Боже мой! Для чего только не используют этот зал! Еще неделю или две тому назад здесь стоял гроб с очередным правителем, и все хрустальные люстры были затянуты черным крепом, а сегодня… вот уж поистине «где стол был яств, там гроб стоит»… Сейчас, правда, другое, да все одно – мертвечина.
Вся изнервничалась, надо было за день раздать пригласительные билеты и обеспечить явку приглашенных на политучебу секретарей первичных парторганизаций именно в Колонный зал Дома Союзов, где проходили эти, кем-то и когда-то придуманные учения-мучения.
Для меня - это одно из первых ответственных заданий на новой работе. И мне вовсе не хотелось сразу же получать вычитку на очередном аппарате (это еженедельные утренние совещания всего инструкторского и другого руководящего состава райкома, на котором зав. отделами и отдельные инструкторы подвергаются экзекуции в форме отчета о проделанной работе за неделю).
Одним словом, сижу или вишу на телефоне, что одно и то же, обзваниваю организации и в то же время всем, кто приходит, раздаю именные пригласительные билеты. Все обещают быть в точно назначенное время, да и попробуй, опоздай, нагорит, и сам не рад будешь, кроме одного секретаря парткома. Он человек солидный и по возрасту и по опыту работы и ему, конечно, неприятно, что какая-то «свистелка», это я, командует им. Но делать нечего, партийная дисциплина есть партийная дисциплина, и он вынужден подчиняться, тем более, что зарплату-то он получает от райкома. Но он уже побывал на «миллионах» таких учеб и ему хочется отвертеться от этой учебы, а мне, естественно, надо, чтобы он присутствовал, потому что именной билет я ему уже выписала, и если его не будет, то мне нагорит, что выписала билет, не согласовав с ним. Я долго его уговариваю, убеждаю, пытаясь нажать на его партийную совесть и дисциплину. Но все впустую: он наотрез отказывается ехать, ссылаясь на уже назначенную встречу с избирателями в каком-то ЖЭКе. Я понимаю, что все это придумано им тут же, на ходу, но у меня уже нет времени ни проверять, ни уговаривать. На прощание он, усмехаясь, советует, чтобы я сама села на его место, тогда все будет в ажуре, и я, раздраженно, но мысленно благодарю его за подсказку.
Все остальные мои подопечные явились вовремя, и мы усаживаемся в поданный к райкому автобус, хотя идти пешком до Колонного зала минут десять-пятнадцать, но так спокойнее, организованнее, всех можно пересчитать по головам. До конца рабочего дня еще час, и все рады, что на час раньше умотали с работы по общественной надобности, да и буфет, говорят, по-прежнему неплохой.
Как и рекомендовал мне тертый партиец Васин, усаживаюсь на его место, и весь ряд моих поднадзорных в сборе, все места заняты. Второй секретарь Борин, бросив взгляд вдоль ряда, довольно кивает головой и усаживается впереди, у меня - вздох облегчения, угодила.
Ровно в пять в президиуме появляется руководство: первый секретарь горкома, председатель Моссовета, остальные сошки поменьше, три ряда президиума на всю сцену забиты полностью. Может, кто-то из сотрудников и там сидит на чьем-то чужом месте, как я, а, может, президиум – такое место, куда приходят и садятся без уговоров и напоминаний.
Я сижу в четвертом ряду и впервые так близко вижу своих партийных боссов, и меня распирает нечто вроде гордости, что вот и я-де сподобилась. Стараюсь поймать взгляд хоть одного из них, но глаза их как-то странно и мгновенно застывают, прикрытые веками они обращены в некую неведомую точку или прекрасную даль, где они, видимо, рассматривают нечто более важное, чем сидящие перед ними смертные.
На трибуну выходит ректор Высшей партийной школы и начинается доклад или лекция, одним словом, - учеба. О чем доклад, я не могла вспомнить ни тогда, сразу после его окончания, ни тем более теперь.
Уже минут через десять монотонного чтива, никто этот доклад не слушал. Впереди и вокруг меня кто-то потихоньку читал газету или журнал, а кто-то откровенно похрапывал. Я смотрела в президиум, там было такое же напряженно-сонное царство. Я подумала, что все они здорово научились, сидя в президиумах, спать, не падая, особенно это здорово получалось у председателя Моссовета. Я все ждала, когда он упадет курчавой головой на зеленое сукно стола, но он сидел, как истукан, подперев голову рукой, прямой и красный, так и не открыв глаз до самого окончания доклада, а, может, и приоткрывал, но я и сама стала задремывать.
Меня усиленно клонило ко сну, как я ни сопротивлялась, тем более, что я уже успокоилась за проведение мероприятия: все мои сидели, как и требовалось, на своих местах, и мои мысли поплыли в лирическом направлении. Я стала рассматривать сосулечки хрусталя, ниспадавшие с огромных люстр, парящих по обеим сторонам зала, насчитала триста сосулек и сбилась со счета. Потом подумала, что в этом зале, наверное, было очень красиво, нарядно и весело, когда до революции здесь было Дворянское собрание, и проводились балы. Говорят, что в этом зале танцевало сразу до полутора тысяч человек. И все красивые, веселые: и молодые, и старые. А здесь, где я теперь сижу, стояла какая-нибудь молоденькая девушка, впервые приехавшая на бал, как Наташа Ростова…
Перед глазами мелькали еще какие-то прекрасные видения, мне показалось, что я слышу какую-то музыку, вот и сама сейчас закружусь в вихре танца…
И вдруг, будто кто-то толкнул меня, а, может, и наяву толкнул. И я сразу же услышала и увидела говорившего на трибуне, и вокруг полусонных и скучных людей, и мне захотелось, просто до нетерпения, встать и уйти или просто пройтись по залу. Размяться, так затекли у меня руки и ноги от неподвижного бездельного сидения на одном месте, и так нестерпимо было это желание, что я решила, если через минуту доклад не закончится, я встану и выйду. Ну и что? А может, мне плохо стало, кому какое дело? И тут же подумала, что если бы такое нетерпение охватило меня где-нибудь в театре, на спектакле, то я, не задумываясь, вышла бы, а здесь, пожалуй, что и не выйду, не потому что страшно. А, впрочем, надо признаться, и страшно. Но мой выход среди напряженной, почти гробовой тишины зала и этого царящего монотонного голоса, был бы воспринят как взрыв, как вызов, как гром среди ясного неба.
На мое счастье, пока я так размышляла: выходить мне или не выходить, доклад, наконец, закончился, а с ним – и учеба.
Президиум и зал одновременно поднялись, как по команде, и дисциплинированно пошли из зала. Отучились мы за сорок минут. И по дороге домой я все думала: кому нужна такая учеба, которая ничего не дает ни уму, ни сердцу. Интересно, а на какие статьи расхода списывают потерянное рабочее время, стоимость бензина, оплату автобусов, там ведь не один наш был, а не выпущенная продукция? Ответ? И решила, что все дело в «галочке», которая будет поставлена в отчетах райкома и горкома о проведенном мероприятии.
Но все эти вопросы отпали и сами собой, потому что эта учеба была последней. Через неделю пришел новый первый горкома. Началась перестройка.