П. А. Плетнёв. Версия С. Е. Шубина

Елена Шувалова
       Если насчёт участия в мистификации Василия Андреевича Жуковского, о которой мы знаем только со слов П.П. Ершова, можно и сомневаться, то в участии в ней Плетнёва сомневаться не приходится. Он – один из главных участников и чуть ли не зачинщик всей ситуации вокруг «Конька-Горбунка».
      Пётр Александрович Плетнёв был преподавателем Петра Ершова по дисциплине «Русская словесность» и ректором Петербургского Университета с 1832 года. Именно  Плетнёв, по воспоминаниям А.К. Ярославцева, познакомил однокашников Ершова со сказкой «Конёк-Горбунок». Именно от него студенты – однокашники Ершова узнали, что их товарищ написал сказку в стихах. Якобы сказку Ершов представил как курсовую по словесности.
    Позже Ершов писал Плетнёву: «Вы первый ввели Конька в свет…».

      В 1843 он хотел поместить одного из своих пасынков в Петербургский университет  и  просил узнать у  Плетнева, не примет ли тот участие в определении этого юноши в число казеннокоштных студентов. Но  Плетнев  откровенно объявил, что он, хотя  и  ректор университета, помочь в этом не может,  и  советовал обратиться к правителю канцелярии попечителя Петербургского учебного округа. Решив, что  Плетнев  просто не хочет ему помочь,  Ершов  с горькой обидой написал: «Петру Александровичу (Плетневу)  и  прочим покровителям благодарен до глубины души. Со смертию незабвенного Пушкина отношения их переменились; ну да и лучше. Их расположение было не делом собственного чувства, а только отголоском мнения других. Не великая потеря!».

     Вообще, Плетнёв общался с Ершовым только по мере необходимости отвечать на его письма и весьма неохотно…

      Правда, в «Исторической записке» 1844 года Плетнев пишет:

      "Ершов, так счастливо показавший опыт народной поэзии сказкою "Конек-Горбунок" и другими стихотворениями...". (Историческая записка, читанная на публичном торжественном акте, посвящённом юбилею Петербургского Университета). Но на таком официальном мероприятии Плетнёв и не мог как совсем не упомянуть Ершова, так и говорить о чём-то крамольном, о какой-то там мистификации…

     Так что, в общем, Плетнёв, хотя и общался с Ершовым время от времени, но так же, как и Жуковский, был к нему, похоже, холоден и равнодушен. Иногда – до обидного презрения (как в случае с пасынком).

    Но мы хотели здесь сказать о версии Шубина, в которую как-то сразу поверили.

    Так вот, по версии Шубина, именно Плетнёв хранил все рукописные пушкинские варианты «Конька-Горбунка». И Плетнёв же, - как только стало возможно, - напечатал «улучшенный» вариант текста «Конька», - 4-е издание, - 1856 года,и оставил заготовки для пятого, - 1862 года, - увидев которые, Ершов сперва очень возмутился...

    И ещё в своём Дневнике в интернете Шубин так описывает своё видение того, как Плетнёв вывел сказку в свет. Предлагаем этот текст вашему вниманию.

Дневник С.Е. Шубина.

 "Однако не было ли каких-нибудь других, пусть и не главных, но всё же причин и отдельной публикации первой части «Конька», и чтения её студентам университета?

   Ответ, я думаю, может дать следующая версия: по всем признакам П.А.Плетнёв читал первую часть «Конька» своим студентам не только до публикации (а иначе как бы он «раскрыл изумлённой аудитории имя автора», если оно уже напечатано в журнале!), но даже и до времени получения цензурного разрешения. А это уже определённый риск, поскольку некоторые строки из этой первой части цензор всё же вымарал. И я думаю, что если бы руководство Петербургского императорского университета узнало о чтении студентам нецензурных строк «Конька», то у Плетнёва могли бы быть серьёзные неприятности.

И поэтому вопросы: зачем Плетнёв, прекрасно знавший, например, о том, что ранее только за чтение в узком кругу друзей неопубликованного «Бориса Годунова» Пушкин получил нагоняй от Бенкендорфа, рисковал, читая студентам не прошедшего цензуру «Конька»? Или он очень хотел посмотреть на реакцию «изумлённой аудитории» после раскрытия ей имени автора? Или он боялся, что после представления этого автора кто-нибудь из его сокурсников вдруг встанет да и скажет при всех: «Да не мог Петька Ершов такую сказку написать, потому что …»? И доводы несогласного студента могли бы оказаться весьма убедительными!

Но никто из «изумлённой аудитории» не встал и не возмутился. Ни после пробного чтения, ни после пробной, на мой взгляд, публикации первой части. Так же, как и все другие читатели или слушатели сказки.

И «Конёк» начал свой удивительный путь под именем никому ранее неизвестного «сказочника» Петра Павловича Ершова, человека весьма скрытного и, по определению его университетского товарища А.К. Ярославцева, «загадочного», сына умершего в прошлом году полицейского чиновника".


  Надо сказать, что версия Шубина представляется нам убедительной.
   

Продолжение:
          http://www.proza.ru/2018/09/18/1379