Павел Григорьевич Курис – один из первостроителей шахты «Восточная» в посёлке Шолоховском, посвятивший ей многие годы жизни.
Родился 4 февраля 1929 года в посёлке Тацинском. Мать Галина Мефодьевна работала поваром в детском садике, отец Григорий Семёнович трудился в Дядинском карьере, где добывался щебень для строительства завода алюминиевого проката, которое перед войной развернулось в Белой Калитве. Он был бригадиром ударной бригады. Перед началом войны Григорий Курис работал председателем Тацинского райисполкома. В самом начале войны он ушёл на фронт, воевал политруком, погиб под Киевом. На одной из братских могил, которую посещают внучки и правнуки, есть его имя.
Павел Курис рос общительным, подвижным ребёнком. Любил игры, имел массу друзей и много времени проводил на улице. Летом ходил с друзьями на речку купаться, гонял на велосипеде, а зимой катался на коньках. Хранил их, в то время большую ценность, под крыльцом, и когда коньки украли, это стало первым личным жизненным переживанием, но, как показали дальнейшие события, не последним.
Когда немцы рвались к Волге, над близкой речкой, где купались подростки, часто пролетали немецкие самолёты – бомбить станцию Лихую и Белую Калитву. Как-то сбросили несколько бомб и на Тацинский. Одна из них разорвалась во дворе Курисов, оставив осколки, глубоко засевшие в стенах дома и летней кухни. На счастье никого не было дома, и трагедии не случилось.
Когда школьные успехи стали желать лучшего, мать написала об этом в письме на фронт, и отец в ответном послании напутствовал сына по-фронтовому – строго и убедительно. Эти слова стали для Павла руководством на всю жизнь.
Немецкие оккупанты заняли Тацинскую, и Галину Мефодьевну с сыном и дочерью Ольгой выселили в летнюю кухню, а в доме стал жить офицер, любивший комфорт и возивший за собой кожаный диван и кухонную утварь. Позже, когда война от Сталинграда пошла вспять, этот любитель комфорта был вынужден убираться восвояси налегке, бросив все свои пожитки. А диван с высокой спинкой, и хорошая посуда, со свастикой на обратной стороне, долгие годы служили в семье.
Освобождению Тацинской предшествовал интересный эпизод, о котором Павел Григорьевич вспоминал всю жизнь. Незадолго до Нового года мать послала Павла по каким-то делам к родственникам в Скосырскую, и там он остался ночевать, чтобы утром отправиться домой. Но этим планам суждено было измениться: в обратный путь он отправился не пешком, а на мощной и быстроходной машине.
24 декабря, рано утром, ещё потемну, в окошко постучали. Напустив в дом холода, вместе с хозяйкой в переднюю вошёл краснощёкий, громкоголосый офицер-танкист. Павел сразу понял это по шлемофону и чёрной танкистской форме. Офицер представился и спросил: «Как нам проехать на Тацинскую?» Женщина начала, было, путанно рассказывать, а потом спохватилась. «Так вот же у меня племянник тацинский, он покажет, но только...» «Не переживайте, – перебил её танкист, – мы ссадим его на подъезде, нас интересует не сам посёлок, а немецкий аэродром!» Павел с горящими глазами уже стоял рядом, одетый и готовый к путешествию на боевой машине.
Он ехал на головном танке, а сзади и по бокам шли, слегка переваливаясь на заснеженной пахоте, ещё несколько тридцатьчетвёрок.
Немцы нападения абсолютно не ожидали, и Павла спокойно ссадили ввиду сонного ещё посёлка, а танки пошли дальше. Вскоре подросток услышал беспорядочную паническую стрельбу, грохот разрывов, а вскоре, с рассветом, низкие облака озарились отблесками пожара. Это горели немецкие самолёты, снабжавшие окружённые под Сталинградом немецкие войска. Потом жители Тацинского узнали, что танкисты под командованием капитана М. Е. Нечаева ворвались на аэродром, где стояло более двухсот транспортных самолётов, готовых к вылету. Но взлететь им не удалось, они были раздавлены нашими танками. Это была часть рейда танкового корпуса генерала В.М. Баданова. Пять суток танкисты дрались в окружении, потом оставили Тацинскую, отошли к Ильинке, а через несколько дней успешно атаковали Морозовск. Потом 24-й корпус был преобразован во 2-й гвардейский и получил почётное наименование Тацинский, а комкор Баданов был первым в стране награждён орденом Суворова второй степени.
На память об этом событии у Павла остался солдатский котелок, подаренный ему командиром танка. В 1944 году с этим котелком он отправился в летний лагерь для детей погибших красноармейцев, в 1945 году Павел снова был в этом лагере, о чём на котелке он выцарапал памятную надпись. С этим котелком Павел Курис потом не расставался все годы учёбы, и всю жизнь его хранил как дорогую реликвию.
После окончания войны Павел Курис доучился в школе, а потом встал вопрос дальнейшего жизненного пути. Любознательный, жаждавший узнавать новое, чего-то добиться в жизни, подросток хотел учиться. Но где?
Галина Мефодьевна, имевшая девичью фамилию Вада, происходила из Украины, она знала много мелодичных украинских песен и прекрасно пела. В доме был баян, на котором до войны играл отец, пробовал играть на нём и Павел, страстно желавший освоить это искусство. Этот баян и стал поводом для выбора места учёбы.
На крыше вагона, с баяном в фанерном коробе и с котомкой за спиной, Павел отправился в Ростов-на-Дону поступать в культпросветучилище. Город отстраивался после войны, но местами еще зиял руинами. Нашёл училище. Его послушали – и приняли. Направили в общежитие, выдали талоны на питание, и вскоре началась студенческая жизнь.
Учился Павел Курис с увлечением, ему нравилось осваивать музыкальные инструменты, выступать с товарищами на стройках, в военных частях, ездить в ближние колхозы. В это время он, как и многие его сверстники, увлёкся джазом, чему немало способствовал кинофильм «Весёлые ребята», вышедший на экраны ещё в 1934 году. Ребята перенимали композиции популярных в те годы джаз-бандов Эдди Рознера, Леонида Утёсова, Олега Лундстрема, зарубежных исполнителей. Но и другие жанры привлекали их внимание, в частности творчество Петра Лещенко, Вадима Козина, Аллы Баяновой, Лидии Руслановой, Клавдии Шульженко.
Стипендии катастрофически не хватало, поэтому несколько друзей решили создать свой коллектив, чтобы выступать перед ростовчанами, как говорится, пустив шапку по кругу. Репетировали, где придётся, и к весне несколько номеров зазвучали уверенно. Тогда и начали выступать в городском парке имени Горького. Успех, что называется, нагрянул. Но насладиться им в полной мере Павел не успел. Однажды, вернувшись в общежитие, парень обнаружил, что его сокровище, баян – залог его учёбы в культпросветучилище – украли. Это была катастрофа. Что делать, как быть, не ехать же обратно домой?!
Решение своих проблем он увидел на одной из городских досок объявлений: горно-строительный техникум приглашал молодёжь на учёбу. «А, была-не была, пойду, – тут же решил Павел, – всё равно без инструмента в культпросвете делать нечего, а купить другой баян не за что...»
Он уже знал Ростов, и адрес нашёл в два счёта. В техникум уверенного в себе парня приняли, направили в общежитие, пообещали обеспечить в начале учёбы обмундированием и стипендией. Кадры шахтостроителей были остро необходимы стране, и учащимся горных учебных заведений даже предоставляли отсрочку от призыва в армию.
Он съездил домой, уже не на крыше, а как полноправный пассажир. Патриархальный посёлок Тацинский, сугубо провинциальная, неторопливая жизнь на родине после шумного, деятельного Ростова Павла тяготила, но он старался не показывать вида. Работал в саду и огороде, помогая матери, ходил на речку и даже выступил в местном клубе, подыграв какой-то дивчине на баяне.
Учёба в строительном техникуме, вопреки ожиданиям, захватила его. Здесь было много механизмов, многое нужно было делать практически, и это любознательному пареньку нравилось. В техникуме была поставлена самодеятельность, и он сразу же стал в этой сфере авторитетом. По его инициативе был создан музыкальный коллектив с хорошими инструментами, но их не разрешалось выносить из помещения, и поэтому концертов в парке они не проводили.
Кроме самодеятельности, в техникуме хорошо были организованы занятия спортом, и это Павлу понравилось едва ли не больше всего. Он сразу же записался в секцию волейбола и вскоре вошел в основной состав команды техникума, ходил на занятия шахматной секции – с этого времени шахматы стали его постоянным спутником. Ходил играть с завсегдатаями в парк Горького, там можно было выиграть какие-то деньги, что было всегда кстати. Но случалось, порой, и проигрывать – это понуждало его разбирать партии, разучивать композиции и, в конце концов, Павел освоил шахматную теорию и практику на хорошем уровне. Интерес к шахматной игре он пронёс через всю жизнь.
Зимой он любил ходить на лыжах, тем более, что преподаватель физкультуры был страстным лыжником и многих студентов приохотил к этому виду спорта, очень популярному в те годы. Уже в студенческие времена Павел Курис обнаружил в себе тягу к путешествиям, к знакомству с новыми местами. Ему было интересно узнавать, как живут там люди, чем они занимаются, как можно их знания, навыки и опыт применить в своих родных местах. Со временем это качество сыграет важную роль в его жизни.
Годы учёбы пролетели незаметно. Преддипломная практика, защита дипломного проекта – кажется, это было вчера, а уже идёт распределение. Мест много: можно поехать на Север, можно на родину – в Белую Калитву, можно в Кузбасс или на восстановление разрушенных шахт Донбасса. Но Павлу хотелось учиться. Он был молод, лёгок на подъём, пока не обременён семьёй, все его вещи помещались в небольшом чемодане и, главное, его манили новые горизонты, места, впечатления.
– Курис? – протирая массивные очки платочком, переспросил его пожилой интеллигентного вида мужчина, похожий на профессора, – откуда родом, не из Прибалтики?
– Нет, из Тацинского района, – ответил, слегка смутившись, Павел.
– Прекра-а-сно, прекра-а-сно, водружая очки на место, – нараспев промурлыкал пожилой, и забарабанил пальцами по столу, заглядывая в какую-то ведомость.
– Отметки-то у вас неплохие. Да-с. Выбрали, куда хотите поехать?
– Я бы хотел продолжить учёбу... – нерешительно начал выпускник.
– Вот как?! Похвально, похвально, – пожилой подвинул к Павлу какой-то листок.
– Тут как раз приглашают студентов в Сибирь, в Томск – и именно по вашему профилю. Поедете? Но учтите, раздумывать некогда, группа почти скомплектована.
– В Сибирь? В Томск? Поеду! – залпом ответил новоиспечённый выпускник, и профессор поставил галочку в каком-то журнале. Павел вышел в коридор, не помня себя.
На доске объявлений он прочитал, что группа организованно едет в Томск через несколько дней, и, значит, он ещё может побывать дома. А через два дня парень вернулся в свой любимый Ростов, о котором всю жизнь он будет вспоминать в самых радужных красках. Но сейчас в его жизни наступал новый период, и это предвкушение занимало все мысли молодого человека.
Томск очаровал его сразу. Город был совсем не похож на многоликий, по-южному суетливый Ростов. Бревенчатые дома в несколько этажей, своеобразная архитектура старинных зданий, неторопливые, основательные жители, готовые выслушать, поддержать, помочь. Здесь не было видно разрушений, связанных с войной, не было привычных на юге садов, вместо них повсеместно высились вековые сосны и раскидистые ели, местами вплотную к окраинам города подступали леса.
Институт располагался в старинном здании, построенном ещё в конце XIX века. Здесь Павла приняли радушно, расспросили о семье, о родных местах. Тут же выдали направление в общежитие на улице Пирогова и талоны на питание в факультетской столовой. Вступительные экзамены выпускникам горных техникумов сдавать было не нужно – их зачисляли на Высшие инженерные курсы.
Самое первое из ярких впечатлений от ТПИ, а их потом будет немало, но самое первое – это жизнь и работа в колхозе после зачисления на первый курс. Парень с юга впервые в жизни попал в сибирскую деревню, как в музей под открытым небом! Здесь он сразу же сдружился со многими ребятами, приехавшими в Томск из разных уголков большой страны.
А потом началась учёба. Она занимала много времени, особенно в первые месяцы, но и свободное время студенты всё-таки находили. Чаще всего они ходили в кино, буквально не пропуская ни одного фильма. В этом смысле ребятам невероятно повезло - в годы их учёбы вышло много фильмов, которые потом, с годами, стали бесспорной классикой. Иногда по вечерам молодые люди ходили в Лагерный сад, гуляли в многолюдном Городском саду.
Конечно, освоившись с учёбой, они стали ходить и на танцы, а после третьего курса, когда парни начали жениться, в культурной программе добавился еще один пункт – свадьбы. Часто собирались в общежитии: слушали музыку, пели, иногда танцевали. Патефон и несколько пластинок – всё, что было для этого нужно. И вот звучат уже «На сопках Маньчжурии», «Танго соловья», «Рио-Рита», попурри из фильмов Чаплина, «Брызги шампанского», «Утомленное солнце» и, конечно же, Утесов, Шульженко и Русланова.
Имена Петра Лещенко, Вадима Козина, Сокольского, Вертинского официально под запретом. А вот Утёсов разрешен, но и его «блатные» песни тоже не приветствуются: «С одесского кичмана бежали два уркана», «Гоп со смыком – это буду я»… Однако, студенты не считаются с запретами и поют эти и другие песни под гитару, в том числе и песни военных лет. В студенческой среде популярен джаз, в частности, музыка из американского фильма «Серенады солнечной долины». В это время программы танцевальной музыки соз¬даются на Всесоюзном радио. Там звучат сочинения Андрея Эшпая, Арно Бабаджаняна, Яна Френкеля, Аркадия Островского, ставших, со временем, маститыми композиторами. В это время в молодёжной среде появляется и начинает набирать популярность рок-н-ролл, и Павел в совершенстве осваивает танцы чарльстон и буги-вуги. И ещё одно занятие увлекает его – это ставший популярным в те годы пинг-понг, названный в СССР настольным теннисом. Первое личное первенство СССР по настольному теннису состоялось в ноябре 1951 года в Вильнюсе. В это же время в Томском политехе была создана секция этого вида спорта, и Павел, когда было время, стал ходить на её занятия.
В общежитии он вместе с несколькими друзьями создаёт небольшой любительский музыкальный коллектив. Ребята репетируют в Красном уголке (так тогда называлась общественная комната) и со временем выступают на студенческих вечерах в составе институтской самодеятельности.
Очень скоро он становится игроком факультетской сборной по волейболу, и часть его времени снова занимают лыжи, тем более, что в этих краях лыжи не просто популярны, они составляют часть жизни.
Активного студента заметили, он стал членом факультетского комитета комсомола, отвечавшим за культмассовую работу. Эта общественная должность позже сыграла судьбоносную роль в его жизни.
Во время второго семестра третьего курса группа отправилась на производственную практику. Это давало не только возможность получить практические навыки, но и заработать какие-то деньги, что отнюдь не было лишним. Павла направили в Пермский край, в Гремячинск, ставший городом всего несколько лет назад. Проехать предстояло более двух тысяч километров.
Со своим неразлучным чемоданчиком он отправился в дальний путь из Сибири на Урал. Приехал в Пермь, а оттуда добирался в Гремячинск. Сначала доехал до станции Баская, а потом на попутке до Гремячинска. Приехал засветло, его уже ждали и сразу же определили на квартиру, а уже на следующий день молодой специалист приступил к работе на местной шахте.
Вообще, заселение этой территории началось во время Великой Отечественной войны, когда Донецкие угольные бассейны оказались в немецкой оккупации. Уральские заводы требовали больше и больше угля, поэтому было принято решение в максимально короткие сроки освоить Гремячинское месторождение, находившееся в пока ещё дикой тайге.
В 1942 году добыча угля началась, а вскоре шахтёрские поселения и посёлок Баская объединили в посёлок городского типа Гремячинский. Первыми поселенцами стали недавние заключенные ГУЛАГа и «спецпоселенцы», в основном – немецкие военнопленные.
Шахты Гремячинска быстро вышли на проектную мощность, и начали не только выполнять, но и перевыполнять план по добыче угля. В условиях военного времени на новом месторождении было построено восемь шахт и крупный шахтёрский поселок. В мае 1949 года Гремячинск был преобразован в город. На шахту № 62- Капитальная, получившую название «Гремячинская» и прибыл молодой специалист Павел Курис. От этой шахты до шахты «Восточная», стоящей особняком, в это время выполнялась проходка штрека, который должен был присоединить шахту «Восточная» к «Гремячинской». Этой работой и должен был заниматься молодой горняк. Конечно, он ещё не знал, что шахта с названием «Восточная» будет не последней в его жизни.
Прибывшему выдали спецодежду, в том числе полушубок и валенки – морозы стояли нешуточные. Он быстро втянулся в работу и постепенно стал задумываться о досуге. В посёлке шахты был неплохой клуб, там показывали кино, устраивали по выходным танцы и проводили собрания к знаменательным датам.
Однажды, с парой молодых шахтёров, снимавших квартиру по соседству, он отправился смотреть кино «Свадьба с приданым». Фильм Павлу понравился, и он стал время от времени захаживать в клуб – один или с новыми друзьями.
Однажды кто-то из молодёжи спросил его, не играет ли он на музыкальных инструментах.
Павел слегка замешкался.
– И да, и нет. То есть играл, в разное время, понемногу на всём, но ни на чём конкретно.
– Ну, скорее всего, ты нам подойдёшь.
– А что надо делать?
– Да вот хотим мы небольшой номерок приготовить для концерта, но нет струнника. Гитара имеется, а играть на ней некому. Может, попробуешь?
– А что играть?
– Хотелось бы что-то популярное. Ну, хотя бы куплеты Курочкина из фильма «Свадьба с приданым» и «На крылечке твоём» – как думаешь, потянем?
– Надо попробовать.
– Ну, так что ж мы стоим, пошли, – друзья потащили Павла в репетиционную комнату.
Они выступили на концерте с большим успехом. Отмечая его с друзьями, Павел, за компанию, впервые закурил. Впрочем, тогда курили многие, и это не считалось чем-то предосудительным: дымили и в жизни, и на киноэкране. Он стал покупать папиросы «Театральные» или «Казбек», ему казалось, что это придаёт солидности.
Спортивного зала в посёлке шахты не было, и Павел с несколькими друзьями предложили шахткому приобрести для шахтёрского клуба шахматы и теннисные столы. Вскоре всё это было сделано и, наряду с игрой в бильярд, популярным в то время, в просторных фойе клуба развернулись теннисные баталии.
Узнав о том, что в институте Павел отвечает за культмассовый сектор, ему тут же поручили эту работу на шахте. К этому времени ему приглянулась девушка, работавшая в приёмной директора шахты. Да вот беда: на танцы она не приходила, в самодеятельности не участвовала и в теннис не играла. Павел никак не мог найти повод, чтобы с ней познакомиться. Помог, как это нередко бывает, случай.
В честь праздника 8 марта, с подачи комсомольского актива, было решено сделать подарок женщинам: после торжественного собрания показать кино, а билеты распределить заранее. Распространить билеты вызвался культмассовый сектор, то есть Павел Курис.
Прошло собрание, потом перерыв, а вот, наконец, зрители заняли свои места в зале, погас свет... Елена Вешнякова, секретарь директора шахты, с удивлением смотрела на пустое место рядом с собой. Все другие места в зале были заняты.
Наконец, на это место пробрался «культмассовый сектор», в тулупе и в валенках. Она переводила взгляд с этих валенок на свои модные ботики и думала, случайно ли активный комсомолец оказался рядом.
А он, похоже, вообще не заморачиваясь по поводу своих валенок, спросил её о чём-то по ходу фильма, потом, воодушевившись благожелательным ответом, ещё и ещё. Фильм «Сказание о земле сибирской» станет потом для них особым, по-семейному культовым, но это будет потом. А пока невысокий, коренастый паренёк, говоривший не так, как коренные уральцы, предложил её проводить, и она увидела неравнодушное, даже тревожное ожидание в его глазах. Согласилась.
Потом Павел стал заходить за ней, и они вместе шли в кино или на танцы. К весне, когда подошло время ему возвращаться в Томск, стало понятно, что расстаться они не смогут. Он сделал предложение, и молодые люди вместе поехали в её родной посёлок Всеволодо-Вильва.
Елена рассказывала ему, пока они ехали через Губаху, Кизел и Александровск, о своих родных местах, а он с интересом слушал. История небольшого посёлка, затерянного в лесах, действительно была необычной. К ней имели отношение Василий Немирович-Данченко, Борис Пастернак, Антон Чехов, Савва Морозов, Павел Демидов, Борис Збарский, князья Всеволжские – все они бывали в этом уральском посёлке или создавали здесь свои предприятия.
От станции шли пешком. Вот, наконец, и её дом, одинокая высокая сосна, по которой его можно было узнать издалека, безымянная речушка, текущая прямо через огород. Навстречу вышли родители и две сестры...
За столом Павел старался держаться по-взрослому уверенно, рассказывая о себе, своих планах, о взглядах на жизнь. Он так увлёкся, что хозяин, наливая ему в алюминиевую кружку самогон, не дождался сигнала «стоп» и налил её почти до края. Гость, без тени сомнения, выпил содержимое до дна и продолжил беседу, как ни в чём не бывало. Однако, вскоре ему стало не по себе, и он, извинившись, выскочил на улицу. Вернулся бледный и неразговорчивый. Его тут же уложили, и он мгновенно заснул.
– Пить не будет, – уверенно резюмировала Мария Степановна – мать. Отец, подкрутив ус, хотел, было, поддержать её, дескать, я и сам по молодости... Но хозяйка, недовольно махнув рукой, не дала ему договорить: «Молчи уже!»
На другой день родители невесты благословили молодых, устроили скромное застолье с пельменями, картошкой, запечённой в чугунке, солёными грибами да уральскими шанежками. Жених ел мало, и уже не пил ничего, крепче чая. Недолго посидев, Павел с Еленой отправились на станцию. Вскоре после возвращения в Гремячинск пришло ошеломляющее известие: умер Сталин.
В Гремячинске они расписались в местном ЗАГСе, но продолжали жить на прежних квартирах, хотя каждый вечер и выходные проводили вместе. Павел заканчивал практику, а молодая жена рассчитывалась с работы. Они собирались вместе ехать в Томск.
Вернувшись в город, Павел, как и тысячи молодых людей по всей стране, опечаленных смертью вождя, написал заявление о приёме в партию. На окраине города молодые сняли просторную квартиру и стали жить вместе. У них часто собирались студенты, иногда приходили подруги с её новой работы, пили чай, обсуждали фильмы. Павел, на заработанные в Гремячинске деньги, купил радиолу «Чайка», и они слушали радио и крутили пластинки. «Спят курганы тёмные», «Любимый город», «Моя любимая», «Ты ждешь, Лизавета», «Случайный вальс», «За фабричной заставой», «Эх, путь-дорожка фронтовая», «Я люблю тебя жизнь» – эти и другие песни того времени прошли потом с ними через всю жизнь.
В конце апреля в молодой семье появилась дочь Алла. Отец уделял ей очень много времени, после занятий часто спешил домой с новой игрушкой для дочери и шоколадкой для жены. Летом с маленькой дочкой молодые супруги отправились в Тацинский. Ехали долго: через Новосибирск, Омск, Тюмень. В Москве сделали пересадку. И паровоз, пыхтя чёрным дымом, повёз их на юг. Леса становились всё реже, и вот уже за окнами вагона потянулись степные пейзажи. Малолюдная станция Лихая, ожидание рабочего поезда до Тацинского, недолгая поездка, и вот они уже в Тацинской.
Пыльная дорога, духота, сушь. Елена несёт дочь, а Павел, обвешанный сумками, тащит два чемодана. Возле ворот их уже встречают родные: народное «радио» работает безотказно. Прибежали соседи, родня. Встреча, знакомство, шум, суета. Пока покормили и уложили уставшего с дороги ребёнка, уже вечерело. Собрались за столом. Тут Елена впервые попробовала наваристый борщ, вареники, пирожки. Здесь всё было не так, как в её родных местах, но люди были заботливы, внимательны, и она не показала вида, что ей не совсем уютно.
Молодые ходили гулять по посёлку, и ей снова казалось, что на Урале места гораздо красивее. «Здесь нет лесов, воздух сухой и жаркий, – говорила она Павлу, а он смеялся и отвечал, что в этих местах, зато, растут сады, можно прямо с грядки сорвать помидоры, здесь на кустах зреет виноград, а прямо с дерева можно есть яблоки, груши, сливы...
Она соглашалась, но видно было, что родные места её влекут гораздо сильнее, чем все фрукты мира.
Они пробыли в Тацинской месяц. Встречались с друзьями детства, ездили на речку, ходили в кино. Галина Мефодьевна, вместе с Еленой, сходила в церковь, где внучку окрестили. Здесь же, в Тацинском нашлись крёстная и крёстный. Павел, как партийный, в церковь не ходил.
Лето подходило к концу, настала пора возвращаться. Томск встретил их затяжными дождями, и Павел не раз пошутил, что всё-таки на юге теплее и уютнее. Она не отвечала, понимая, что в этой шутке есть немалая доля правды, и что, вероятно, ей придётся когда-нибудь распроститься с родными местами.
Когда в Тацинском они как-то вечером сидели на крыльце, Галина Мефодьевна рассказала, что недалеко от Тацинского, прямо в степи, начали строить новый посёлок, у которого официального названия пока нет, а в народе называют его Майским. Жить в посёлке будут шахтёры новых шахт, которые будут строиться и уже строятся в этом районе. Елена искоса взглянула на мужа и поняла, что эта новость его не оставила равнодушным. Он начал было расспрашивать мать, но подробностей она не знала.
Дочь подросла, и он стал водить её на прогулки по городу, в их квартире снова стали собираться студенты, они вместе ходили в кино, на спектакли, ездили за город. Павел знал, что после окончания учёбы ему предстоит отправиться на работу туда, где строится шахта или карьер, а это чаще всего бывает отнюдь не в уютных и обжитых местах. Он старался взять всё возможное от городской жизни.
На следующее лето супруги Курис опять побывали в Тацинском. На этот раз Павел поехал посмотреть на строящийся посёлок, уже получивший название Шолоховский, в честь известного на всю страну писателя. Масштабы строительства его поразили. «Если Гремячинск построили в тайге за несколько военных лет, что могут построить здесь, имея современную технику и ресурсы мирного времени?!», – думал он про себя.
Летом 1956 года учёба подошла к концу, Павел Григорьевич получил диплом и попросил направить его на строительство шахт в посёлок Шолоховский. К этому времени о строительстве было широко известно, молодёжь ехала туда по комсомольским путёвкам, и желание выпускника не встретило возражений. Побывали во Всеволодо-Вильве. Елена плакала, прощаясь с родителями и сёстрами, но багаж уже был сдан, и отступать было поздно. Молодых людей ждала неизвестность, но она же и манила. На новом месте строилось жильё, и перспектива получить его была вполне реальна.
Жильё они действительно получили сразу по приезде. Это была просторная трёхкомнатная квартира, куда через некоторое время подселили ещё одну молодую семью. Павел Григорьевич сразу был направлен на строительство шахты «Шолоховская Восточная» и проводил он там всё время с раннего утра до позднего вечера. Утром его снова забирал грузовик с будкой, который все называли пикапом, и так повторялось каждый день. На этой квартире они прожили два года, здесь, летом 1958 года, появилась на свет вторая дочь – Ирина.
Через два года семья получила новую отдельную квартиру на втором этаже нового дома, двухкомнатную, но с удобствами во дворе. Строился этот дом специально для инженерных работников, и в квартирах здесь устанавливали телефоны. В квартире Курис он звонил часто, когда хозяина, иной раз только недавно вернувшегося с работы, снова вызывали на шахту. В жёлтом свете фонаря из окна было видно, как он привычно запрыгивал в машину, и она, пробивая фарами метель, отъезжала. В это время в степи, около строящейся шахты, стоял вагончик, и были вырыты несколько землянок, в которых ютились рабочие в ожидании транспорта.
Работа занимала много времени, но Павел Григорьевич находил возможность заниматься с детьми, читать старшей дочери книжки, играть с младшей и даже преподавал, когда не хватало учителей, в вечерней школе черчение.
Постепенно работа входила в более спокойное русло, у него появилась возможность заниматься домашним хозяйством. Супруга его устроилась на шахту телефонисткой. Павел Григорьевич купил мотоцикл «Минск», в народе прозванный «козлом», вырыл в сарае подвал, и к этому сараю пристроил гараж, где сколотил верстак и разместил инструменты. На мотоцикле, ставшим первым семейным транспортом, Курис разъезжал по строившемуся посёлку, ездил в степь за дикими тюльпанами. Как- то, в преддверии 8 марта, Павел, вручая супруге букет, сообщил, что дарит ей свой отказ от курения. Он действительно бросил курить и больше никогда к этому не возвращался.
Когда подошёл отпуск, всей семьёй Курис поехали на Урал. Они ехали в Пермскую область в гости, как когда-то оттуда приезжали погостить в посёлок Тацинский. Везли гостинцы: помидоры, фрукты, свежее растительное масло, макуху, семечки. Встретили их радушно, Мария Степановна провозгласила Павла любимым зятем, а он с увлечением пилил и колол дрова, ездил на покос, ходил собирать грибы и ловить рыбу в местных реках и озёрах, добывая леща, щуку, окуней, плотвицу, ершей, а если повезёт, то и хариуса.
Примерно в это время из Германии вернулась в Союз сестра Павла Григорьевича Ольга, с семьёй. Её супруга, подполковника танковых войск Михаила Дубового перевели служить в Анапу, бывшую в то время закрытым военным городом. История их замужества заслуживает отдельного рассказа.
Михаил, бравый офицер в белой парадной форме, звеня шпорами, пришёл в Тацинский клуб на танцы. Он, пока ещё неженатый, был в отпуске у родителей в каком-то близлежащем селе. Обратил внимание на Ольгу сразу, и тут же пригласил её на танец. У девушки, вообще-то, был ухажёр, но это обстоятельство стремительную танковую атаку не остановило.
После танцев напористый офицер вызвался её проводить. У ворот он, на прощанье, сделал Ольге предложение и сообщил, что завтра уезжает в Германию, и она должна ехать с ним. Завтра! Надо ли говорить, что ночью девушка не сомкнула глаз, но к утру она всё-таки приняла решение. Вскоре пришёл Михаил с друзьями – свататься. В конце концов, танкист так «насватался», что приятели погрузили его в вагон, как какой-то груз. Ольга уехала с суженым, невзирая на слёзы матери.
Решение девушки оказалось правильным, ибо прожили Дубовые прекрасную жизнь, вырастили двоих сыновей. Ольга, вернувшись в Союз, уже имея высшее народнохозяйственное образование, заочно закончила пединститут и много лет преподавала в школе химию и биологию. В Германии она научилась виртуозно набирать текст на машинке и играть на аккордеоне. Михаил, выйдя в отставку, заведовал пляжем в районе Джемете в Анапе. Сказать, что он обожал свою жену – это значит, ничего не сказать. Он её боготворил.
Ну, а сразу после возвращения, Михаил Дубовой имел право на покупку автомашины «Волга», но денег не хватало. Тогда Дубовые предложили Курис добавить недостающие деньги, и ездить на машине по полгода. Так и решили.
Отпуск Павлу давали всегда летом, и они каждый год ездили на Урал. В одну из поездок Анна, старшая сестра Елены, занимавшая партийный пост в райцентре, помогла Павлу купить в местной торговой сети мотоцикл с коляской «Иж-Планета». Его с большим трудом сдали в багаж и едва успели зайти в свой вагон – московский поезд стоял на станции Всеволодо-Вильва всего две минуты.
Мотоцикл «Минск» уступил место новому железному коню. На нём сразу же супруги решили отправиться в Анапу к Дубовым, оставив детей в Тацинском. Сказано–сделано. Ехали полями и степями. Указателей, а, порой, и дорог не было, спрашивали направление в попутных сёлах, ночевали в стогах, но всё-таки доехали. Потом на «ижаке» ездили в Тацинский, в Белую Калитву, на шахту. А через полгода во дворе стояла красавица «Волга» с фигуркой бегущего оленя на капоте. Наверное, это была первая личная автомашина в посёлке Шолоховском. Павел Григорьевич влюбился в этот автомобиль, без которого он больше не мыслил своей жизни. Однако купить такую машину для личного пользования у него не было никакой возможности.
С этого времени вся семья в полном составе каждое лето обязательно ездила на Урал и в Анапу.
Шахта «Восточная» работала в штатном режиме, постепенно наращивая добычу, и инженер-шахтостроитель Курис перешёл работать на участок добычи. Посёлок Шолоховский рос, хорошел, постоянно вводилось новое жильё, улицы одевались асфальтом, повсюду зеленели молодые деревья, да и сами жители были молоды и инициативны. Общественная атмосфера в посёлке тех лет была исключительно позитивной и оптимистичной.
Когда в 1958 году райцентр Белая Калитва стал городом, мечты о городском статусе посёлка Шолоховского, так и не ставшего городом Майским, получили новый импульс. Это выражалось, в частности, в закладке такого же Дворца культуры, как в Белой Калитве. Вообще, бывая в райцентре, жители Шолоховского в 1960-е годы сравнивали поселковые улицы с городскими не в пользу последних. Молодой посёлок возводился компактно и комплексно, с учётом самых современных требований. Асфальтированные улицы, ровные аллеи, удобные скамейки на площади перед Дворцом культуры и в парке с невиданным доселе в районе фонтаном, указатели улиц на перекрёстках, нарядные типовые дома и коттеджи с эркерами и лоджиями казались красивой сказкой. Появлялись один за другим детские сады: «Ягодка», «Снежинка», «Солнышко», позднее «Красная шапочка», «Орлёнок», «Золотой петушок». Не случайно в 1969 году по итогам конкурса Шолоховский был признан лучшим посёлком в РСФСР.
В начале шестидесятых в объединение «Ростовуголь» пришёл запрос на специалистов-шахтостроителей для работы по контракту в Египте. П.Г. Куриса вызвали в Шахты, куда он вылетел на самолёте Ан-2 с Шолоховского аэродрома. Он вообще часто летал в управление треста, и иногда брал с собой дочерей, чтобы показать им город. После визита в Шахты, в семье долго совещались, и, наконец, было решено принять это предложение. Собирались лететь семейно, взять с собой старшую дочь, а младшую оставить у бабушки в посёлке Тацинском.
Сфотографировались, подготовили документы. Павел Григорьевич со старшей дочерью полетел в Москву, в Министерство угольной промышленности, на согласование. Там было велено ждать вызова, но через некоторое время начались военные события в Йемене и Саудовской Аравии, в которых Египет принял участие, и вызов отменили.
Прошло три года. Семья Курис получила новую трёхкомнатную квартиру в только что сданном доме № 21 по улице Спортивной. Счастье было безмерным, но это событие не осталось единственным. Павла Григорьевича снова вызвали в город Шахты. Там ему предложили отправиться по контракту в Демократическую республику Вьетнам, где создавалась первая очередь крупного энергетического комплекса на местных углях. Для их добычи надо было строить шахту. Северная часть Вьетнама, руководимая Хо Ши Мином, в то время строила социалистическое хозяйство, в отличие от Южного Вьетнама, находившегося под американским протекторатом.
– Ну, так что вы скажете? – лысоватый грузный начальник сверлил Павла Григорьевича глазами.
– А когда надо ехать?
– Вчера, – пошутил лысоватый, – времени не так много, буквально завтра нужно начинать оформлять документы. Контракт – на два года, ехать лучше одному, поскольку условия сейчас там, прямо скажем, далеко не курортные.
– Поеду! – тут же отреагировал инженер так же решительно, как когда-то он согласился ехать из Ростова в Сибирь, о которой почти ничего не знал. Но он любил открывать для себя новые места, любил движение вперёд, развитие. Ну, и потом, его мечта об автомобиле приобретала реальные очертания.
– Но, наверное, вам нужно посоветоваться с семьёй, всё-таки два года....
– Да, вы правы, но я надеюсь, что семья меня поддержит, мы уже собирались ехать в загранкомандировку, но потом её отменили.
– Хорошо, – собеседник снова посмотрел инженеру прямо в глаза. Значит, завтра я жду ваш окончательный ответ.
Павел Григорьевич вышел, буквально не чувствуя под собой ног. Он сразу же отправился на аэродром, не заходя, против обыкновения, в магазины, чтобы купить гостинцы.
На этот раз всё прошло гладко. В 1965 году П.Г. Курис отправился в загранкомандировку. Лететь предстояло через Индию, где самолёт делал дозаправку. Прилетели в Ханой, там группу специалистов встретили, и они на автобусе отправились на восток, в небольшой провинциальный городок Уонг-Би, находящийся в 130 километрах от Ханоя. Примерно на таком же расстоянии на север от Уонг-Би отстоит граница с Китаем, в 30 километрах южнее расположен Хайфон и в 45 километрах восточнее –красивейший залив Халонг. В провинции Куангнинь, к которой относится город, есть реки, в основном, короткие и маловодные, некоторые зимой пересыхают. Лето здесь — жаркое, влажное и дождливое. Зима довольно прохладная и засушливая. Среднегодовая температура составляет 22,9 °С, средняя влажность: 82 %. Среднегодовой уровень осадков меняется в среднем от 1700 до 2400 мм (большая их часть выпадает в июле и августе). Климат провинции находится под сильным влиянием северо-восточного муссона.
Духота и высокая влажность – это только часть трудностей, ожидавших советских специалистов. От жары худо-бедно спасали большие вентиляторы, которые практически не выключались. Значительные проблемы создавали также полчища комаров, от которых приходилось прятаться под марлевыми балдахинами, иначе спать было бы невозможно. Ну, и, конечно, сами горные работы в джунглях, под палящим солнцем, порой при отсутствии необходимой техники были делом очень и очень непростым.
Специалистов поселили в довольно уютной гостинице. Павлу Григорьевичу сразу же выделили вьетнамца-переводчика и автомашину ГАЗ-69. Ездить в раскалённой машине было сущим наказанием, поэтому лобовое стекло почти всегда держали поднятым.
Задача советского специалиста состояла в том, чтобы организовать проходку ствола и необходимых горных выработок для определения оптимального способа добычи угля, границ месторождения и мощности пласта. Нужно было избирать наиболее экономичный вариант, ибо страна была весьма бедной, а сроки – ограниченными. Проходчики были советские, но в проходческой бригаде были и несколько вьетнамцев, перенимавших опыт. Начальные горные работы были выполнены в срок и, в результате, было принято решение о перспективности месторождения для разработки открытым способом. Началось обустройство карьера, и одновременно стартовало строительство первой очереди тепловой электростанции, которая должна была питаться углём нового угледобывающего предприятия.
По привычке и здесь, вдалеке от родины, инженер Курис снова взял на себя обязанности культмассового сектора. Он организовал художественную самодеятельность, а также волейбольную команду. Выступали с концертами перед строителями станции и перед вьетнамцами в городе. Команда волейболистов в форме с надписью «СССР» постоянно тренировалась и вскоре стала проводить товарищеские встречи с другими советскими специалистами и с вьетнамскими спортсменами. Исключение составлял только период сезона дождей. В это время играли в шахматы, в настольный теннис, оттачивали номера самодеятельности, проводили всевозможные встречи, а также писали письма домой.
По выходным организовывались выезды на рыбалку на местные реки и озёра, ездили также купаться в курортное местечко До Шон, на залив Халонг и в другие места. Некоторые специалисты привезли с собой детей, и они тоже с восторгом барахтались в воде.
К концу второго года, первая очередь ТЭС была запущена и выведена на проектную мощность. В честь этого события советские специалисты, обеспечившие этот успех, важный для экономики страны, были приглашены в Ханой для встречи с Хо Ши Мином. Руководитель страны вручил группе советских работников, в том числе и П.Г. Курису, медали Дружбы. На торжественном обеде Павел Григорьевич попробовал несколько экзотических закусок, в том числе фаршированную змею, и блюдо ему понравилось. Специалисты, отработав время, положенное по контракту, уезжали домой, а на их место должны были приехать другие.
Павел Григорьевич дал домой телеграмму, и его супруга приехала в Москву, где они встретились. Домой, в посёлок Шолоховский, супруги приехали на новенькой автомашине ГАЗ-21 «Волга».
Он исполнил свою мечту и больше с этой машиной никогда не расставался, исколесив на ней сотни тысяч километров дорог. Всей семьёй они ездили в Анапу, в Ленинград, в Москву, в Донецк и Мариуполь, в Артёмовск и Волгоград, Ростов-на-Дону и многие другие места. Павел Григорьевич старался как можно больше дать своим детям, чтобы они не росли провинциалами, чтобы увидели мир. В этот период он часто, когда его приглашали, ходил в школы, рассказывал о работе во Вьетнаме, о стране и о том, как там живут люди.
После возвращения из Вьетнама, уже дома, его настигла малярия. Болел долго и тяжело, дело усугублялось ещё и тем, что в лечении такой болезни у местных докторов не было практического опыта. И всё-таки болезнь он победил.
На шахте появилась вакансия инженера по технике безопасности, эту должность предложили П.Г. Курису, и он согласился. За всё время его работы в этом качестве, скажем, забегая наперёд, не случилось никаких чрезвычайных ситуаций. Безопасность людей всегда была для него приоритетом, и в этом вопросе Павел Григорьевич никогда не допускал компромиссов.
Шахта «Восточная», построенная когда-то с его участием, ударно «давала стране угля». Здесь были стабильные кадры, неплохая зарплата, шахтёры имели возможность приобретать дефицитные товары, ездить к морю и по туристическим маршрутам. Расцвёл и посёлок, в котором были созданы все условия для жителей и, в частности, для молодёжи.
Павел Григорьевич купил велосипед и ездил на нём по разросшемуся посёлку – на почту, в магазины, на дачу. В эти годы многие шахтёры получили дачные участки и семья Курис в том числе. Глава семьи с удовольствием возился на этом участке: огораживал, строил домик, сажал деревья и кустарники. Эта дача стала не только подспорьем в заготовках на зиму, она объединяла всю семью, и он этому радовался. Здесь не только работали, но и отмечали праздники, жарили шашлыки, устраивали застолья. Со всех сторон дачного массива нередко звучали песни, шутки, смех. Со временем из шахтного пруда на дачи стали подавать воду, и тогда дачное хозяйство расцвело ещё больше.
В 1974 году во вьетнамском городке Уонг-Би планировалось возведение второй очереди энергетического комплекса. Вьетнамцы обратились в Министерство угольной промышленности СССР с просьбой прислать туда советских специалистов, уже работавших в стране. Среди них был и П.Г. Курис. Он отправился в новую загранкомандировку в уже знакомые места.
Группу советских специалистов, руководителем которой назначили П.Г. Куриса, составляли, в основном, новые люди, но были и несколько человек уже работавших во Вьетнаме. Вместе с Павлом Григорьевичем в ДРВ приехали ещё два специалиста из посёлка Шолоховского – Михаил Котов и Афанасий Денисов. Маршруты специалистов из посёлка Шолоховского не ограничивались Вьетнамом. Приятель П.Г. Куриса инженер-механик Юрий Шишов, тоже работавший на шахте «Шолоховская Восточная», несколько позже вместе с женой отправился в Иран.
Прибыв на место, люди расселились в гостинице и уже на следующий день отправились на совещание. Им поставили задачу модернизировать и расширить угольный карьер с тем, чтобы увеличить добычу угля для ТЭС в Уонг-Би, которая должна была значительно увеличить производство электроэнергии. Эту задачу советские специалисты выполнили. Достаточно сказать, что со временем именно в Уонг-Би стало добываться почти 90% всего вьетнамского угля. Уонг-Би называют колыбелью промышленного производства электричества, мощность ТЭС там достигла 300 мегаватт. Электроэнергия из Уонг-Би потребляется не только в самой стране, но и продаётся в Китай. В этих достижениях велика роль советских специалистов, в том числе и П.Г. Куриса, инженера-горняка из посёлка Шолоховский.
После нескольких месяцев работы, специалистам разрешили приезд во Вьетнам членов их семей. К Павлу Григорьевичу прилетела жена, пробывшая рядом с ним полгода. Она ходила на рынок, готовила еду, вместе они после работы и по выходным гуляли, ездили на экскурсии. В эти месяцы он был необычайно счастлив. Жёны прилетели и к другим специалистам, в том числе к Михаилу Котову.
Советские специалисты встречались с приезжавшими во Вьетнам видными соотечественниками: артистами, политиками, спортсменами. После одной из таких встреч, известный историк и телеведущий Юрий Жуков подписал и подарил П.Г. Курису книгу «Вьетнам, 1965», написанную им совместно с Виктором Шараповым. Там, среди прочих, была и фотография с участием П.Г. Куриса. Эта книга – рассказ о мужестве и героизме вьетнамского народа, свидетельство очевидцев о злодеяниях американских агрессоров во Вьетнаме. Книгу бережно хранили в семье, но потом кто-то, как это нередко бывает, взял её «почитать» и уже не вернул.
В этот раз организовать музыкальный коллектив из специалистов не удалось, но сам Павел Григорьевич аккомпанировал выступлениям самодеятельных артистов на баяне. Он и теперь остался верен себе, музыка продолжала идти с ним по жизни.
Теннисные столы, привезённые в гостиницу ещё в прошлый период работы, были на месте, и специалисты «резались» после работы в пинг-понг. Любовь к этой игре, спортивное мастерство Павел Григорьевич сохранил на всю жизнь. Весной 1975 года, когда он ещё работал в Уонг-Би, в результате победы северовьетнамских войск, произошло объединение северной и южной частей Вьетнама, и возникла страна, которую мы знаем сегодня.
Вернувшись на родину, П.Г. Курис работал на шахте «Восточная», был удостоен знака «Шахтёрская слава» всех трёх степеней. Когда он вышел на пенсию, его неоднократно привлекали к работе на шахте, в частности, когда надо было подготовить какие-либо чертежи. Ещё со студенческих лет П.Г. Курис хорошо чертил. Когда-то, во время учёбы в институте, перед сессией, у него нередко собирались одногруппники, чтобы сделать чертежи.
Павел Григорьевич любил бывать в Киеве, у младшей дочери, закончившей, в своё время, Краматорский индустриальный институт. Старшая дочь, после окончания Таганрогского пединститута, стала учителем математики. Выросли внуки. Один из них живёт в Киеве, двое других – в Москве. Растут двое правнуков. Инженер-шахтостроитель Павел Курис оставил заметный след на земле.
Ушёл из жизни П.Г. Курис, как и жил, на бегу. Это случилось весной 2011 года. Он никогда себя не щадил, жил, как говорится, на полную катушку. Ему было за 80, а он на лестнице красил балкон второго этажа, делал всю «мужскую» работу по дому. Работал на даче, сажал огород на другом конце посёлка, считая, что это «даёт здоровье». Супруга пережила его менее чем на год.
В 2015 году во Вьетнаме, в районе города Хойана, отдыхали старшая дочь П.Г. Куриса Алла с мужем и семьёй сына Павла. Место отдыха они выбрали отнюдь не случайно. Потом Павел с женой отдыхали во Вьетнаме в феврале 2017 года. А в июле 2018 года Алла с мужем, сыном и его женой снова отдыхали во Вьетнаме, в Нячанге. В одной из туристических контор разговорились с молодым вьетнамцем, рассказали о Павле Григорьевиче и его работе в Уонг-Би. Вьетнамец посмотрел на них с большим уважением и сказал: « В то время русские нам очень помогли, и мы вам очень благодарны».