Все люди и общности людей разные. Но об мало кто задумывается, ввиду бесполезности размышлений. Однако это в корне не верное утверждение! Мы и так унифицируем всё подряд, скрывая особенности или, что хуже, превращая их в недостатки. А когда мы начинаем познание человека именно такие недостатки — это главные достоинства. Ведь профессия, коллеги, образование не главное, для личности важны увлечения, привязанности, привычки.
Мысль эта проста, но, как и многие другие базовые концепции, принятие и осознание приходит с опытом. Без этого не как. Вот если взять мою семью, то она покажется обычной и ничем особо не выделяющейся. По крайней мере мне ребёнку. Сейчас же, когда я увидел множество примеров семей, прочитал про них в книгах, увидел в фильмах и даже услышал в песнях, я даю себе отчёт, что мы далеко не заурядны. В каждой семье бывают ссоры, но у нас это в генах. Помню однажды после серьёзной потасовки с сестрой, когда мама стала нас отчитывать, отец заявил:
– Да они прямо как ты со своим папой!
Своего деда по матери я ни разу не видел. Умер он за год до моего рождения, однако вспоминали его раньше очень часто. Причиной была непостижимая ненависть мамы к нему и странное обожание его сестрой, когда он умер ей было от силы два года. Поэтому о нём я слышал много противоречивого: про чудище лесное от мамы и про добродушного старичка от сестры.
Я не помнил времена, когда с сестрой мы бы не ссорились. И нельзя сказать, что мне было легко всегда объяснить причины разногласий. Но в итоге я пришёл к выводу, что неприязнь у нас на биологическом уровне. Правда попытки найти, что-то в научной литературе увенчались крахом.
С мамой было всё намного лучше. Ссорились мы не в пример меньше, и каждая волна ненависти имела какую-либо основу, чаще всего пустяковую. С опытом, моим и маминым, нам удалось научиться решать конфликтные ситуации до их горячей фазы. Однако сестра не добилась таких же успехов: не проходило и недели без отчаянного словесного противостояния, и хлопанья дверьми. Это не мешало им любить друг друга по-семейному. Можно сказать, что у нас в семье была своя любовь.
Отцу приходилось хуже всего. Он не выплёскивал ни на кого свои негативные эмоции и лишь пытался всегда сохранить мир, что удавалось ему не так уж редко. И смотря на него, я делаю вывод что эту генетическую заразу мы подцепили от матери. Ведь отец никогда и ни с кем не ссорился. И мне привыкшему к постоянным ссорам, казалось именно такое поведение странным, хотя пацифизм тоже не общеупотребим.
Магия существует! Иначе мне не объяснить, как такая четвёрка может уживаться в рамках одной семьи.
Сразу вспоминается один разговор с сестрой, случившийся, когда та поступила в университет. Возможно это был единственный раз, когда я почувствовал некое семейное тепло вместе с ней.
– Теперь в Москве жить будешь? – переминаясь с ноги на ногу спросил я сестру.
Изначальной целью вопроса было узнать смогу ли я от неё отдохнуть, но и сама моя подача и дальнейшие слова больше походили на нежелание отпускать близкого человека далеко от себя.
– Ну, МГУ находится в Москве, так что да. Но оставаться там я не собираюсь, конечно! – тогда её голос показался мне непривычно мягким. Хотя раньше её голос был похожим на мальчишечьим: низкий с грубым произношением некоторых звуков, что для русского языка не было сильной проблемой, что не скажешь про некоторые иностранные.
– Точно? Из Москвы разве уезжают? – моё алчное сомнение походило больше на печальное.
– Да я сама не горю желанием уезжать в столицу, понимаешь? Потерять несколько лет в неизвестной, но неинтересной дали, когда можно их провести с большей пользой! – воскликнула последнюю фразу сестра, сверкнув глазами. Вплоть до этого момента я не мог запомнить их цвет, они были лазурно-голубыми.
– Так зачем едешь? – на этой фразе я позабыл о желании остаться без неё, я впервые отчётливо полюбил сестру.
– Это вклад в будущее. – лицо сестры озарила лёгкая улыбка, которая быстро стала исчезать. – Я верю в идеалы семьи и мне нужно быть элитой, где бы я не была. Но тебе об этом заботиться видно не приходится.
– Ты умней.
– Ошибаешься, мы ещё не выяснили это, не помнишь? – спросила она, повернувшись ко мне боком и уставившись на небо.
– Что помню? Ты посмотри кем стала и куда едешь, – с грустью в голосе ответил я.
– Ты так говоришь будто тебе это надо. У тебя другой путь, – усмехнулась сестра.
Что мне надо было ответить? Я не знал, поэтому просто промолчал.
– Тебе просто не повезло родиться так поздно, может быть мы бы и не сорились так часто, – она повернулась в сторону солнца, и на меня смотрел теперь её затылок.
– У нас разница в три года. Год больше, год меньше – это бы ничего не решило, – на один момент ко мне вернулось отвращение, но тут же исчезло.
– Как знать! Сегодня я уеду и не увижусь с тобой три года, станем ли мы ровесниками или наша разница удвоится? Знаешь, а я рада с тобой попрощаться.
И пусть последние слова можно было понять по-разному, я был точно уверен, что она имела ввиду радость от доброго разговора перед многолетним прощанием. Прощанием? Она что не вернётся не разу в родимый дом за эти годы?
– Как знать! – тихо сказал я и улыбнулся так же, как и сестра мне раньше.
– Деда хотел внука. Мужчины они такие, им если не сына, так внука подавай. Наверное, это было для него разочарование, мать и я, – она состроила какую-то гримасу, но мне виден был лишь её коротенький хвостик.
– Дедушки и бабушки любят всех внучат, им в том возрасте все дети милы.
– Он был лучшим дедом! Помнишь ли его имя? Уверена, что ты даже не задумывался, как его зовут. Если бы ты родился раньше, то знал бы его имя! – мне почудилось, что она на грани от того чтобы разрыдаться.
Впервые я не понимал почему плачет сестра. Не от злости, не от моих обидных слов, не от моих болючих щипков или пинков. Может из-за деда, меня или самой себя.
– Извини, – и в голове пронеслось «за всё».
Через несколько мгновений прежние эмоции стали к нам возвращаться. Она перестала рыдать и говорить нежным голосом, а я вновь стать желать убежать от неё подальше. Что такое с нами приключилось я не понимал. Знаю лишь, что это сделала сестра. Она хотела поговорить спокойно со мной, может быть. Может быть, она на время излечилась от семейной заразы при разговоре о деде. Не помню уже, спорили ли мы, когда-нибудь упоминая дедушку.
Сестра конечно же возвращалась домой с учёбы, но не разу не заставала меня. В это время я или лежал в больнице, или уезжал на продолжительную экскурсию, или скрывался по кинотеатрам. То ли она не хотела со мной встречаться, то ли я, а может мы вместе, но итогом стало то, что увидел я её ровно тогда, когда она закончила учиться.
Я часто вспоминаю этот разговор и пытаюсь понять все его закоулки, но с каждым разом мне кажется, что я слепну. Быть может он был и другим. Кто же знал, что это была самая явная подсказка к решению всех семейных проблем, которую я когда-либо получал.