Иргиз очень извилист и по весне, разливаясь по равнинной местности, зачастую пробивал себе новое русло, спрямляя свой бег и оставляя в стороне небольшие подковообразные озерца – старицы. Село Малая Таволожка стоит на берегу одной из таких стариц. Это место давным-давно облюбовали старообрядцы. Жили в стороне от большой дороги своим уставом, своим укладом. Церквей не строили, молились в моленных домах – хозяева поочередно приглашали общину к себе домой на моление. Пугачевский батюшка, пытаясь переманить верующих в лоно своей церкви, выстроил на селе красивый храм красного кирпича под металлической крышей с блестящими круглыми куполами. Величественное здание гордо возвышалось среди деревянных домиков и сараюшек небогатого села. Однако, верные старым обрядам православные не спешили в роскошное помещение. Так и стоял пустующий храм, не тронутый даже в послереволюционной горячке, потому как разгонять здесь было некого.
А вот в шестидесятые годы, уж неведомо кому, стал храм глаза колоть. Из района поступило распоряжение – ликвидировать помещение. Рано поутру, два трактора, громыхая гусеницами, подползли к храму. Ловкие парни-комсомольцы забрались на подоконники,закинули металлический трос на выступы украшений, концы бросили трактористам. Механизаторы закрепили трос на тракторах, прыгнули в кабины своих железных коней, взялись за рычаги.
В маленькой деревушке вести разлетаются мгновенно. Вокруг храма быстро собралось все население от мала до велика. Жители с молчаливым осуждением смотрели на деяния властей. Долгие годы гонений научили старообрядцев безропотно сносить несправедливости. Вот и теперь они стояли немой насупленной стеной вокруг тракторов, готовых ринуться на толпу. Трактора, поворчав дизелями, заглохли, трактористы выпрыгнули на землю, утираясь зажатыми в кулак кепками, подошли к стоявшим мужикам.
Однорукий худющий парторг колхоза, размахивая единственной рукой, кричал сельчанам о партии и правительстве, о мракобесии и светлом будущем. Командный жест заставил трактористов снова занять свои места за рычагами.
Взревели моторы, и толстый трос, завыл от натуги. Тракторы рыли землю гусеницами, не трогаясь с места.
- Да что ж вы делаете!Да кому он помешал! Столько лет стоял! Сколько ж можно рушить да крушить! Строить - вас нет! А рушить- первые! –вывалился из толпы расхристанный пьяный мужичонка, босой, в застиранной вытянутой майке, старых сизых галифе.
Он кидался от одного трактора к другому, подскакивал к парторгу, ругался, потрясал кулаками. Как только один трактор натягивал трос, мужичонка ложился на пути трактора. Стоило только другому взяться за рычаги, мужичонка подскакивал и бежал наперерез.
Толпа молчала. С места не трогалась. Взъерошенный парторг убежал в бригадный домик, в окно было видно, как он яростно крутил ручку телефона, затем, краснея от натуги, что-то кричал повернувшись к сельчанам спиной. Бросив трубку на рычаг, выскочил на улицу. Снова кидался на толпу, на мужичонку, на трактористов.
- Шел бы ты отсюда! Ведь сейчас приедут за тобой!- угрюмо говорили из толпы единственному защитнику храма.
Вскоре появился старенький, обшарпанный «Урал» с коляской, на котором восседали два милиционера в форме. Им не составило труда поймать сопротивляющегося мужичонку, до последнего кидающегося на перерез тракторам. Умело связав «нарушителю» за спиной руки с ногами попарно (левая рука и левая нога и соответственно правая рука и правая нога), свернули его в «бараний рог», и в таком беспомощном состоянии запихнули в коляску мотоцикла коленями вниз. Над коляской торчали взлохмаченная голова, исцарапанные плечи и босые грязные ноги. Кисти рук утопали в недрах коляски. Мужичонка плакал, глядя на храм. Грязные слезы текли по искаженному от боли лицу.
- Прости их, Господи! Не ведают, что творят!
Позже сельчане говорили, что мужичонка жил тихо, никого не трогал, не пил никогда. Не любят этого староверы. Видимо, выпил для храбрости. Трезвый не посмел бы. С того дня его никто не видел и ничего о нем неведомо сельчанам.
Тракторам так и не удалось тогда разрушить храм. На века строили. С куполов сняли кресты, окна забрали деревянными щитами и приспособили помещение для хранения зерна. Надо отметить: зерно в храме всегда великолепно сохранялось.