Когда я увидела ее первый раз – она мне не понравилась. И я, судя по ее выражению лица, ей не понравилась тоже. Так мы и стояли друг перед другом и внимательно выбирали, что же нам не нравится.
- Познакомились? – с непонятной для меня радостью спросила воспитательница. – Проходите, – она подтолкнула нас к двери в детскую. – Дети, у нас две новенькие. Познакомьтесь – Варя и Галя. Раз, вы новенькие будете сидеть вместе за этим столиком. Странный способ выбирать соседей по столу, подумала я, и отвернулась от Гали.
Я бы, конечно, расплакалась, первый день в яслях. В советское время не церемонились, как сейчас – по месяцу водят ребенка на пару часов, а мама в окно подглядывает. Нет – все строго и сурово. Хлопчатые коричневые сползающие колготы, майка и вперед, в ясли, на целый день, начиная с года.
Мою маму, кстати, в ясли сдали еще раньше – в три месяца. Государство считало, что это барство сидеть с ребенком в декрете, до года. А работать, кто будет? Вот – вот, и было предписано на работу являться, через три месяца после родов. Но, о матери и ребенке проявляли заботу и предоставляли ясли.
Так что мне повезло, не так, конечно, как моему ребенку – три года рядом с мамой, но год я принадлежала только своей маме. А через год, заботливое государство направило меня в детское дошкольное заведение. С нянечками и воспитателями, и с детьми. Очень не довольными, что их оторвали от любимых мам. В группе было нас человек двадцать. И это, надо сказать подвиг уследить за нами всеми только воспитательнице и нянечке.
Потом мы подросли и перешли в садик. Вот здесь мы с Галкой были, не разлей вода. Хотя по словам нашим мам, мы подружились уже на следующий день, после того как придирчиво разглядывали друг друга в яслях. Но мы этого не помним, приходится верить им на слово. А в садике – наша дружба стала крепкой и проверенной. Мы лазали по заборам, играли в войнушку и партизанов. Мы влюбились в одного и того же мальчика, но не поссорились. Стоит ли хоть какой самый замечательный мальчишка, что бы мы поссорились? Нет. Тем более, что его перевели в другой садик. А еще у нас был живой уголок. В старших группах мы уже чистили клетки и кормили животных. Но, самым любимым у нас был ярко-желтый кенарь. За право почистить его клетку мы упорно боролись. Устраивали очереди и доказывали друг другу, что «я на этой неделе еще не чистила ему клетку, а ты уже два раза!». И обижались, немного. Кенарь, это вам не мальчишка, вот из-за такой красоты можно было и поссориться. До обеда.
Воспитательница, у нас была хорошая и красивая. Особенно по праздникам. Мы с Галкой застывали, глядя на все это праздничное великолепие - красные губы, голубые тени, кудри, платформы и ярко-полосатое мини-платье.
- Какая вы красиаааая, - полушепотом, от волнения и переживания, и представления, что и мы такие же потом, когда-нибудь станем, - такая... такая... красивая... как клоун!
От всей своей доброй девчоночьей души делаем комплимент любимой воспитательнице, и замираем, любуясь. И не понимаем потом, почему нянечка начинает мелко-мелко трястись, и смеяться в ладошку. Но вдруг не выдерживает и громко, захлебываясь, со слезами начинает хохотать, волнуясь и переливаясь желеобразным животом, машет на нас руками, а воспитательница, молоденькая, краснеет, смотрит на нас большими испуганными глазами, вот-вот заплачет. Видимо, от заведующей получила уже нагоняй, за неподобающий вид, а тут еще мы, с восторгами, родители и нянечка. И все, все смотрим на нее, ждем - кто восторгов, кто слез, кто улыбки.
Но чья-то добрая мама, спасает все положение.
- Конечно, красивая! – улыбается испуганной воспитательнице. – И вы, девчонки, вырастите, и тоже красавицами будете.
А на первом этаже нашего садика, была кухня. Дверь на кухню была всегда открыта, и мы, поднимаясь с прогулки в свою группу, обязательно заглядывали к тетенькам поварам. А сегодня чем кормить будут? Кормили всегда вкусно. Запеканки там всякие, супы-борщи. Все по науке и калориям. Но иногда, случалось страшное. И это страшное был молочный кисель. Даже гороховая каша, не так страшно, как кисель. Гадость редкостная. Кисель, с молоком и пенкой... фуууу.... ненавижу до сих пор. А выйти из-за стола можно только при условии, что все тарелки и стаканы чистые. Мы же в советском садике. Дисциплина и послушание, прежде всего. Это сейчас я, могу прийти в садик или школу и выразить свое несогласие с методами воспитания моей дочери, а тогда «Каждый советский ребенок обязан правильно питаться, с соблюдением установленных калорий и утвержденного меню».
- Кто все съел, может идти играть! – строго командует нянечка.
Но все сидят за маленькими столиками, понуро опустив головы в стаканы с киселем. Просидев над остывшим киселем всей группой час, в немой тоске и ожидании чуда, что он испариться, или нянечка смилостивится и нас отпустит играть, кстати, первое более вероятно, мы с Галкой решились на крайние меры. Гулять - хочется, кисель - гадость, но пока эта гадость не исчезнет из стакана, нас гулять не пустят. Что надо сделать в таком случае? Надо чтобы кисель куда-то делся. И он делся! Нас похвалили, мы скромно опустили глаза, и вышли, наслаждаясь заслуженной свободой, оставив всю группу тосковать над киселем, до прихода родителей. Все игрушки были наши! Все похвалы были наши! А сколько зависти! Мы наслаждались. Но не долго... до следующего киселя, который варили у нас с завидным постоянством.
Разливая кисель по кружкам, нянечка строго сказала:
- И не вздумайте, выливать его на пол! Я его все равно заставлю съесть!
Погрустив недолго, мы решились! Свобода, так манила! Игрушки! И потом, когда поступают такие угрозы в мой адрес, ну просто из принципа хочется поступить наоборот. Мой поперечный характер вырабатывался уже в садике.
Минут через десять, нас отпустили, под завистливые взгляды одногрупников:
- Вот, девочки - молодцы. Посмотрите, все съели и свободны.
Но в этот раз расплата наступила быстрее. Кисель, предательски капал из наших кармашков прямо на пол. Мы стояли в мокрых платьишках, размазывая кисель по ногам, пытаясь скрыть свое преступление и непреодолимую тягу к свободе.
А потом мы пошли в одну школу. Правда, 1 сентября, мы с Галкой вдруг обнаружили, что учимся в разных классах. Нас это удивило и расстроило. Потому что, мы уже не представляли, как это мы не вместе? Через несколько лет наши мамы сознались, что специально записали нас в разные классы, что бы мы учились, а не хулиганили, как в садике. Но, школа то была одна. Поэтому нам, разделение на разные классы не очень-то мешало. А помогало – мы заставили дружить классы. И именно в школе Галка стала Панамой. Школа, это такое место, где фамилии учеников сокращаются до всяких кличек. И это еще хорошо, если вам повезло с фамилией и кличка, получается приличной. Ведь, даже в нашей очень приличной школе, из Козлова получался, сами понимаете кто. А из Галки получилась Панама. И ведь прилипло так, что не отдерешь. Сейчас взрослые тетьки и дядьки при встрече радостно интересуются друг у друга:
- А Панама как? Придет?
И Панама, что удивительно, не против. И что еще более удивительно, Панама как то так подходит к ее отношению к жизни, что просто становиться слегка завидно и тоже хочется стать Панамой и легче относится к жизни и иметь полгорода приятелей и друзей.
Мы вместе прошли и лыжную секцию, где меня Панама спасала от моего топографического кретинизма. Встречу рассвета у памятника Ленину. Легкоатлетическую секцию. Секцию гандбола и еще множество всяких секций. И даже ОБЛСЮТЮР. Там мы занимались долго и с удовольствием. Расшифровывается это просто – Областная станция юных туристов. Исходили и исплавали весь Пермский край. И в первый раз попробовали шампанское, в десятом классе, на новый год, под строгим присмотром Панамовой мамы. И поняли, что Панаме, пить не надо, ей можно только понюхать пробку – этого достаточно, что бы она начала махать руками и крушить посуду на столе.
И больше, никогда, не влюблялись в одного и того же мужчину. Нам страшно повезло. Потому что такая подруга – одна, на всю жизнь, а совместная любовь к одному мужчине – ерунда и глупость. А совместные увлечения сколько угодно.