Simul ad mortem (латин.) — Вместе до смерти.
Восток неба едва засветлел, когда Захар Субботин подъехал на своей видавшей виды «Ниве» к заветному месту в плавнях. Никому, кроме него не ведомое, скрытое от посторонних глаз густой стеной тростника, оно имеет удобный спуск к воде, к тому же приличная глубина позволяет полноценно погружаться у самого берега, избавляя от необходимости брести с грузом снаряжения по мелководью. В общем, идеальное охотничье угодье для профессионального ныряльщика. Впрочем, как раз сегодня у Захара (штатного водолаза-спасателя МЧС по Азово-Черноморскому бассейну) был выходной. Просто так легли карты, что горячо любимое хобби и работа у него совпали, только в одних случаях он лезет в воду добровольно и где вздумается, а в других — согласно приказов, которые, как известно, не обсуждаются. Среди друзей и знакомых Субботин имел прозвище «Ихтиандр», а жена всерьёз ревновала к мифическим русалкам. Лишь постоянное наличие в домашнем холодильнике свежей рыбы несколько примиряло её с уделом быть сухопутной половинкой водоплавающего мужа.
Пернатые и прочие обитатели окрестностей ещё почивали в сей ранний час, одни комары в бессильной нудной злобе липли к стёклам автомобиля, дожидаясь выхода объекта вожделения, который преспокойно попивает чаёк, заваренный с лимонником, налитый из внушительного термоса, и рассеянно прислушивается к последним новостям, передаваемым по радио. Всё одно и то же, день за днём, годы и века подряд. Суета сует и ловля ветра... И ещё гибель за металл, который давно перестал быть даже бумагой, а превратился в бесплотную цифру. Нули правят миром, безнал победил личность...
Захар усмехнулся столь глобальному выводу. Весь мир — говно, а под водой темно... Поэтому проверить фонарь, редуктор воздушных баллонов, часы, компас, ружьё, чтобы обошлось без сучка и задоринки. Со времени срочной службы в отряде пловцов-диверсантов он усвоил прописную истину — глубина не прощает халатности ни в каких мелочах. Каждый раз, как самый главный в жизни, может решить всё.
Лёгкий термокостюм надет ещё дома. Захар крестится на образок Николая-Угодника, строго приглядывающего с приборной доски на сборы, потом вздыхает и начинает вытаскивать вещи наружу. Кровопийцы с восторженным зудом кинулись в атаку на открытые участки тела. Как сторожкий охотник, Захар избегает пользоваться репеллентами, полагая, что любой резкий запах может отпугнуть не только насекомых, но и рыбу. Так что только морщится на укусы, гасит самых наглых и старается выполнить манипуляции максимально быстро. Рутинно натягивает ласты, закидывает баллоны за плечи, вставляет загубник в рот и делает пробный вдох, нащупывает нож на поясе, взводит ружьё, опускает маску на глаза. Вот и ладненько. Вперёд на мины, как любил говаривать старшина их взвода в учебке. И с Богом!
Дорогой шведский фонарь даёт устойчивый, но не резкий сноп света. Подводные сумерки расступаются по курсу движения и смыкаются за спиной. Захар знает лиман лучше, чем подробности телосложения обожаемой супруги, хотя последние изучает по крайней мере пятнадцать лет, считая со дня свадьбы, и полгода до того как. Что называется, каждый миллиметр вширь и вглубь рассмотрен и распробован, и до сих пор не скучен. Но пусть не обижается, ничто не свете не может быть прекраснее загадочной зеленоватой бездны, открытой ныряльщику. Разумеется, здешний подводный мир не сравним со сказочным многоцветием тропических рифов, и всё же полон особенного, свойственного только ему очарования. Густые заросли тростника и рогоза, причудливые коряги, валуны, покрытые бурой плёнкой водорослей, даже свои артефакты — пара давно затонувших баркасов, в дырявых корпусах которых любят прятаться в засаде отборные судаки.
Он минут сорок барражировал вдоль западного берега, не особенно утруждаясь выслеживанием добычи, скорее наслаждался чувством свободы, а так же видом пробуждающейся природы. Солнце уже позолотило игривую рябь на поверхности, посылающую тысячи искр и лучиков во все стороны. В то же время дно оставалось в сумраке, а на границе колыхались причудливые тени водных растений. Рыбная живность мелькает кругом, блестя серебром чешуи, но это, в основном, не стоящая внимания мелочь. Попались на выстрел лишь две метровые щуки, причём во рту одной из них застрял непроглоченный карасик. Всё так. Большие рыбы пожирают маленьких. Захар вспомнил рисунок Брейгеля на эту тему, репродукция с которого висит у него над столом в мастерской. Получается, мы все лишь звенья пищевой цепочки? Рыбак выкопал червя, насадил его на крючок и вытащил подлещика, которого зажарил и съел, потом однажды умер и стал едой для другого червя...
Многоумные размышления прерывает странный предмет, попавший в поле света фонаря на пределе видимости. Нечто довольно объёмное, красноватого цвета, появившееся в данном месте сравнительно недавно. Поскольку ещё позавчера, во время последнего заплыва, ничего подобного не было. Опыт спасателя подсказал вероятную суть явления — легковушка. Подобных сюрпризов, оказавшихся в царстве Нептуна, Захар перевидел немало, и даже из лимана помогал вытаскивать пару раз. Чаще всего причиной было пьяное лихачество во время пикников у воды, но случался и криминал.
Охотничий азарт мигом перешёл в профессиональный интерес. По мере приближения, картина происшествия вырисовывалась всё чётче. Иномарка красного цвета, судя по всему, скатилась по крутому склону и упокоилась на глубине около трёх метров в чаще водорослей, словно в посадках люцерны. Полное отсутствие взвившейся мути, безмятежное поведение придонных обитателей говорит о немалом сроке со времени инцидента, как минимум несколько часов. Так что спешить на помощь возможной жертве, или жертвам, уже ни к чему. Скорее нужно позаботиться о собственной безопасности. Нельзя исключить вариант совершённого преступления, и того, что злодеи, заметив в воде свет фонаря или пузырьки выдыхаемого воздуха, не откроют стрельбу.
Поэтому Захар отплывает метров на сто в сторону, углубляется в гущу плавней под самый берег и осторожно выглядывает. Место ему хорошо знакомо. Одно из немногих на лимане, пригодных для культурного отдыха, не связанного с рыбалкой или охотой. Открытое, поросшее невысокой травой, хоть в футбол гоняй, или танцпол устраивай. Есть приемлемый подъезд со стороны автострады, но мало кому известный, кроме местных. Поэтому настоящая Мекка для любителей шашлыка и семейных выездов на природу. Но только в дневное время. Ночью комариное племя способно свести с ума самого продвинутого йога, вздумавшего явиться на открытом воздухе оголившимся хоть сантиметр. Субботин не раз зависал тут сам в приятной компании. И научен личным опытом, насколько коварен кажущийся пологим берег. Забудешь поставить машину на ручник, и можешь превратить её в батискаф. Нечто подобное, скорее всего, и произошло. Захар поморщился под маской и покачал головой. Безлюдность округи, никаких следов попыток спасения, вообще пребывания кого-либо указывает на большую вероятность нахождения в салоне человеческого трупа, или трупов. Ладно, не впервой.
Он снова погружается и плывёт уже без всякой опаски. Скоро определяет марку автомобиля и номер. «Ауди А8» алого цвета, украшенный золотыми крыльями по бортам (увы, не взлетел), регион домашний. Захар стопудово встречал и раньше эту «аудюху», но сейчас не до воспоминаний. Внутри точно кто-то есть. Сплетение пышных волос, тёмных и посветлее, похожее на кущу водорослей, слегка волнуемых течением. "Бабы, что ли? — мелькает неприятная догадка. — Докатались, курицы! И такую тачку угробили!"
Захар приближается вплотную, светит фонарём сквозь лобовое стекло. Точно, две мёртвые женщины на передних сиденьях. Больше, вроде, никого. Но, мать честная, обе совершенно голые! Сидят вплотную, тесно обнявшись. Не похоже, чтобы они куда-то спешили в момент аварии. Спали? Были "под мухой"? Немного поколебавшись, Субботин решает изучить обстановку, так сказать, изнутри. Подныривает со стороны водительской дверцы, осторожно отжимает ручку, тянет на себя. Прежде всего, не допустить потери любой мелочи, могущей стать вещдоком. А этого добра в бабском авто всегда с избытком. Часть их, имеющих положительную плавучесть, скопилась под потолком, остальное вяло шевелится в разных местах кабины. Режут взгляд пустая коньячная бутылка и стайка белых пластиковых стаканов. Вот бля! Бухали всё же! И коньяк не хилый: «Хеннесси Парадиз». Захар видел рекламу в гламурном журнале, купленном женой в аэропорту, когда они летали на свадьбу племянницы в Красноярск. Он тогда ещё подумал, мол, вот бы такого лизнуть, да ведь к бабке не ходи — нарвёшься на подделку! Но эти-то дамочки вряд ли баловались суррогатом.
И вообще, картинка складывается необычная. За двадцать лет водолазного ремесла Захар насмотрелся утопленников выше крыши, и опыт сей не назовёшь приятным. Выпученные от смертельного ужаса глаза, перекошенные лица, рты, разъятые в бесплодной попытке сделать вдох... Ещё трупы, омерзительно раздутые, полусгнившие, будто чудовищные пародии на человеческие существа. Останки взрослых и детей, мужчин, женщин, богатых, нищих... Но данная парочка больше похожа на вздумавших прикорнуть путешественниц, завернувших на ночь к укромному водоёму. Их руки и ноги переплетены так тесно, и в то же время естественно, что женщины зависли, словно в невесомости, чуть подвсплыв над креслами, в той же позе, в какой их застала смерть. Головы склонились одна к другой, ну чисто воркующие голуби!
Захар протягивает руку и деликатно убирает спутанные тёмные волосы с лица крайней от него жертвы. Абсолютное спокойствие ухоженной красоты. Длинные ресницы смежены, губы, покрытые явно недешёвой помадой, слегка улыбаются, но в уголке рта кроется намёк на высокомерие. На вид лет тридцать-тридцать пять, но поди разбери. Та ещё конфетка! Тело под стать лицу. Покрыто элегантным загаром, совершенно ровным, причём никаких бледных пятен от купальника, то есть приобретён либо в дорогом солярии, либо на закрытом пляже. Лишь вокруг сосков имеются небольшие светлые кружочки, указывающие на заботу об особо чувствительных местах. Регулярные занятия фитнессом так же несомненны, ни одной лишней складки, впрочем, атлеткой тоже не назовёшь. Баба в самом соку, угораздило же её утопнуть!
А какие рубины сияют в ушах — серёжки на зависть английской королеве! Причудливого плетения цепочка несёт камень, похожий на кровавый глаз дракона. Ещё рубин в перстне, что присоседился к обручальному кольцу, и на правой руке золотой браслет с мелкими рубинчиками. Однако, новопреставленная на бедность не жаловалась. Её спутница выглядит куда скромнее, зато моложе. Двадцать стукнуло, не более. Волосы светло-русые, настолько длинные, что развеялись по всему салону. Тело худощавенькое, но приятное взгляду, в меру загорелое, с россыпью веснушек по плечам. На груди и бёдрах отчётливый белый след — голышом под солнцем не валялась. Чтобы разглядеть лицо, пришлось перемахнуть через крышу «Ауди» и открыть дверь с пассажирской стороны. Отодвинуты волосы. Всё та же безмятежность, только наполненная наивной романтикой. Доверчивость, с которой девичья головка склонилась к плечу старшей подруги. Губы слегка приоткрыты, словно хотят произнести нечто сокровенно нежное. Имя? Желание? Благодарность? Захар замечает небольшое тату на левой стороне груди девушки, прямо под ключицей — синяя стрела пронзает два алых сердца, обвитых колючими ветвями роз, и надпись латинскими буквами: "Ad mortem". Точно такой же рисунок на том же месте имеется у соседки, очевидно, дело рук одного мастера. Бог весть, что означает, но выглядит серьёзно.
Вдруг изо рта девушки выбрался юркий рачок, как новосёл из обживаемого дома, и застыл, ошалев от яркого света, потом стремительно удирает. Этот трагикомичный эпизод вернул Субботина к реальности. Нужно как можно скорее сообщить по инстанции, пока не началось дневное нашествие отдыхающих. Он уже собирался захлопнуть дверцу, как вдруг различает некий предмет характерной формы, полёживающий на полу между сиденьями. Протянутая рука нащупывает скользковатое горлышко, и вот бутылка, сестра-близнец плавающей наверху, только непочатая, извлечена из схрона. Ладно, думайте что угодно о посмертной участи почивших, но элитный алкоголь им точно не пригодится! А живым очень даже кстати — снять стресс, заодно помянуть покинувших этот свет столь рано...
Захар суёт «француза» в сетку к двум подстреленным щукам (знатная компания!), бросает последний взгляд на мирно почивающих до времени утопленниц. Скоро за них возьмутся всерьёз и разрушат тихое очарование. Сердце защемило. Жаль, нельзя оставить всё, как есть. Тела уже преданы древней стихии, а души — там, где несть печали и воздыхания...
Близится полдень, поэтому жарковато, и Субботин обливается потом, допивая вторую кружку чая из своего термоса, опёршись на капот "Нивы". Прямо перед ним разворачивается эпическая картина работы следственной группы линейного отдела полиции на водном транспорте. Пострадавший «Ауди», вытащенный посредством тягача из лимана, обсыхает на солнышке. Трупы в нём, предварительно осмотренные судмедэкспертом Анджелой Геворкян, стыдливо прикрыты простынёй. На двух больших одеялах, расстеленных подле машины, разложены все вещи, извлечённые оттуда. С ними общается полицейский фотограф Серж Митрофанов, он же Митрич. Ему в пару придан практикант юрфака университета (по слухам, отличник) Коля Колобов. Заведует процессом старший "следак" Пётр Дорошенко, давний знакомец, изредка собутыльник, но не дотягивающий до друга. Вроде нормальный чувак, с понятием, но вряд ли с ним пойдёшь в разведку. Любитель покрасоваться на публику, к тому же имеет супругу — главреда местной телекомпании, которой сливает все криминальные сенсации. Вот и сейчас ходит кругами, сияет именинником, очевидно, составляет в уме подробный отчёт о происшествии, имеющем стопудовый шанс вызвать резонанс. А фотки какие — голые дамы в крутой тачке на фоне пышных зарослей! Выпускам новостей обеспечен рейтинг, а удачливому ньюсхантеру — жаркий благодарный секс.
Куда увлекательней наблюдать за изысканиями Митрича и Ко. Вещи покрупнее уже разложены на одном из одеял, снабжены номерными бирками, сфотканы с разных ракурсов. Двое джинсовых шорт, две футболки: одна чёрная с видом небоскрёбов и признанием: "I Love NY", другая белого цвета, украшена картинкой пушистого котёнка. Два ярких дразнящих взгляд пятна — красные кружевные трусики и лифчик, не вызывающие сомнения, кому принадлежали. Даже Захар, разбирающийся в этих штучках не больше раввина в свиноводстве, оценил их шик. И всё в одной цветовой гамме: автомобиль, драгоценности, губная помада, лак для ногтей, нижнее бельё. Скромное обаяние буржуазии налицо! Рядом с этим пиршеством красного невзрачные голубые плавочки смотрятся чужеродно.
Возня идёт над вторым одеялом, куда свалена гора разносортной мелочи. Удивительно, чего только не отыщется в женских закромах! Назначение половины вещдоков, похоже, полная загадка даже для экспертов. Вот и сейчас Серж-фотограф извлёк из чёрного шёлкового мешочка некий предмет, напоминающий гладкую подковку, если бы её вздумали сделать из розового силикона максимально округлой. Примерно с минуту он пристально изучает находку, потом поднимает над головой и произносит беспомощным тоном;
— Кто-нибудь, пожалуйста, объясните, что это и зачем!
Окружающие обратили к нему внимание, зачесали затылки. Сержант из оцепления, парень недюжинной стати и быстрого ума, выдал версию;
— Так это эспандер, точно! Кисти качать...
Анджела, сорокалетняя дважды разведённая мать троих детей от разных отцов и тем не менее классный специалист и приятная баба, смолящая цигарку поодаль, громко рассмеялась:
— Качать точно можно... Только не кисти, а поинтересней...
Судя по всему, столь неопределённая реплика не утолила оправданное любопытство, но неожиданно проявляет эрудицию студент юрфака:
— Никакой не эспандер, всего лишь последняя модель интимного массажёра «Ви-Вайб», может управляться даже через ай фон!
С выражения лица Митрича в этот момент можно писать картину на библейский сюжет про Валаама и заговорившую ослицу, столько в нём подозрительного изумления.
— Не понял, что за интимный массажёр, и при чём тут айфон? Это шутка, что ли? Как этим предметом можно что-то массажировать?
Встретивший недоверие Колобов покраснел, как институтка, услышавшая бранное слово, и с пылом пошёл в атаку на невежество:
— Этим, как вы выразились, предметом, можно массировать женские половые органы, то есть вагину и клитор, причём варьировать режим воздействия и управлять на расстоянии посредством мобильной связи, и я не шучу!
После этой горячей тирады поляна огласилась дружным хохотом, больше похожим на ржание табуна лошадей. Усмехнулся даже Субботин, хотя, по его мнению, подобное веселье не слишком уместно. Всего в нескольких метрах трупы двух ещё вчера молодых и красивых женщин. Но что поделаешь, регулярное пребывание на границе жизни и смерти делает бренность человеческого бытия обыденным фактом. Одни умирают, а прочие продолжают жить. Как умеют.
Наконец-то "въехавший в тему" Серж с гримасой отвращения откладывает столь зазорный агрегат на край одеяла и возобновляет раскопки. Утирающая с лица слёзы смеха Анджела подошла к Захару:
— Знаменитым чаем не угостите, мистер Ихтиандр? Собирались с детьми позавтракать на траве горячими бутербродами, но спасибо тебе — вызвали с утра пораньше! Голодна, как весенний медведь, и во рту пересохло...
— Всегда пожалуйста, миссис Острый Скальпель, самый ароматный и бодрящий напиток на земле, и на море тоже... Неси кружку!
Наблюдая, как Анджела мелкими глотками прихлёбывает чай, Захар решается спросить:
— А ты не знаешь случайно, что означает на латыни: "Ad mortem"?
Женщина бросает на него скользящий взгляд, потом отворачивается к потерпевшей машине.
— Ты про их татуировки? Знаю, конечно, всё же мед заканчивала, хоть и кромсаю жмуриков. Переводится как: "До смерти". Звучит пророчески, правда?
Субботину показалось, что у него мурашки пробежали по спине. Получается, люди сами программируют свою судьбу? Или предчувствуют исход? Анджела приподняла руку, в которой была кружка, словно в жесте приветствия, и почти патетически продолжила:
— А ведь завидная смерть, не находите, джентльмены? Умереть, выпив отличного коньяку, во сне, в объятиях любимого человека, это ли не исполнение самых заветных желаний?
Прислушивающийся Коля Колобов поднял голову:
— Вы считаете, Анджела Викторовна, что пострадавшие были лесбиянками? А мне кажется, для этого они слишком красивы!
Губы судмедэксперта сложились в подобие улыбки, но взгляд устремился куда-то далеко, и светится лунным туманом.
— Много ли вы понимаете в лесбиянках, юноша? Впрочем, оно и ни к чему... Штурмующим жизненные вершины некогда любоваться эдельвейсами в распадках...
Занятый скрупулёзным процессом, фотограф всё же не стерпел заступиться за напарника:
— Но вам-то откуда известно, позвольте спросить? В третьем браке с кучей детворы, и всё такое?
Анджела спокойно пожимает плечами, смотрит всё так же загадочно:
— Ну, мало ли...
В этот момент Серж-Митрич извлекает из раскисшего портмоне некий документ, похожий на водительские права, округляет глаза, выпрямляется и машет рукой начальнику, мол, срочно! Тот подходит вальяжно, берёт ксиву с пренебрежением, но по мере прочтения всякий лоск исчезает с его лица, словно ему только что вручили телеграмму о внеплановом приезде тёщи. Он тут же куда-то звонит, слушает насуплено, потом выражается вне рамок цензуры. Захару любопытно, что за фактура вылезла, и он делает пару шагов поближе. Почти друг Дорошенко показывает ему действительно права, и поясняет огорчённо:
— Прикинь, кто был за рулём: Дарья Вишневская, ну, та самая! И по номеру сходится — её «Ауди».
Субботин даже присвистнул, и ему теперь вполне понятно огорчение старшего следователя. Дарья Агеевна Вишневская, восемьдесят четвёртого года рождения, единственная дочь главы городской администрации и жена владельца сети супермаркетов, сама директор коммерческого колледжа и хозяйка ночного клуба. О таких людях не принято сплетничать в теленовостях, и похоже, что жаркий благодарный секс обламывается. Но тут на свет Божий появился ещё один документ, от которого не по себе уже и Захару. Студенческий билет того самого колледжа на имя Самариной Юлии Дмитриевны, две тысячи первого года рождения. То есть несовершеннолетней... Обстоятельства происшествия становятся не просто горячими, но опасными для здоровья. Пожалуй, давно пора сматывать удочки, дома дел полно, и вообще, выходной у него сегодня...
Захар подписал все положенные протоколы, пообещал никуда не деваться и быть по первому вызову, простился кивком головы с предельно посерьёзневшей опергруппой, и отбыл восвояси.
Вечером того же дня, отужинав без обычного аппетита запечённой щукой, он уединился в виноградной беседке на пару с ноутбуком. Открыл браузер, зашёл в Одноклассники. С минуту пораздумав, впервые приобрёл опцию невидимости, затем набрал в поисковике Дарью Вишневскую. Сайт тут же предложил целую подборку имён и фамилий, но та, что нужна, имеется в единственном числе. Чувствуя себя неловко, словно собирается заглянуть в замочную скважину, заходит на страницу.
Пожалуй, там нет ничего сверх ординарного. Красивая женщина, дочь удачливого функционера, жена олигарха местного масштаба, с детства привычная к успеху и вниманию. Тысячи друзей-подписчиков, сотни лайков под каждой фотографией или записью. Но всё же не самовлюблённая дура, это определённо. Посты достаточно умны, наполнены юмором, вплоть до самоиронии, а снимки лишены столь характерной для соцсетей кичливости (вот, мол, где мы были и какие изыски кушали!). Много фоток с подростками, видимо, ученики колледжа. Выезды на природу, весёлые компании, горные вершины, солнечные пляжи. Жизнь, которая кипела ещё вчера. И словно в подтверждение этого — последняя публикация. Небольшая группа молодёжи в воротах частного владения, уже в сумерках, похоже, расходятся после вечеринки. Обе героини стоят рядышком, держатся за руки, ни дать ни взять сёстры. Одежда на них та самая, что была разложена на одеяле нынче утром. Разумеется, и нижнее бельё соответствующее — невольно подумалось Захару. Сбоку выглядывает ярко-красный обвод знакомого авто. Неужели вот сейчас сядут в него и поедут навстречу смерти? И никак уже не предупредить и ничего не поделать?
Он не глядя открывает урчащий по-кошачьи холодильник и достаёт трофейный «Хеннесси Парадиз», так же блюдце с загодя нарезанным лимоном. Бутылочное горлышко холодит пальцы, и кажется, что это веяние могильной глубины. Ничего, "райский" напиток мигом прогонит мрачный морок! Захар не без труда вскрывает мудрёную крышку, затем плещет в припасённый хрустальный бокал немного янтарной влаги. Чуть взбалтывает, как учат знатоки, подносит к лицу. Вот он, миг познания! Аромат точно присутствует, но волнующе странен. Выдаёт сразу множество оттенков, практически неразделимых. Не слишком ли сложен? Может, чрезмерно женственен? Но нет. Скорее, напоминает хорошую музыку, из классики, вроде Моцарта или Вивальди. Прозрачная ясность сложной гармонии. Осенняя грусть, но без скорби. Или ещё живопись — добрый старый Брейгель: «Охотники на снегу» — самое то... В общем, девчонки, чтоб там, где вы сейчас, всё было гуд! Захар делает протяжный глоток, задерживает дыхание, предавшись ощущениям. Однако! Полнота воплощённого рая. Симфония цвета-запаха обогатилась вкусом. Теперь понятно, что за дивный нектар употребляли боги на Олимпе. Возможно, Адам с Евой тоже вкушали, пока не послушали змия...
Он тянет волшебную жидкость, мгновенно согревающую кровь и утешающую сердце, рассматривая последнее фото на странице, теперь уже точно последнее. Прошло меньше суток, а его оценили больше ста человек. Никто ещё ничего не знает, думают о погибших, как о живых. Эта пауза продлится недолго, а что потом? Будут скорбные комментарии, слезливые посты, сентиментальная риторика... И забвение. Так бывает всегда. Живые не думают о мёртвых, они в разных мирах.
Захар рассеянно листает фотоальбом бывшей светской львицы, и вдруг наталкивается на нечто знакомое. Свежие тату на ещё покрасневшей коже двух почти силившихся тел. "Ad mortem". Прошлое лето. Крым. Снимки счастливых молодых женщин. Что свело их вместе, раз решились закрепить близость столь роковой печатью? Любовь? Страсть? Скука? Теперь уже не спросить, не выведать. Уснули навсегда вместе, отведав отличного коньяку, как выразилась Анджела. Счастливые умирают молодыми. И в этом есть правда, за которую нужно выпить!
Он успел "уговорить" треть раритетной бутылки, ласково поглаживая её гитарообразные бока, когда в дверях веранды показалась Виктория, благоверная супруга. Похоже, только что приняла душ — длинные волнистые волосы ещё влажно поблёскивают, лицо посвежело, умытое от макияжа и дневных забот. Банный халатик просвечивает провокационно, руки на талии фертом — воплощение нетерпеливости, звучащей и в голосе:
— Ну ты идёшь, Субботин? Я детвору уложила, хоть и с боем, так что марш в ванную, да не заныривай надолго!
— Уже иду, Викуль, минуту, только закрою тут всё... И я, это, пару стопок коньяку хлопнул, стресс снимал, нежданные хлопоты утром приключились...
Уже было повернувшаяся уходить жена притормозила:
— Что за хлопоты?.. Ладно, твои водолазные дела мне до лампочки. Снял стресс? Надеюсь, не переборщил... В общем, смотри, Субботин!
Оставшись снова один, Захар с минуту вглядывался в изображение доселе неведомых, но ставших поневоле столь близкими ему женщин, пересекших его курс подобно прекрасным сиренам. С невольным вздохом захлопнул ноутбук. Но тело приятно затомилось предчувствием иной, животворящей близости.
Примерно час спустя он лежал в постели рядом с только что уснувшей Викторией, благодарно-расслабленный, наблюдая зеленоватые отсветы ночника на потолке. Словно в морской толще, такая же невесомая плотность и тишина. Только дыхание женщины, её терпковатый запах, доверчиво открытое тело. Захар попытался представить татуировки на её груди, или своей, но не смог. Другая вселенная. Иные законы гравитации. Но ещё воспоминание о двух несчастных, или счастливых, влюблённых, так прекрасно и трепетно слитных даже после смерти. Они будут постоянно с ним, словно часть души, скрытая от дневного мира, подспудная доля. Ad mortem, говорите? Значит, так тому и быть.
И уже проваливаясь в сон, улыбнулся: "Куда ж мы денемся с подводной лодки?"