас всего двое родных осталось, и нам нельзя быть порознь. Я не открывала, а он всё говорил, говорил... Потом выложил, что любит меня больше всех на свете и никому меня не отдаст, тем более этой извращенке, что лучше умрёт, чем допустит моё несчастье, и если я не открою, то покончит с собой... Я ответила, что не выйду, пока он тут. Пообещал уйти, вроде действительно ушёл, но я просидела в ванной ещё часа три. Даже писала в раковину, не могла решиться выйти. Сначала придумывала способы сбежать подальше, или даже отомстить, например, в милицию сообщить, мол, насилие над несовершеннолетней... Но представила, как меня потом пристроят под надзор неизвестно кого неизвестно куда, и сразу остыла. Постепенно перегорела, выдохлась... Тупо вспоминала прежние дни, с родителями ещё, и после, себя жалела.. Потом подумала, каково брату тащить такую обузу, отвечать за меня, заботиться. Наверное, в какой-то момент у него произошёл сбой программы, как в компьютере, но в целом же мир не перевернулся? Нужно просто принять эту данность, как реальную проблему, с которой можно жить. А что мне ещё оставалось? Так что в конце концов вышла из затвора, подумала, будь что будет, лучше плыть по течению, чем топором на дно. Ильи не было двое суток, я набралась наглости и прошерстила стол в его спальне. Не знаю, что хотела найти, но наткнулась на папку, в которой были фотографии. Все мои, начиная с детских, и вплоть до последних. Некоторые я знала, в них никакого криминала. Но с десяток таких, что я ахнула. Ночью на постели, в одной рубашке, или почти голая, переодеваюсь, и даже в ванной, не знаю как у него получилось снять? Эти фотки порвала и выбросила, а папку оставила на виду. Вернулся осунувшийся, глаза, как у побитой собаки. Я молча накрыла на стол, папка тут же. Только он попытался слово выдавить, я руку подняла и сказала, что ничего не было, и слышать ничего не хочу. Так по умолчанию и решилось: я знаю, он знает, но это ни фига не значит. Постепенно привыкли к такому раскладу, как будто всё нормально, не хуже чем у людей. Только однажды он проговорился, когда его спросили при мне, почему, мол, не женится, и даже девушки не имеет, он посмотрел в мою сторону, и ответил, что когда сестру замуж отдаст за хорошего парня, тогда подумает о женитьбе. Так что боюсь, Викиш, пока я в свободном полёте неокольцованная, ничего тебе не светит, а мне, кроме тебя, никого не нужно! Вот такой расклад по пунктам, в фас и профиль.
Виктория была настолько ошарашена, что не верила ушам. Но ведь чистое безумие же! Брат, настолько влюблённый в собственную сестру, что никого больше знать не хочет, а та... тут вообще капец, запала на неё, Викторию... Охренеть! Кому рассказать, животики надорвут от смеха, «Наша Раша» отдыхает!.. А София, видно с целью окончательного взлома шкафа со скелетами, продолжала камин-аут:
— С френдой отношения пошли вразнос. Она хотела заяву на Илью подать, мол, причинение телесных повреждений: вывих кисти и синяки, и чтобы меня в свидетели, но я отказалась. Разумеется, никакой любви после этого не осталось в помине. Вплоть до того, что при встрече проходим мимо. Она тусит в "Якоре" иногда, то с девчонками, то с парнями. Видимо, воображает себя звездой галактики!
Затем рассказчица снова оказалась на полу, голову опустила на колени, и руками накрест сверху прикрылась, словно от витающих вокруг образов прошлого. Вика лежала тише воды ниже травы, пялясь бессмысленно в невидимый потолок. Ни мыслей, ни эмоций, ни сна хоть в одном глазу. Через какое-то время (час, два?) София поднялась, поцеловала подругу в висок, и нырнула в свою постель прямо в одежде. Для Виктории ночь выдалась исключительно познавательной, но радости, понятно, не принесла. А утром снова будто ничего не случилось. Никто не отважился на решительный шаг, да и в какую сторону он должен быть сделан? Прежний статус-кво обернулся хрупким, но неизбежным модусом вивенди. Все стороны надеялись на чудо, и продолжали сосуществовать в странно сложившемся кондоминиуме.
Худо-бедно так тянулось с год, но человеческие страсти не могли не взять вверх — и проявили себя. В злополучный день четырнадцатое февраля каждая персона, она же угол любовного треугольника, получили свои валентинки. Утром, перед уходом на судно, чтобы отправиться в рейс, Илья оставил открытки на столике в прихожей. Проснувшиеся подруги увидели их одновременно. Валентинки были подчёркнуто одинаковыми внешне. Но открыв свою, Виктория обнаружила стандартно напечатанный текст, всего лишь подписанный снизу автографом. В то время как в открытке, предназначенной Софи, было множество от руки написанных строк, явно не шаблонного содержания. Но не это больше всего огорчило и возмутило обделённую вниманием. А то, с каким прохладным пренебрежением подруга отнеслась к посланию, за малую толику тепла которого Вика отдала бы самое дорогое! И когда та протянула ей собственную валентинку, с робкой надеждой в глазах растопить ледяное сердце, в ответ получила лишь сурово стиснутые губы и молчаливое упрямство. А потом ещё пуще. После какой-то вполне невинной фразы Вика разразилась гневной тирадой, выложила кучу несправедливых обвинений, и в конце концов ушла, хлопнув дверью. Бродила целый день по городу, бередя душу кажущейся обидой, хотя отдавала отчёт в безобразности своего поведения. Не ответила на сотню, не менее, вызовов, смс-ки стирала не читая. Вернулась домой едва не в полночь, сразу после душа улеглась в кровать, накрывшись одеялом с головой. Смутно слышала всхлипы и какие-то слова Софии, но свернуть с увлекательной, хоть и мерзкой колеи отрицания не могла. Так и уснула, и снов никаких не видела. Разбудил её резкий вскрик, причём мгновенно пронзивший страшной догадкой. Ещё уставившись спросонья на распахнутый проём балконных дверей, откуда несло февральской стылостью, впрочем, совершенно неосязаемой, Виктория поняла — что увидит внизу, когда подойдёт взглянуть. И ей так не хотелось этого делать, что возникла мысль снова уткнуться в подушку, заснуть... и вдруг произошедшее окажется привидевшимся кошмаром? Но снизу раздались крики, шум подъезжающих и останавливающихся машин, и она на ватных ногах подошла к окну. Там, на пыльном асфальте, в неряшливой луже крови, неестественно изломанное, лежало тело Софии. Вокруг уже толпились зеваки, ахали вездесущие бабушки, с истеричными сиренами подъехали милицейский "Газик" и "Скорая". Виктория поняла, что всё всерьёз, и придётся спуститься в этот круг наступившего ада, и впустить горькую беду внутрь себя. Но не эта, а другая главная, подобная раскалённым щипцам мысль терзала её сознание — Илья! Каково будет ему? Принять смерть единственного любимого человека, подобную крушению всего мира?
Что касается следствия, то оно прошло на удивление гладко. На полу возле окна нашли записку, которую сочли предсмертной: "Так скучаю по папе и маме! Илья, Вика, простите!" В ванной комнате на зеркале осталась странная надпись, нанесённая губной помадой: "Ad mortem", которую перевели с латыни, как: "До смерти". Кровь предполагаемой самоубийцы содержала изрядную дозу алкоголя, что совпало с фактом находки четырёх пустых банок джин-тоника возле могилы родителей, а так же свидетельскими показаниями одного из соседей, случайно увидевшего не вполне трезвую Софию на выходе с кладбища. Сама Виктория мало что смогла рассказать. Целый день отсутствовала по делам, вернулась поздно, сразу легла спать. Проснулась от крика. Признаков депрессии не замечала, разговоров на тему суицида не слыхала. Замечательный человек, лучшая подруга, невыносимо жаль!
Илья успел как раз на похороны, прилетел из Италии. Само собой, пребывал в прострации, путал людей и время, периодически совсем уходил в себя. Но всё же перенёс утрату более стойко, чем опасалась Вика. И к ней проявил неожиданное миролюбие: ни в чём не обвинял, не пытался докопаться до истинной причины происшествия. Наоборот, сам предложил, даже просил, чтобы она осталась жить на прежнем месте, мол, привычным присутствием напоминает о Софии. Нельзя сказать, что Виктория не понимала скользкой двусмысленности ситуации. Обитать под одной крышей с мужчиной, да ещё после гибели его сестры, её подруги, произошедшей в том числе, или даже в основном, из-за острых граней их разомкнуто-спаянного треугольника? Знал ли Илья о тех чувствах, которые питала к ней София? Раз имел представление о сексуальных предпочтениях сестры, вполне мог подозревать. Догадывался ли о влюблённости в него Виктории? Скорее да, потому что скрыть данное обстоятельство, варясь в общем котелке, невозможно. Родителей Вика оставила в неведении, справедливо рассудив, что подобная новость стопроцентно определит переезд из квартиры Громовых и похоронит даже призрачную надежду завоевать сердце воздыхаемого. И чудо чудное, жизнь потекла свои чередом, пусть на грани театра абсурда, но всё же даря маленькие радости и придавая смысл существованию. Почти полгода Виктория выполняет роль единоличной хозяйки, периодически встречая и провожая Илью, ведёт счета, занимается домашней работой, вплоть до мелкого ремонта, попутно отдавая дань учёбе. Всё это время смутная тень Софии продолжала обитать между живыми, но о случившемся тем зимним утром старались помалкивать. Каждый нёс свою горькую ношу в одиночку. Иногда мимоходом делились воспоминаниями о замечательных моментах общего для троих прошлого, но всегда крайне сдержанно, словно опасаясь неуместной живостью нарушить хрупкое равновесие текущей реальности.
А ещё были сны, почти всегда одни и те же. Если раньше они носили ярко выраженный чувственный характер, представляя в разных нюансах чуемую Викторией близость с предметом страсти, вплоть до бурного секса, оканчивающегося улетным оргазмом, то теперь по ночам ей виделось нечто иное. Как правило, начинался сон явлением образа Ильи, улыбчиво-приветливого, будоражащего ум и плоть почище любого афродизака. Он звал куда-то за собой, в некие тайные лабиринты или альковы, а может быть, чудесные райские сады, навроде тех, что ублажали восточных цариц... Виктория устремлялась вслед, несомая, как розовый лепесток майским ветром, но в конце концов оказывалась в тесной душной комнатке с единственным окном, длинным и узким, похожим на бойницу. Там, снаружи, открывался вид на обширную долину, теряющуюся в голубоватой дымке, и было похоже, что это помещение находится внутри высоченной башни, причём на самой её макушке. И вдруг за самым окном возникала туманная девичья фигура в короткой красной футболке, той самой, что была на Софии, и знакомые длинные волосы, вечно растрёпанные, словно под ветром, и губы, тронутые улыбкой, и глаза... живые глаза... Виктория бросалась к ней, желая только одного — схватить покрепче за плечо и не дать снова упасть. Но кажущаяся осязаемой плоть ускользала, а в голове звучал голос, её живой голос: "Не бойся, Викиш, два раза не умирают. И прости, что не оставляю тебя в покое, оказывается, любовь тоже бессмертна, как и душа!"
Из телефона раздаётся долгожданный, но всё равно заставший врасплох сигнал вызова — Вархаус: "The Good Lie". Виктория хватает трубку, пару секунд собирается с духом, чтобы не выдать волнения. Всё должно быть, как обычно, пусть выморочно, зато рядом с ним! Но в ответ на сдержанное: "Илья? Привет!" — слышит полный воодушевления голос, столь не похожий на прежнее суховатое обращение:
— Привет, Вик! Ужасно рад тебя слышать, соскучился вообще! Ты как, не очень занята сегодня? Есть повод немного гульнуть — премия капнула, и просто развеяться. Сто лет нигде не бывал с приятной девушкой. Если, конечно, ты не против...
Сказать, что Виктория была крайне изумлена, значит ничего не сказать. Она в прямом смысле опешила и потеряла дар речи. Внезапная радость и недоумение схлестнулись, словно потоки двух встречных рек, образовав такой водоворот, в котором бесславно утонули остатки умственных способностей. Пауза с ответом затянулась, но Илья терпеливо ждал, видимо, сознавая состояние девушки. Наконец она смогла чуть прийти в себя и выдавить осмысленную фразу:
— Немного неожиданно, прости... Но вроде бы я сегодня свободна... если правильно поняла твоё предложение... А где мы будем развеиваться, можно спросить?
— Думаю, "Золотой апельсин" самое то. Там директором мой хороший знакомый, если позвоню, всегда организует столик, и всё будет нормально. Так что, гуд?
К прежнему не совсем прошедшему смятению Виктории добавилась новая порция. "Золотой апельсин" — пожалуй, самый фешенебельный ресторан на всём побережье от Геленджика до Лазоревского, и туда не заглядывают на чашку кофе. Свадьбы-именины всяких тузов, престижные встречи... одно упоминание в разговоре, что тусил в "Апельсине" возвышает в глазах окружающих на целую голову. Соответственно, выглядеть нужно как минимум дочкой Абрамовича, если не саудовской шейхой. И как на грех, весь парадно-выходной гардероб студентки Гидромета составляют чёрные джинсы со стразами и дымчатая кофта. Вещи, безусловно, миленькие, но для такого мероприятия — полный отстой!
— Может, на первый раз выберем заведение попроще, не такое крутое? Мне даже надеть туда нечего, если честно...
Голос Ильи звучит настойчиво-обходительно, и Виктория готова заранее подчиниться всем его доводам:
— Если не лучшее, то зачем вообще огород городить? А насчёт наряда... Знаешь, давно хотел предложить, только пойми правильно... Вы ведь с Софией примерно одинаковых пропорций, а в её шкафах столько разного осталось, и всё новое, она практически не носила... Считай, что там всё твоё, и без сантиментов, я уверен, она будет только рада... — тут его уверенность несколько дрогнула, да и упоминание сестры в будущем времени несколько резануло слух. Но не успела приглашаемая возразить, как новый поток аргументов хлынул убеждающей волной:
— Пойми, им нужна наша память, любовь, а всякие земные штучки уже до лампочки, зато весьма выручают живых. Пусть это будет её подарком, предположим, на День рождения!
— У меня ведь осенью...
— Вот и славно, отметим сейчас, а то уйду в долгий рейс — когда ещё сподобимся?.. Итак, договорились? Сейчас почти три пополудни, у меня ещё кой-какие дела на работе, да и тебе нужно времечко приготовиться, значит, в семь заеду за тобой?
Сумевшая пролепетать лишь жалкое: "Ага...", она слушает прощальные гудки, боясь проснуться и оказаться в прежнем мире. Что-то такое произошло во Вселенной, может, новая комета пролетела не там, где положено, или поменялись магнитные полюса, как давно пугают английские учёные? Но в любом случае, раз назвалась груздем, придётся лезть в кузов, то есть хватай удачу за хвост и не спи!
Первым делом — звонок Лильке насчёт причёски-укладки, только бы была свободной, она обязана Виктории, столько раз выручала, пусть хотя бы однажды почешется! Полноценную процедуру в СПА уже не успеть, но по-минимуму можно и дома. Хорошо ещё, что вчера расправилась с лишними волосками, где им не место, и теперь там гладь и блеск. Очистить кишечник ещё, да пару таблеток активированного угля принять, для подстраховки. И в темпе, девочка, в темпе!
У парикмахерши как раз выпали незанятые час-два, и Виктория легко подавляет её робкую попытку отбрыкаться:"Буду через полчаса, вопрос жизни и смерти, выручай, или Денис твой останется вдовцом!" Затем бросается в ванную — отмывать себя из Золушки до уровня принцессы. Переводит в пену пару литров геля с шампунем, стирает напрочь суровую мочалку, дотягиваясь до таких мест на себе, что позавидовала бы женщина-змея в цирке.
Но самая щепетильная часть подготовки развернулась после возвращения из салона. Виктория с замершим сердцем и лёгкой дрожью в поджилках остановилась перед солидными древними шкафами из красного дерева, оставшимися от прабабушки Громовых, в которых София хранила, или хоронила, свой неслабый гардероб. Разумеется, его содержимое не было топ-секретом для замыслившей проникновение. В лучшую пору их дружбы девчонки не раз устраивали совместное шоу-дефиле с примеркой всевозможных нарядов. Когда-то Виктории пришлось даже сбросить пару кило, чтобы соответствовать размерам подруги. И теперь с этим не предвиделось проблем. Заминка была в другом. Имеет ли она право надевать эти вещи, раз косвенно виновата в смерти их хозяйки? Что бы ни говорил Илья, ситуация стрёмная.
Впрочем, оказалось, что нравственные терзания вполне преодолимы, стоит только приступить к действию. И в этом нет никакого преступления, а всего лишь свойство человеческой природы, которой присуще с лёгкостью находить компромисс с собственной совестью.
Прежде всего распахнуты створки хранилища вечерних платьев. Там их было порядка дюжины, любых цветов и фасонов. Что ни говори, а влюблённый брат не жалел денег на обновки для сестры! И в принципе, Виктория знала, что выберет, но всё же перебрала все по очереди. Любое годилось для предстоящей вечеринки, однако снайперским выстрелом в сердце является только одно. Очень смелое фас и со спины, изумрудного металлика, такое будет гвоздём программы! Только выдержать стиль, как в сопутствующих предметах одежды, так и в поведении. Ну, всякие фильмы-сериалы про высший свет видывали, да и не боги горшки обжигают!
В ящиках для обуви тоже неплохой ассортимент. Ещё раз поблагодарив судьбу за схожесть параметров, она изымает то, что надо. Тёмно-зелёные туфли на космически высокой шпильке, от которой захватывает дух. Будем надеяться, так же проймёт Илью, но ещё больше, что удастся не грохнуться с них прямо посерёдке зала!
Так, а вот интимные закрома. Нижнему белью отведён отдельный шкаф, похожий на запасник солидного музея, вроде Эрмитажа. Илья накупил и привёз Софии массу симпатичных штучек, которые та принципиально не носила. Просто кидала в общую кучу, не примерив ни разу. Значит, ищем чёрное и прозрачное, минималистской модели, а топ вообще лесс! Виктория рассмеялась собственной дерзости и показала язык отражению в зеркале. Не иначе, она чуть опьянела от избытка адреналина и входит в раж. Вот и славно, для "Золотого апельсина" самое то!
И раз пошла такая пьянка, сунем хоботок в «алмазный фонд». Пара изумрудных серёжек, золотая цепочка с тем же камнем, витой браслет. Посмотрим на реакцию Ильи, вдруг не сразу убьёт, а даст покрасоваться на вечере?
Когда вновь звучит «Вархаус», на циферблате только 18.45, но Виктория вполне готова, во что не верится самой, тем более приятно удивлён Илья. Ещё больше он поражается, когда появляется на пороге квартиры с изысканным букетом цветов. Застывает в дверях, неподдельно обалдевший:
— Вик, ты просто бомба, честное слово! Ну, я знал, в смысле видел, что ты красивая девушка, но чтобы настолько... Сражён наповал, сударыня, и примите в знак восхищения сей скромный букетик!
"Скромный букетик" тянет минимум штук на пять, но Виктория, скользящая на гребне волны внезапной удачи, воспринимает происходящее с королевским достоинством:
— Очень мило, спасибо. Будь добр, Илья, отнеси на кухню и поставь, там есть пара ваз, выбери любую...
У подъезда их ждёт такси. Не абы что, а тёмно-серый «БМВ», похожий на дипломата в строгом смокинге. У нас званный раут в посольстве Папуа-Новой Гвинеи? Мы будем там в качестве гостей или десертного блюда? Под взбалмошный трёп пара погружается в элегантное нутро автомобильного денди, пахнущее лучшей кожей и добрым виски. Начало впечатляет, а потом хоть потоп, зато рука, поддерживающая Викторию под локоть, такая уверенная и крепкая!
Час пик миновал, но трафик по-прежнему напряжённый. В основном — приезжие любители морского отдыха. Одни только прорвались через перевалы и километровые пробки, сквозь кордоны гаишников, и теперь с выпученными глазами ищут место где-бы приткнуться. Другие уже хлебнули местной романтики сполна, обгорели кто дочерна, кто докрасна, отмучились жидким стулом и грабительскими ценами, так что мечтают поскорее вернуться к родным пенатам. Номера всевозможных регионов, модели авто как правило бюджетные. Неудивительно. Владельцы представительских марок предпочитают бизнес-класс «Боингов» и «Аэробусов», и золотые пляжи заморских курортов.
Впрочем, подобные нюансы совершенно не волнуют наших героев. Они уютно устроились на заднем сиденье немецкой вундер-машин, словно у Христа за пазухой. Звучит лёгкая ритмичная музыка, не мешающая разговору, но заглушающая ненавязчивый шум двигателя. Водитель предельно корректен, безучастностью похожий на роботов-таксистов из фильмов о будущем. Виктория может смело сказать, что для неё оно уже началось в виде не представимой ещё вчера реальности. Она, в шикарном платье, вся из себя — рядом с любимым человеком в салоне крутой тачки едет тусить в отпадный ресторан! Кто-нибудь, разбудите! Или не мешайте, пожалуйста!..
Добрались до места, когда солнце уже приблизилось к поверхности моря, расплывчато багровое, отороченное фиолетовыми мохнатыми тучами. Ветерок нешуточно посвежел и овевает тело в открытом платье, но Виктория не чувствует холода. Ведь она на пороге "святая святых"! Несколько парковочных площадок перед зданием ресторана заполнены элитными авто. Илья уверенно ведёт спутницу через этот сверкающий и пахнущий высокооктановым бензином лабиринт, но не к главному входу, где толпится разодетая публика и звучат отголоски оркестра, а окольным путём, видимо, к входу служебному. Там их встречает суровый лоб-охранник, впрочем, вполне миролюбиво поздоровавшийся за руку с Ильёй и кивнувший девушке, мол, ты тоже проходи!
Пустынная лестница, покрытая розовой ковровой дорожкой, ведёт вверх и вверх. Иногда из полуоткрытых дверей вырывается шум-гам беспечного веселья вперемешку с мелодиями, но провожатый даже ухом не ведёт. "Не на крышу же идём?" — молча гадает Виктория, оглядывая безукоризненную отделку даже скрытых от глаз посетителей помещений. Словно в ответ Илья произносит подбадривающе: "Потерпи ещё малость, уже пришли! Можно было бы двинуть основным путём и подняться на лифте, но там такая суета, могут и ноги оттоптать!"
Наконец очередная дверь распахивается и для них. Это в самом деле почти на крыше. Обширная лоджия под открытым небом с потрясающим видом закатного моря. Обилие экзотической зелени создаёт эффект тропического сада с укромными беседками, освещёнными масляными светильниками. Чуть ниже располагается арена танцпола, где кружатся в томном танце несколько пар. В нише украшенной цветами арки устроился камерный оркестрик, наигрывающий лирические мелодии. "Очень мило, — решила про себя девушка, — но наверное, скучновато. Для тех, кому за тридцать. Впрочем, для романтического свидания вполне".
Их очевидно ждали. Прямо из кущи бамбука появляется предупредительный человек в отличном костюме и с бейджиком на груди, сияющий пробором. Метрдотель поприветствовал Илью, как завсегдатая, повёл за собой, указывая место. Оно оказалось выше похвал. Широкий обзор, и в то же время уютная укромность под сенью пальм. Непривычной формы стол в виде мяча для регби. Виктория догадалась — только для двоих, чтобы быть поближе друг к другу, но вмещать достаточно приборов. На клетчатой скатерти-циновке стоят несколько ваз с цветами, фруктами, орехами. В сияющей металлической миске, полной льда — запотевший графин с прозрачной жидкостью. Вряд ли спиртное, наверное, вода. Тут как тут официант — сама любезность. Виктории предоставлено право первой выбирать блюда. Метрдотель поясняет, мол, в основном средиземноморская кухня, но можно заказать хоть рыбу Фугу. Нет уж! Девушка смеётся смущённо и доверяется вкусу и опыту визави. Что-нибудь не слишком калорийное, и без пикантных изысков... Вино? В принципе, любое, не очень крепкое... Розовое испанское? Замечательно!
Они остаются одни, некоторое время осваиваются, привыкают к обстановке, особенно Виктория. Хорошо, что их никто не видит, можно чуть расслабиться. Илья ненавязчиво поглядывает, в уголках рта загадочная улыбка. Думает, какая она провинциальная простушка? Ну и пусть, сам позвал! К тому же роскошный наряд так приятно сидит по фигуре, что девушка ощущает себя царицей бала, уверенной и неотразимой. Поэтому смело улыбается в ответ, и в кресле располагается вполне раскованно.
Скоро возвращается официант с заветной бутылкой, сворачивает ей голову, извлекает пробку, потом наливает по чуть-чуть на пробу. Ничего так, приятно освежает во рту. Виктория пожимает плечами, зато Илья жмурится от удовольствия и кивает в знак согласия. Теперь они тянут пряную розовую влагу из наполненных бокалов, любуясь игрой света в толще вина, обмениваются всё более откровенными взглядами.
Но вот Илья встаёт решительно и протягивает руку — приглашает на танец. Ну, слава Богу, созрели! Спуск по винтовой лестнице на нижний уровень, где на подсвеченной сквозь полупрозрачный пол площадке медленно кружатся любители "медляка". Виктории лестно сознавать, что она выглядит всех моложе и не менее шикарно. Ловит взгляды: мужские заинтересованные и женские неприязненные. Так то! Но мандраж ваш напрасен — никто первой красавице не нужен, кроме её партнёра. Который движется уверенно, ведёт чётко, ритм слышит безошибочно. Остальные пары поблёкли, впрочем, Виктория и не видит ничего вокруг. Сердце бьётся часто, наполняя тело жарким восторгом. Это ли не счастье, ради которого стоит жить? Или даже умереть?..
Оркестр постепенно прибавляет градус страсти. Звучат уже и латиноамериканские мотивы, танцующие сплелись ещё теснее, движения всё откровенней. После четвёртого или пятого тура Илья предлагает вернуться за столик и подкрепиться. Вечер только начинается, и следует разумно тратить силы. Виктория основательно разогрелась, каждая её жилка играла, словно струна испанской гитары, и просила движенья. Но в самом деле пора притормозить.
Они поднимаются на топовый ярус, падают на свои места, будто вернулись домой из долгого путешествия. Стол в мгновение ока наполняется холодными закусками, настолько аппетитными, что девушка едва не набросилась на еду, ощутив волчий голод. Но прежде — новая порция розового пламени в бокале.
Тут к ним подходит весьма важная персона, как поняла Виктория по тому, что её визави резво поднимается и делает шаг тому навстречу. Они обмениваются рукопожатиями, и даже как бы обнимаются условным жестом. Илья оборачивается и представляет спутнице своего знакомца: "Виктория, это Олег, царь и бог сего Эдема, мой товарищ по школе, лучший ресторатор на всём побережье, могу биться об заклад!"
Царь и бог весьма любезно здоровается с девушкой, улыбка его учтива и задорна. "В первый раз вижу Илью в нашем заведении с девушкой. Примите мою благодарность, Виктория, за этот подвиг, и позвольте угостить самым лучшим вином!" По его знаку официант приносит и откупоривает запылённую древнюю бутылку. "Бордо 1924 года, из личной коллекции Берлускони, отдавал буквально со слезами..."
Делая глубокий глоток, словно причащаясь божественного нектара, Виктория не без удовольствия заметила оттенок ревности во взгляде Ильи. Забавный всё же нынче день, столько перемен... На душе царит праздник, но крохотный, загнанный в подвал червячок сомнения продолжает грызть ум. Разве бывают такие кульбиты: не люблю, и вдруг люблю? Любовь ли это? А что, если не любовь? Минутный каприз, прихоть? Что ж, пусть так, пусть калифом на час, но она урвёт свой кусочек счастья! Значит, шоу маст гоу он!
Поклевав того-сего из разных тарелочек, утолив голод и жажду, они решают размять затёкшие члены основательно. Илья зовёт спуститься на палубу поглубже, где звучат современные ритмы и народ отрывается по-полной. На этот раз пользуются обзорным лифтом, совершающим бесшумные передвижения вверх-вниз по внешней стороне здания. На несколько секунд волнующий вид вечернего города и огоньков на рейде захватывает воображение. Но вскоре они, словно безропотные щепки, увлечены безумной атмосферой клубной тусовки. Огромный зал, по периметру уставленный столиками, в центре похож на арену римского цирка, куда собрались патриции вместе с гладиаторами и затеяли вакханалию. Музыка нещадно лупит по барабанным перепонкам, впрочем, через вибрацию пола достаётся всему телу. Это как всеобщий допинг, заводит и расслабляет одновременно.
Виктория умудряется различить в мелькании вспышек несколько знакомых лиц. Одногруппницы по Гидромету. Разодеты, вернее, раздеты ох-ты-ох, намакияжены, как на Хеллоуин, в компании взрослых папиков (явно не родителей). Понятно, девочки пришли по делу, флаг им в руки! Уж про неё никто не подумает плохого. Илья — сама порядочность и шик, завидуйте, но издалека!
Немалая уже доза алкоголя и адреналина в крови внесла в танцевальные движения нашей пары неповторимые краски с палитры аборигенов Австралии и, возможно, шаманов Огненной Земли. Уж они показали мастер-класс супер-модерн-данса, будьте уверены! Так отплясывали, что Виктория дважды теряла туфли, которые Илья разыскивал по всему танцполу между мельтешащих ног, рискуя получить черепно-мозговую травму . Несколько раз отчаливали перевести дух и заодно промочить горло у барной стойки.
Всё же не обошлось без мимолётных встреч со знакомыми. Те, с которыми едва здоровались на занятиях, бросались обниматься, словно лучшие подруги. Пьяно шептали в ухо, мол, классно выглядишь, и кто это с тобой такой крутой кавалер, а если просто друг, то нельзя ли познакомиться? Виктории пришло на ум, что пора сматывать удочки из этого вертепа разврата, и возвращаться в их милый садик на крыше. По дороге восвояси произошёл забавный инцидент. Девушка попросила минутную паузу, чтобы посетить дамскую комнату, и отлучилась. В пустынном коридоре путь ей преградил не очень трезвый, не очень молодой, но очень самоуверенный мужчина. Одет прилично, если не считать помятости отдельных элементов костюма и лица. И в этакой куртуазной манере ищет знакомства:
— Эй, детка, я видел, ты сегодня не одна... Но как насчёт завтра, или потом когда? Я не менее щедр, и если будешь доброй, гарантирую, не пожалеешь!
Виктория имела некоторый опыт избавления от назойливых приставал, но то была обычная уличная шпана, а с этим горе-ухажером хотелось немного покуражиться:
— Сожалею, но вашей щедрости не хватит оплатить мою доброту, так что сойдёмся на никогда, Ок?
— Ого! Судя по тону, ты как минимум дочка Сечина... или подружка Абрамовича!
— Выше, берите гораздо выше!
Мужчина поднимает лицо к потолку, видимо, пытаясь в неведомой вышине узреть столь могущественную персону. Вдруг глаза его расширяются от неподдельного ужаса;
— Неужели... он? В таком случае миль пардон, мадемуазель, спешу раскланяться и не смею задерживать!
Ха-ха! Девушка приходит в ещё более прекрасное настроение благодаря этому эпизоду. Согласитесь, прикольно вызвать вожделение состоятельного мэна и тут же щёлкнуть его по носу, и не опасаться последствий!
Вернувшись за столик под пальмами, они отдали должное горячему. Особенно хороши были форель, запечённая в миланском соусе, и трюфеля а-ля Луи ХV. Напрыгавшаяся до упаду Виктория едва не облизала тарелки. С этими блюдами в тему оказались напитки покрепче: Илье принесли сто пятьдесят водки, Виктория решилась испробовать коньяку. И сразу почувствовала разницу — ноги обрели самостоятельность, послав привет сбрендившей голове. Сознание распалось на яркие фрагменты, словно кадры случайного комикса, забытого на сиденье автобуса. Кажется, было ещё кружение на танцевальной арене, наверное, больше похожее на клинч обессиленных боксёров в последнем раунде. И в караоке отметились зажигательной песней. С какими-то вроде португальцами, или китайцами пили на брудершафт. Но в конце концов Виктория пришла в себя, осознав, что они с Ильёй весьма смело обнимаются на подоконнике огромного окна в незнакомом помещении. Мелькнула притворившаяся посторонней мысль: "Не хватает заняться сексом прямо здесь, чтобы быть с позором изгнанными!"
Впрочем, спохватились вовремя, да и время было давно заполночь, пора честь знать. Они спустились на грешную землю посредством стеклянного лифта, стараясь не приглядываться к движению уличных огоньков, дабы не добить бесповоротно вестибулярный аппарат. К счастью, на входе их ждал всё тот же невозмутимый таксист и проводил к машине, избавив от скитаний Моисея по пустыне. Он же разбудил по прибытии к родному дому. Илья, освежённый кратким сном, бодро двинулся в сторону подъезда, увлекая за руку квёлую спутницу.
Поднявшись в квартиру, гулёны разделились: он отправился на кухню варить кофе, она уединилась в ванной. Впрочем, забыла закрыться на защёлку. Словно сомнамбула, избавилась от одежды и прочего, открыла дверцу душевой кабинки. Проведя взглядом по зеркалу, обомлела, не решаясь глянуть снова. Потому что там была не она, Виктория, а совсем другая... Но как бы и она, но точно иная она... Сознание не хотело признаваться, кто именно была в отражении. И была ли вообще, не плод ли это хмельного воображения?
Девушка резко открыла воду, оказавшуюся ледяной, и встала под хлёсткую струю, даже не вздрогнув. Чёрти что привидится спьяну! Но смутное чувство вины возникло снова и норовило испортить праздник. Виктория зашептала почти умоляя: "Сонечка, хорошая, прости меня, глупую, но я так люблю его и согласна на всё! Только не мешай, пожалуйста!" В этот момент она почувствовала, как чьи-то уверенно-деликатные руки повернули рычажок регулировки, делая температуру душа комфортной, а потом прошлись по её плечам сверху вниз. Она замерла, испуганная и счастливая, ожидая, допуская, отдаваясь...
Он сделал шаг внутрь кабины и прижался вплотную сзади, соединив руки под её грудью, чтобы потом скользнуть выше и накрыть ладонями. Губы его прошлись по шее, посчитав все позвонки, и вобрали в себя мочку уха. Виктория снова ощутила невесомость, но уже реально-плотскую, звенящую в каждой жилке и плавящую янтарь желания. Там, внизу, где сейчас формировался центр живого тайфуна, готовилась к вторжению всепобеждающая сила. И женщина наклонилась, увлечённая ею до беспамятства...
Виктория не могла потом вспомнить, как они оказались в его постели после столь жаркой водной феерии. Кажется, Илья отнёс её на руках, и новоявленные любовники продолжили самое увлекательное занятие на земле более основательно. Мужчина не ведал усталости в нежных ласках, не совсем свойственных сильному полу, но бесконечно сладостных, сводящих с ума, наполняющих исступлённое тело миллионом божественно пронзающих жал... Виктория, не избежавшая в прошлом сексуального общения, остатками ума поражалась, насколько происходящее с ними превосходит не только бывшее, но даже могшее возникнуть в фантазии. А в общем — ни о чём она не думала, всецело во власти чувственной стихии. Умирала и оживала, то ныряя в опасную глубину, то всплывая к ослепительному свету. Это длилось так долго, словно наступившая нирвана, но кончилось внезапно, когда физическая их природа смилостивилась и погрузила в волшебный сон.
Проснулась Виктория сразу, словно от толчка, и прежде всего поразилась непривычному, хотя знакомому запаху (мужской дезодорант?). И ещё тому, что лежит совершенно обнажённой в чужой постели, едва прикрытая простынёй. Голова ломит в висках, да и затылок, как не свой. Во рту кисловатый привкус. Тут она вспоминает сразу всё и садится, оглядываясь. Несомненно, они с Ильёй были вчера в "Золотом апельсине", нормально там погуляли, а после... случилось то, что случилось, совершенно невероятное по логике событий, но тем не менее произошедшее... Остаётся понять, каковы будут последствия, если будут, конечно. В любом случае она имеет право на выяснение отношений. Даже если после этого ей придётся убраться из квартиры и его жизни окончательно.
Однако, где же сам виновник торжества, великий волшебник Изумрудного города и окрестностей? С кухни доносится приглушённый звук посуды. Слава Богу, находится поблизости, не улетел на воздушном шаре!
Тут до Виктории доходит, что все её одёжки находятся где угодно, но только не под рукой. Явиться пред ясны очи голой? Несмотря на страстное бесстыдство прошедшей ночи, подобная вольность представляется абсолютным моветоном при свете утра. Значит, стоит порыскать в комнате на законных основаниях — добыть, фиговый листочек, которым прикрыть наготу. О, замечательный выбор мужских рубашек в шкафу, пусть и размер великоват...
Она надевает белую в синюю полоску сорочку, застёгивает несколько нижних пуговиц, подкатывает рукава. Можно считать, что приличия соблюдены, и вид вполне секси, на случай, если случившееся с ними — не случайность.
Когда Виктория заглядывает на кухню, сердце у неё готово пуститься наутёк, а губы невольно вздрагивают, произнося тихое: "Привет!.."
Илья, одетый как с иголочки в ослепительно-белую форменную рубашку с погонами и чёрные брюки, занят приготовлением кофе. Выглядит просто умопомрачительно: идеально выбрит, свеж, подтянут. Словно не провёл чумовой вечер в ресторане и бессонную любовную ночь. Виктория на миг застыдилась своего "распущенного" облика. Но потом смело и победно вступает под своды царской трапезной.
— Привет, Вик! Ты такая чудесная и милая, супер! — Он улыбается ей, но что-то затаённо виноватое, некая горечь мелькнула в его глазах, к тому же отведённых на бесконечно долгую секунду в сторону. Виктория насторожилась внутренне, хотя всё так же уверенно подошла к возлюбленному и чуть приподнявшись на носочки, поцеловала его в уголок губ. Тот смешался ещё заметнее, стал как будто оправдываться:
— Вот, позвонили рано, что нужно подменить вахтенного помощника, ребёнок у него заболел... Не стал тебя будить, ты так сладко спала... Кофе будешь? Я на двоих поставил...
Так, значит, голубой вертолёт всё же готовится к отлёту, и необходимо ковать железо не отходя от кассы... Виктория усаживается на диван совершенно спокойная, кладёт одну обнажённую ногу на другую. Наплевать, что ткань просвечивает и распахнулась вольными складками. А вот теперь поговорим!
— Илья, можно тебя спросить кое о чём? Без всяких вокруг и около?
— Да, конечно... Наверное, даже нужно...
— Скажи, вчера вечером и ночью, это что вообще было?
Он серьёзнеет пуще прежнего, лицо становится напряжённым, голос хриплым:
— А ты как считаешь?
— Для меня это были самые счастливые часы в жизни, прошлой, возможно и будущей. Но ведь ты — любил Софию, признайся! Каким же образом всё вдруг поменялось? Разве так бывает? Конечно, я всё равно благодарна тебе, но, пожалуйста,, объясни произошедшее, иначе точно сойду с ума!
Илья начинает в волнении поправлять безукоризненный галстук, потом бросает, трёт страдальческое лицо. Речь его сбивчива, отрывиста:
— Я знаю, что выгляжу странно, даже глупо... И то, о чём скажу, покажется, наверно, ещё нелепей... Ты веришь в бессмертие души?
Виктория только распахнула глаза от неожиданного вопроса. Может, Илья двинулся? А он будто получил ожидаемый ответ:
— Вот именно, звучит, как полная чушь, но это стопроцентная реальность. Для меня София — жива, я чувствую её присутствие постоянно...
— Илюш... Мне тоже это знакомо, но можно ли считать наши чувства к умершим признаком их бессмертия? И потом, какое это имеет отношение к вчерашнему событию?
— Викиш, прошу тебя, дай мне объяснить! Ну вот... Да, я любил... вернее, люблю свою сестру... Так вышло, я пытался бороться, но понял, что бесполезно... Сердцу не прикажешь... А она любила тебя... И это не имело устраивающего всех выхода... Но потом она... ушла... Я не мог поверить в окончательность её исчезновения, думал о ней, как о живой, держал в памяти... И вот недавно, во время рейса, она реально пришла ко мне! Постой, не считай меня психом, мол, увидел глюк! Нет, София появилась во сне, но это был совершенно реальный сон! — Илья уселся на стул лицом к лицу с Викторией, но смотрел мимо, словно вновь переживая чудное видение.
— Она сказала мне, что ошиблась, надеясь, что смерть отменяет всё, включая любовь. Душа продолжает томиться, словно у неё по прежнему есть живое сердце. Но есть возможность изменения реальности, если разрешить чувствам выбрать другой вектор... Она сказала, что если я начну думать о тебе, Виктория, то она сможет воплотиться в твой образ — для меня... (Виктория почувствовала, что у неё по спине пробежали мурашки ужаса, ничего себе!) Когда я проснулся, был в сомнении... Но в самом деле начал думать о тебе, о твоих чувствах ко мне, что мог бы легко доставить тебе радость, как мне представлялось... И скоро действительно — ты реально превратилась в моём сознании в Софию, я ощущал всё более сильное желание быть с тобой, отдавать себя, любить, обожать... Я понял, что люблю тебя!
Так, так... Виктория не могла понять, радоваться ей или огорчаться, вообще мало что соображала. Кроме очевидного факта — София всё же нашла способ добраться до неё. Способ, придётся признать, не самый худший. Эх, Соня, Соня, беспокойная твоя душа!
— Ладно, эту часть перемены я могу условно понять... но если София реально явилась тебе и предложила условия, то в чём её выгода? Порадоваться на нас со стороны? И этим избавиться от любовного томления? С трудом верится...
Теперь Илья выглядел скорее смущённым. чем взволнованным:
— Ну, в общем, София ещё кое о чём сказала... Типа если я соглашусь принять тебя, как её, то не только я смогу ощутить реальную близость с ней в твоём образе... Но и она — находясь в это время как бы во мне...
Стоп, финиш, невероятность ситуация зашкалила все пределы! Виктория невольно рассмеялась, хотя впору было всплакнуть:
— Боженька помилуй! Громовы, вы что, на пару поимели меня? Охренеть с вас можно! Илья! Просто скажи, что захотел со мной переспать, я без претензий, даже наоборот, всё было клёво, ты — супер!.. Ну, пожалуйста,, признайся, и не пугай меня такими ужасами!
Но Илья смотрит на неё ясно и грустно, ничуть не собираясь поддержать смех. И снова отчебучивает:
— Вика, если можешь, отнесись к этим моим словам серьёзно! И, в общем... выходи за меня замуж!
Вот тут Виктория точно обалдела. Во всех смыслах. Мозг впал в ступор, рот раскрылся не слишком привлекательно, не говоря о глазах. готовых выскочить из орбит. Мама! Твоя дочка, не иначе, полная дура... потому что не может сообразить ничегошеньки... что нужно сказать и как поступить в данном случае... Абзац! Одни нецензурные выражения...
Видимо, Илья и не ожидал другой реакции, потому что быстро встал, приблизился к девушке, взял за плечи и, наклонившись, поцеловал в висок, при этом прошептал:
— Я тебя люблю! Слышишь? Люблю!
Затем быстро собрал необходимые вещи, хлебнул давно остывшего кофе, и уже с порога весело крикнул:
— Пока! Буду через сутки. Но ты не спеши, подумай обо всём, Ок?
Виктория несколько минут оцепенело рассматривала захлопнувшуюся дверь. Ничего себе предложение руки и сердца! Осталось выяснить, от кого из семейного тандема оно поступило? Хотя, в конечном итоге, важно лишь то, с кем идти в ЗАГС. Покойников пока ещё не расписывают, так что по любому это Илья. Чего же боле? Штампик в паспорте весомее таблички на памятнике, остальное — лирика.
Она допила холодный кофе из чашки с надписью "Илья - босс", в его спальне сбросила его рубашку, побродила по квартире нагишом, представляя, каково будет быть её полноправной хозяйкой. Похоже, ничего особенного по сравнению с нынешним статусом. Повоображала, как сообщит родным о возможном замужестве. Вот переполох начнётся! Мамусь примчится разборки чинить, чтоб всё по-людски было. Эх...
Виктория прошла в ванную, где нашла разбросанные вчера одежду и бельё аккуратно сложенными на стиралке. Ладно, этим займёмся потом. А сейчас хорошенько помыться, чтобы начать новую жизнь чистенькими и свежими! Она вошла в кабинку, пустила воду, стала намыливать тело. Сами собой пришли воспоминания о том, чем закончилось предыдущее омовение. Нахлынули сладкие ощущения, чувствительные точки включились на полный разогрев. Глаза сомкнулись, воображение нарисовало соблазнительную картинку, следом другую, и понеслось... Руки перешли в автономный режим, сознание вспорхнуло освобождённой птицей. Вот так, вот... так...
Чуть позднее, слегка ошалевшая, лия струйки воды на кафель, Виктория встала перед зеркалом. Запотевшее, оно показывает один размытый силуэт. Девушка долго испытующе смотрит на него. Кто там, в странном зазеркалье? Вдруг она на самом деле превратилась в умершую, но не успокоенную Софию? И останется ею, пока жива, то есть до смерти...
Виктория пишет по туманному стеклу латинскую фразу, когда-то оставленную здесь: "Ad mortem". И произносит вполголоса:
— Значит, мы снова вместе, Софи? Пока смерть не разлучит, или всё же соединит? Признаюсь честно, если вчера — была ты, то ты — лучшая! Какой была всегда, и будешь... Я тебя люблю! Поняла это только сейчас, но ведь лучше поздно, чем никогда? И спасибо, что не ушла! Вместе до смерти, которой нет... для любви.