- Ты же сама писала, чего хочешь. Вот, пожалуйста, всё к этому и ведёт. И его там нет. – убедительно ответил Самаэль.
- Но почему? – спросила я.
- Что почему? – не понял меня он, и приложив к подбородку указательный палец, важно ждал ответа.
- Почему его там нет? – вопрошала я снова.
- Что за глупый вопрос, ты меня поражаешь сейчас. Ну ладно, 4 года назад, тебе позволительно было так спросить, но сейчас… Лола, не зли меня! – Самаэль разозлился, но держался тактично, деликатно.
- То есть мне самой ответить на этот вопрос?
- Ты уже знаешь ответ. Можешь даже вслух это не произносить, я всё знаю. – Он махнул рукой.
- Ах, да! И что ты ещё знаешь? – не унималась я. Он злил меня, злился сам, и вообще-то ничего хорошего у нас не выходило.
- Я знаю, что если сейчас ты не прекратишь этот разговор, мы разойдёмся. У меня полно дел.
Я сложила руки крест-накрест на груди в знак протеста. Конечно, Самаэль ничего мне не должен. И, конечно же, он прав. Я знаю ответ. Но, черт возьми, как это иногда злит, когда ты знаешь.
Это убивает всякое очарование, всякую прелесть надежды. Хотя бы на мгновение, утонуть в этом, поддаться очарованию веры и надежды, лелеять то, что возможно случится. Это же прекрасно, когда ты веришь, без глубоко фанатизма, естественно.
Когда ты думаешь, что это вероятно, возможно, потому что… и начинаешь строить мосты, к каждому окончательному варианту подводишь мост.
Ну и что, что потом мосты рухнут?
Они ведь никого не убьют.
И это не самообман, нет.
Это одно из человеческих чувств, которое спасало миллионы судеб, которое наполняло жизнь смыслом, и которое заставляло идти вперед.