Тоннель
Поставив машину и поплутав около полчаса, они всё же нашли один из люков. Едва заметный, почти сросшийся с землей, он производил крайне гнетущее впечатление. Бар сразу же вспомнил всю ту вонь, которую ему пришлось вынести, когда они вместе с Хайнлайном осматривали труп Бенгази. Тогда ему показалось, что хуже уже не будет, но, видимо, он просто не может не залезть в это дерьмо снова.
Чеширски наклонился и при помощи Джереми отодвинул люк. В нос резко дало протухшей рыбой, чем-то морским и тиной. Чеширски отшатнулся. Казалось, ещё чуть-чуть и его вырвет. Но он сдержался.
И как только Хайнлайн мог спокойно гулять там? Видно, дело многолетней привычки. Чеширски ещё раз посмотрел на Джереми, но на морде старика можно было залить снежный каток. Ни сочувствия, ни жалости, ни храброго желания спуститься вместе с ним.
— На вот, – заботливо сказал Джереми, протягивая небольшой фонарик. – Это тебе там пригодится.
— Спасибо.
— Только особо не задерживайся.
— Да нет, что ты, я обожаю по канализации гулять, – съязвил Чеширски, освещая лестницу, уходившую глубоко вниз.
Спрыгнув на мягкую почву. Бар пробежался лучом по стенам. Грязные, мокрые, проросшие зеленой тиной, они ничуть не отличались от всего остального в этой чертовой дыре. Он прижал нос рукавом. Сразу приспособиться к этой атмосфере было просто невозможно.
Бар развернулся и пошёл в сторону порта, по идее, именно там и должен бы жить Тоби. Хотя, очутившись в этом вонючем подземном мире, он уже не верил в то, что здесь может кто-то выжить. Лучше уж умереть от холода наверху, чем попытаться согреться тут.
И эта мысль крепла с каждым шагом, даже, более того, начали появляться ещё вопросы, заставляя Чеширски всё больше и больше сомневаться в целесообразности своих поисков. Зачем он сюда полез? Откуда им знать, что Тоби ещё тут? Зачем вообще бездомному жить там, где умер его товарищ? Не проще было бы привести того бездомного в участок и снять с него показания, а заодно и вернуть деньги, ведь любой зверь в этом городе должен давать свидетельские показания на безвозмездной основе.
Через метров сорок, когда вонь стала попросту невыносима, Чеширски вдруг вспомнил слова Жанни, которая постоянно советовала ему душиться на работу. Чёрт возьми, как же иногда она была права.
— Чтобы я ещё раз сюда полез! – взвыл он, чувствуя, что уже обморок не за горами.
Но вот, наконец, он добрался до небольшой развилки, где тоннель раздваивался, а затхлый канализационный воздух смешивался с морским, немного разбавляющим неприятный запах. Чеширски посветил в оба тоннеля. Чутье ему подсказывало, что идти надо было именно в тот, где воняло больше всего. Почему? Да потому что вероятность, что именно так воняет бомж, крайне велика.
И она не подвела. Спустя пятьдесят метров он почувствовал, что даже
респиратор не спас бы от того смрада, который тут был. А уж потом он наткнулся и на сам труп, который, по всей видимости, принадлежал тому самому Тоби, с которым любил коротать вечера Бенгази.
Чеширски наклонился над трупом. Беднягу выпотрошили, словно морскую рыбу на доске, раскидав внутренности по всему тоннелю. Бар пригляделся к краям раны. Вспарывали чем-то вроде пилы, так как рана была рваная, без единого намека на острое лезвие. А ещё, судя по волдырям, лежал он тут дня два и, скорее всего, был убит в то же время, что и Бенгази.
Раздался треск. Бар резко повернулся и едва увернулся от блеснувшего в свете фонаря лезвия ножа. Затем последовала ещё одна стремительная атака и ещё. Опережая лезвие всего лишь на пару миллиметров, Бар поблагодарил бога, что родился котом, в генах которого самой природой была заложена легендарная кошачья ловкость.
Наконец атакующий немного сбился, и Чеширски смог отбить атаку фонарём, от чего стекло треснуло, а темнота окончательно завладела тоннелем, похоронив выбитый нож среди грязи и тины. Чеширски чертыхнулся. Стрелять в темноте было тоже невозможно, а потому оставался старый проверенный вариант – брать кулаками.
Прыгнув на противника, Чеширски попытался вывернуть ему лапу и таким образом обездвижить. Но тот извивался так, что сделать это было почти невозможно. Бросив возиться с лапой, Чеширски со всей силы схватил его за шею и буквально вдавил его в грязь, лишая возможности дышать. Но и тут потерпел фиаско, так как вражеский хвост мигом обвил его шею, оттянув назад.
«Крыса» – промелькнуло в голове Чеширски, придавая ненависти и сил. Боже, как же он их ненавидел, почти так же, как и собак. Чертыхнувшись и пытаясь освободиться от обвившего шею хвоста, Бар на мгновение ослабил хватку и тут же поплатился за это, получив мощный удар в живот.
Слетев с крысы, он прокатился несколько метров по грязи, смачно приложившись мордой о выпирающий кирпич. Воспользовавшись неожиданным успехом, крыса сразу же поднялась и бросилась бежать. Чеширски выхватил револьвер, но в такой темноте попытаться увидеть кого-то было почти невозможно.
Подняв пистолет вверх, он выстрелил. Огонь тут же осветил тоннель, подарив лишь секунду на то, чтобы он заметил своего врага. Но Бару этого хватило и, выхватив из темноты силуэт, он несколько раз выстрелил. Затем ещё и ещё, пока, наконец, барабан не опустел. Снова ввернув его в непроглядную, вонючую, пропитанную запахом разлагающегося трупа, тьму.
Стиснув зубы, Бар вытер грязным рукавом морду и, сплюнув кровь, пошёл назад. Вонь, грязь, всё это отступило на задний план, отдав место для безумной боли по исчезнувшей крысе, уже второй раз ускользнувшей из его лап. Конечно, это могла быть и другая голохвостая тварь, но, во-первых, он интуитивно чувствовал, что это именно она. А во-вторых, какая разница, она это или не она, главное, что упустил, хотя должен был поймать.
Через полчаса он, наконец, увидел свет луны, мягко проникающий через люк в канализационный колодец. Это был божественный вид. Падающий луч буквально облагораживал всё пространство возле люка, насыщая его великолепием ночной красоты. Бар ухватился за лестницу. Раз, два, три. Как же тяжело давался ему подъем, видно, пальто успело впитать немалую порцию грязи.
Едва он оказался наверху, как стоявший возле люка Джереми резко отпрянул, скривившись так, что, казалось, вся его кожа сползла на сморщенный нос. Что ж, в этот раз он, по крайней мере, не спал, а стоял возле самого люка, настороженно всматриваясь в медленно поднимающуюся грязную и очень вонючую кошку.
Кое-как отряхнувшись и ни слова не говоря, Чеширски пошёл к машине. Больше всего ему хотелось просто уснуть. Без объяснений, без вопросов, без задушевных бесед. Только сон, спокойный, размеренный и очень крепкий. И, желательно, без сновидений, так как чего-то хорошего явно ждать не стоит.
— А где фонарь? – раздался голос барсука.
Бар подергал ручку. Двери форда не открывались. Он вопросительно повернулся к Джереми. Но Барсук не спешил подходить к машине, старательно выбирая дистанцию. Ведь всем известно, как барсуки привередливы к плохим запахам, не говоря уже об ароматах канализационной среды.
— Ну так, где фонарь? – повторил Джереми, разводя лапами.
— Ах, фонарь! – Чеширски задумчиво порылся по карманам и вытащил погнутый, разбитый, но сослуживший отменную службу подарок. – Вот, держи. Хорошая вещь.
И, положив покорёженный фонарь ему в руки он, пройдя мимо машины, пошёл домой. Остро ощущая, что в этот раз, даже если он встретится со всей мафией этого города, никто из них не то что не сможет, а даже не захочет напасть на этого одинокого, с ног до головы измазанного детектива.