Он проснулся в своей каюте и с внезапным ужасом понял, что не знает, что ждёт его дома. Его странные сны нередко начинались с пробуждения - в них он тоже открывал глаза, полагая, что это и есть реальная жизнь. Прислушиваясь к себе, он ощущал лёгкую качку, шероховатость простыней, неудобство, причиняемое затекшей правой рукой - однако ни одно из этих ощущений не говорило ему о том, настоящая ли это жизнь. Быть может, поднявшись утром в салон, он наберёт номер жены и увидит на экране свою любимую, свой самый прекрасный сон - как он надеялся на это! Однако столь же вероятно, что по ту сторону экрана окажется другая женщина - незнакомая ему, или имеющая к нему какое-либо отношение в прошлом, но - не родная, не та... Он не знал, как поведет себя в этом случае.
Лёжа в абсолютной темноте, он пытался припомнить подробности собственной жизни, что-то, что подсказало бы ему, что действительно, а что нет, - однако всё так перепуталось! Сны его тоже были подробны: он помнил статуэтку, которую они с женой купили в Тунисе, помнил учебу в институте, куда он когда-то поступал вместе со своей девушкой (в одном из снов ему привиделось, будто они расстались), помнил, как выглядит Гагра с высоты птичьего полета, как нестерпимо блестит на солнце море, когда параплан снижается, кружась, какими крохотными кажутся дома и люди...
Фотографии в телефоне на этот раз тоже не смогли его успокоить. Если он спит, то и они ему снятся, так уже было однажды - или тогда он не спал? Он застонал сквозь сжатые зубы. Звук получился реальный - впрочем, он помнил звон осколков разбившейся пепельницы, вонь разлетающихся по кухне окурков и искажённое лицо женщины, утверждающей, что она его жена... Если это правда, то на берег ему не хотелось.
Усталость постепенно брала своё: вот он прикрыл глаза, дыхание стало ровным, лицо разгладилось.
Перед ним лежали дороги: широкие и узкие, расчищенные и заросшие сорняками, извилистые и прямые, достигающие горизонта и ведущие в никуда. Вдоль некоторых из них росли цветы, другие были покрыты пылью, третьи представляли собой сплошные колеи в жидкой грязи. Были тут едва заметные дорожки и выложенные камнем мостовые; встречались таинственные лесные тропики и горный серпантин, вьющийся над пропастью...
- Иди, - слышалось ему в дыхание ветра.
- Иди, - шептала листва.
- Иди, - шелестели травы.
Охваченный сомнениями, он стоял на распутье и не двигался с места. Каким-то невероятным образом он чувствовал, что не должен сейчас выбирать, но почему это так, едва ли сумел бы объяснить. Впрочем, объяснять было некому: лишь дороги составляли весь его мир - такие разные, неизведанные, полные тайн и опасностей. Быть может, на каждой из них его ожидало что-то интересное, какое-то приключение, неожиданный поворот или испытание. Быть может, одна из них привела бы его к славе, к величайшим открытиям, к исполнению желаний - или, напротив, бросила бы в бездну отчаяния, одиночества и сожалений. Он не хотел проверять. Ему не нужны были эти дороги. Он знал - что же он знал?
Внезапно он понял, что должен делать. Он никуда не пойдёт, просто не тронется с места. Эти дороги могли бы принадлежать ему, каждая из них - это выбор, решение, которое он мог бы принять в той или иной ситуации. Вот только...
- Я свой выбор уже сделал! - громко сказал он, разделяя слова. Звук его голоса взметнул придорожную пыль, заставил склониться цветы и травы. Мир завертелся, дороги закружились перед глазами, сплетаясь в клубок...
Тренькнул телефон, и она, просыпаясь, открыла сонные голубые глаза.
"Любимая, - писал он, - Спасибо, что ты не сон!"