Все детство, сколько я помню, я просила маму о сестренке.
Во-первых, да какой уж «во-первых», это было целиком обусловлено тем, что росла в окружении двоих братьев-хулиганов, которые к тому же все были младше меня. Мое желание иметь сестру выражалось в различных формах. То я приходила домой и с грустью рассказывала про девочек, которые играются с сестрами. То я жаловалась, что вот, ну у всех, кроме меня, есть сестры. Потом я требовала сестру чуть ли не здесь и сейчас. Ребенком я и не задумывалась, чего прошу, не знала всех нюансов. И вот, мне было десять лет, когда имели место быть следующие события. В один из выходных дней в феврале пятнадцать лет назад я начала убираться в квартире. Это была обычная уборка с мытьем полов и так далее. Дома никого не было. Мальчики ушли играть в компьютерный зал. Отец поехал куда-то по делам. В дверь позвонила мама, запыхавшаяся в своей длинной дубленке, вручила мне сложенный листок бумаги и велела положить его куда-нибудь, чтобы не затерялся, мол, он очень важен и будет нужен, а потом ушла в магазин. Закрыв за ней дверь, я пошла в нашу с ней спальню, положила листок на подоконник поверх других документов в папке, а сама пошла за ведром и тряпкой. Я протирала полки шкафа, потом подоконник, начиная с того конца, где лежали документы, двигаясь в противоположную сторону. Для ребенка интуиция у меня была развита не по-детски. Почему-то в голове закрутились разговоры мальчиков, которые в последнее время периодически спрашивали у мамы, почему у нее большой живот. Она отмахивалась, типа она много поела и так далее. Потом в голове пронеслось замечание по поводу того, что мама часто бегает в какие-то больницы. Уж не помню, о чем еще думала тогда, но, добравшись с тряпкой до той противоположной стороны, я застыла на месте. Тряпка поползла обратно к документам, водимая нетвердой рукой. Оставив тряпку, я взяла в руки листок бумаги, который должна была сохранить. Дальше все происходило медленно и неосознанно. Я развернула листок бумаги, и мои глаза, игнорируя шапку справки, напечатанные строчки и размашистый почерк напротив них, устремились на строчку «8,5 месяцев». Не веря своим глазам, я прочитала содержание справки от названия женской консультации и заканчивая подписью врача. И тогда я начала носиться по всей квартире, крича и прыгая от счастья, привалившего на мою детскую голову. Это продолжалось очень долго, я радовалась, бегая туда-сюда по трехкомнатной квартире и прыгая на месте, потом перечитывала справку и бралась за дело опять. Несмотря на десять лет, я поняла, что раз уж мама не рассказала нам об этом, значит надо ждать, пока мама не решит, что пришло время. В тот день я бесконечное количество раз подбегала снова и снова к подоконнику проверить, точно ли мне не показалось, что в справке написано. После, когда братья спрашивали у мамы, почему у нее такой большой живот, а она отвечала, что переела, я ухмылялась, глядя на братьев и чувствуя свое явное превосходство. И после, помню, в молитвах просила Бога дать мне сестру, ссылаясь на то, что братья у меня уже есть.
Потом маму положили в больницу. И как-то ночью произошел очень странный случай. Я спала в спальне одна, проснулась от непрерывного звонка в домофон. Думаю, понятно, насколько я была перепугана, когда, заглянув в спальню к отцу, нашла ее пустой, а домофон продолжал трезвонить с небольшими паузами. С трясущимися коленками я подошла к нему, сняла трубку и спросила кто это. Никто не отвечал. Я повесила трубку. Заставив меня подпрыгнуть на месте, он начал звонить снова. Я ответила, но по ту сторону молчали. И тогда, повесив трубку, я пулей полетела в зал, где на диване спали братья. На фоне устрашающего трезвона, я бегала от изголовья одного брата к изголовью другого, пытаясь разбудить их и объяснить, что происходит что-то ужасное. Слыша в ответ только их бестолковое бурчание, я начала рыдать, а звонок в домофон, как в страшном фильме, начал сводить меня с ума. За неимением лучшего плана действий, я побежала в спальню, и, хорошенько укутавшись в свое и мамино одеяла, заснула в слезах. На следующее утро я проснулась от того, что открылась дверь в спальню, и в дверях появился отец и громко, так, чтобы и братья услышали, заявил «Хотите хорошую новость? У вас родилась сестра!». Я вскочила на кровать, забыв о кошмаре предыдущей ночи, начала кричать и прыгать, потом побежала к братьям в зал. Потом оказалось, что накануне ночью нам звонили друг отца с женой, чтобы сообщить мне радостную новость о рождении сестры. Только они не учли, что в своем стремлении чуть не лишили жизни первую дочь в нашей семье. Не помню, что было дальше в тот день, кроме того, что дико хотела навестить маму. На мои просьбы отец ответил, что мы все вместе обязательно навестим ее на выходных, и строго-настрого приказал даже не думать сделать этой самой. Дело было в том, что роддом, в котором мама лежала, находился через большую и очень активную дорогу от нашей школы. Понятное дело, ждать до выходных я себе позволить не могла. И, поэтому, в тот же день после уроков я вышла из школы с твердым намерением увидеть долгожданную сестру, во что бы то ни стало. Ощущения были не передаваемые: радостное волнение от того, что сбылась моя давнишняя мечта, и страх быть сбитой машиной к чертовой матери при переходе дороги. Так, обуреваемая противоречивыми чувствами, я стояла у пешеходного перехода в ожидании зеленого «человечка», нервно поглядывая на остальных пешеходов. Когда весь поток людей двинулся на противоположную сторону, еще раз посмотрев налево и направо, я позволила себе последовать их примеру. Через две минуты я стояла перед зданием роддома, не зная с чего начать свои поиски. Ах да, забыла упомянуть, что не знала в какой палате лежит мама. С большим энтузиазмом я начала забираться на сугробы снега под окнами первого этажа и стучаться в них. Одно, второе, третье…Тогда я совершенно не думала, что мама могла лежать в палате вовсе не на первом этаже, точно так же, как и не приходила в мою голову мысль, что поиски могли закончиться провалом. Вот, я опять стояла на сугробе и стучала в окно. Кто-то отодвинул хлопчатобумажную шторку подобную тем, что обычно висят в поездах, и я начала судорожно вглядываться в лица женщин, находившихся в палате. Я быстро пробежалась взглядом по левому ряду коек, потом по правому, боясь, что занавеску задернут прежде, чем я успею понять, лежит в этой палате мама или нет. Мне пришлось наклоняться, приподниматься и изворачиваться, чтобы увидеть за женщиной, загородившей мне весь вид. Не найдя маму, я перестала дергаться и с большим огорчением взглянула на эту самую женщину, задернувшую передо мной занавеску, потом напоследок опять окинула палату взглядом, останавливаясь на каждой женщине, и вернулась к женщине напротив меня. В голове промелькнула мысль, что до сих пор женщины очень быстро задергивали перед моим носом шторку, а тут я уже несколько раз успела всех разглядеть. На этот раз я смотрела ей прямо в глаза. Она была в медицинском колпаке и маске, правой рукой держала ребенка, а левой продолжала придерживать шторку. И только теперь я поняла, что все время, что я, держась за подоконник, заглядывала вовнутрь, она наблюдала за мной. Я продолжала смотреть ей в глаза, которые, в общем-то, только и были видны. Она улыбалась мне глазами. Детская наивность и незнание поражений, с которыми я вышла из школы в начале пути, были вознаграждены. Передо мной стояла мама. На руках у нее была моя маленькая сестричка. Угадайте, что я сделала, когда спустя несколько секунд, все-таки поняла все это?! Правильно, начала смеяться, прыгать на месте и хлопать. Это был самый счастливый день в моей жизни. Моя сестра родилась за одиннадцать дней до моего одиннадцатого дня рождения. И она – самый прекрасный подарок, который я когда-либо получала.