Витька

Часть вторая


Её дом  сегодня был круглым, как детский полосатый мяч. Он радовал и веселил. Утренний свет лился в окна мягко, обволакивая всё её существо и пространство внутри дома.  Как хорошо. Как хорошо!  Она знает – Он жив. Он живёт очень далеко, в другой части её круглой жизни, не рядом, конечно, не прикоснуться рукой к Его руке. И что же? -  По сравнению с её прошлой плоской, как диск, жизнью эта новая жизнь наполнилась и превратилась в мячик, в яркий полосатый детский мячик. «Чик-чирик, чик-чирик». -  «Милые мои птички!».
Она вышла на крыльцо, посмотрела в небо. Белые пушистые облака и голубизна, много-много голубого.
Где ты, моя плавная птица? Где? Птицы не было.
А в доме, в её милом синем летнем доме, царило прикосновение к каждой любимой  вещичке. Портреты внуков, снимки друзей, которые навещали её сад и были не равнодушны к её переживаниям и радостям, и куклы, которые  сшили  опять же её внимательные друзья, а ещё… подсвечники. Она привезла их из Дании. Единственный  (потому самый любимый) зять принёс эти тяжёлые старинные медные вещички с воскресного датского рынка, сразу же зажёг свечи.
Она, женщина уже не молодая, радовалась, как малое дитя, глядя на ласкающие огоньки свечей. С того самого дня каждое утро в её доме улыбалось горению свечей в медных тяжёлых подсвечниках, которые хранили тепло того непонятного мира, где  жили её дочь и внуки, ну и, конечно же, зять.


Очередной раз домик наполнили ароматы горящих свечей и утреннего кофе.
Мелькнула мысль – выйти на крыльцо, поискать в небе птицу. Но мысль изменялась, перетекая в другое русло её сознания. Она снова думала о Нём:

Кто-то постучал в дверь
Кто-то попросил пить
Он же протянул ключ
Он же начинал день

Он же прошептал: «Верь!»
Он же пожелал быть
Я же не коснусь плеч
Мне же  о Земном - лень

Он же удивит сном
Он же разольёт свет
Он же, может быть, есть
Он же, может быть, -  миф

Я же из песка – дом
Я же накоплю лет
Мне же дорога весть
Если даже он – гриф

Если даже он – ночь
Если даже он – зверь
Я же накоплю лет
Где он для меня есть

Если даже он – прочь
Я же распахну дверь
Я же разолью свет
Мне же дорога весть


Она сидела на своей широкой кровати, увлечённо вписывала и вписывала свои возбуждённые мысли в блокнот. Свечи плавились, утро постепенно перетекало в полдень. Птица, её любимая птица, давно уже кружила над садом и удивлялась непостоянству своей подруги. Да, да, вот именно, подруги,
так как не только люди могут иметь друзей, но и другие существа населяющие нашу Землю. Птица кружила и кружила, её подруга так и не появилась в саду, не опрокинула свой взгляд в бело-голубое небо, не улыбнулась солнцу и, самое главное, не поприветствовала её, птицу.

Вирши, возникающие из-под карандаша, заполняли  одну страницу блокнота за другой. Мысли, опережая друг друга, удивляли белые листы блокнота, то стихами, то прозой.
Только к вечеру, когда Солнце уже уходило на покой, Она вышла из домика, прикоснулась ладонью к яблоньке, которая росла около крыльца, и устремила взгляд к небу.
Её птица была не одна, рядом медленно парила такая же, гордая и торжественная. 
Не одна – обиделась, наверное. Да ладно, остынет!
Улыбка не сходила с её лица. Она была довольна своим творческим процессом. О чём писала? - О Нём, и только ему посвятила свои сегодняшние строки.

Пока, птица!
Вспомнила  что, кроме кофе, у неё весь день и маковой росинки не было во рту. Зайдя в домик, Она остановила взгляд на блокноте, рука потянулась к карандашу…


Лиза заливисто смеялась и тормошила Витьку за рукав пальто: «Спой, пожалуйста, спой, я же знаю – ты поёшь, и гитару держишь в руках. Спой, Вить, ну пожалуйста – спой что-нибудь!»  Витька отнекивался: «Что ты, Елизавета! Нет, нет! Ничего подобного со мной не происходит!» Девушка со смехом продолжала тормошить его и уговаривать. Безрезультатно!
Продолжая идти по деревенской улице рядом с Лизой, Витька неожиданно вдруг запел чисто и душевно. Голос остановил Лизу. Широко распахнув глаза и впитывая в себя каждый звук его красивого правильно поставленного голоса, девушка слушала:


Из молочного тумана
Шарфик я скрою
И тебе, моя родная,
Хочешь – подарю.
Соберу я по росинке
С каждого цветка,
К ним добавлю
По дождинке –
Потечёт река…

Песня оборвалась на полуслове.  Девушка восхищённо смотрела на Витьку.
Потом, когда его уже не будет рядом, когда они расстанутся навсегда, она часто будет вспоминать этот славный, льющийся голос и слова песни.
Годы и годы пройдут, звуки его голоса почти забудутся в её памяти, а вот слова песни… Она часто их повторяла, когда радовалась солнцу и цветам.
Слова песни периодически выдёргивали её из состояния вечного одиночества.
Витька как-то исполнил для неё ещё одну песню, но уже под гитару.

«Елизавета, привет!» Девушка оглянулась. За мгновение до этого приветствия она разглядывала афишу, которую киномеханик только что закрепил на стенд около деревенского клуба. Паренёк, смущённо улыбаясь, кивнул в сторону гитары, которую бережно держал в руках: «Вот, хочу исполнить желание одной особы».
Лиза весело рассмеялась: «Вить, а пойдём к речке!»
Вот там, под ивами, вблизи от зеркальных вод, в вечерней тишине уединения, Лиза впервые и единственный раз увидела, как передвигаются пальцы, Витькины пальцы, по струнам гитары. Лиза не слышала такой игры.  Деревенские парни играли, конечно, кое-кто из них перебирал струны, зная три аккорда. Но что бы так! Каждый звук поражал и удивлял правильностью звучания. Не единой фальшивой ноты не в игре, не в голосе.
Витька исполнил модную в то время песню – «А ты опять сегодня не пришла, а я так ждал…» На этот раз Витька допел песню до конца. Пальцы его руки ещё некоторое время бродили по струнам инструмента, выводя легко и непринуждённо мотив песни. «Вить, где ты учился? Как достиг таких потрясающих результатов!» «Нигде, никто меня не учил – я сам» - серьёзно, без тени улыбки, ответил Витька.  Лиза провела указательным пальчиком по струне, прислушиваясь к звуку, задумчиво смотрела на объект своего обожания. Да я совсем, совсем его не знаю. Господи, этот умница может не только без запинки отвечать на уроках на любой вопрос учителя, поражая ответами и самого учителя и своих сотоварищей по школьной программе, но и… Милый мой Витька, Солнце ты моё! Лиза смотрела на него долго и, не мигая. А он всё перебирал и перебирал струны гитары, не глядя на девушку…
Позже, когда пройдут годы и годы, когда начнётся переписка через интернет, взрослая Лиза спросит – держит ли он гитару в руках, и получит ответ: «Гитара со мной по жизни».

Переверну все медные тазы –
Ударю!
Но слышу нежную струну
Гитары.
В ней:
Плач твой,
Смех твой,
Твой задор –
Мои исканья.
В касаньях пальцев по струне –
Мои признанья.
Ты вслушайся в игру струны.
В ней -  сны.
В ней – сны?

Господи, и зачем эти мысли в голове. Ну, было! Ну, любила! Сорок пять лет прошло… седина в висках. Скоро осень, полетят птицы к югу. А осень это серьёзно…

Она любила свой сад и каждое утро проходила его от дерева к дереву, от цветка к цветку, то вырезая засохшую ветку, то убирая отживший цветок. Наклоняясь к своим любимцам, что-то тихонечко шептала, толи читала им свои стихи, написанные ночью, толи просто здоровалась, толи объясняла  действие, которое хотела свершить – обрезать, убрать, подрыхлить.
Сегодня ей не терпелось быстрее прежнего произвести свой обход по саду, угнездиться уютно в шезлонг, стоящий в тени раскидистой яблоньки и почитать стихи любимой поэтессы Марины Цветаевой. Сколько созвучий с её состоянием, сколько ноток проникающей в глубину души грусти.
 Она считала Марину своей сестрой. Почему бы и нет, Она же часто проживает мысленно то далёкое время, когда творила её любимая поэтесса. Поэтесса?! Поэт! Поэт и только поэт. Великий поэт своего времени. Опять же почему своего? Её стихи вечны, актуальны в любом времени существования Земли! Ты слышишь меня, Марина? Умница -  Марина, моя неподражаемая, поэт Земли Российской? Слышишь, я горжусь тобой! Она раскрыла книгу, Она читала, она плакала. Она…  улыбалась. Потом, по истечении какого-то времени она напишет свои стихи, посвящённые Марине Цветаевой.

……………………….. Марине

В читальном зале
Было много грустных.
Там лишь одна
С улыбкою сидела.
И я всё на неё глядела.
Высокий лоб.
Волна волос -  в одежды.
И милый взгляд
Томим,
Лучист надеждой.
Не молода,
Но модна и прилежна.
И где-то даже на лице – вина
Иль тень вины
Из-за длины джинсовой юбки.
Она вставала,
Подходила к полкам,
Листала книги,
Уронив волну волос к лицу
И улыбалась.
А я всё шла и шла
К крыльцу,
Где солнце летним утром
Просыпалось.
И было ясно,
Мудрецу конечно, -
От этой нежной, ласковой
Улыбки
Наш зыбкий мир
Мог возрождать добро.
Знать не напрасно,
Сильный, взяв ребро, придумал
Женщину, улыбку и тепло.
Тепло текло
По тихим книжным залам…
Сегодня неожиданно узнала:
Что это я улыбкою играла,
Что это я прошла
По тихим книжным залам,
Что это я… Цветаеву читала.

Она читала Цветаеву. Она читала… Она…

Она перевернула все медные тазы. Она ударяла по ним! Витька не слышал. Она заняла тазы у всех своих друзей. Опять ударяла по ним. Витька не слышал. Он не знал о том, что Лиза думает о нём, не знал. Конечно же, не знал. А как же иначе? Разве он не отозвался бы как-то, разве он железный? Звук был потрясающий! Звук шёл во все четыре стороны света! Это же не просто звук, а звук, исходящий от ударов по медным тазам! Она собрала морщинки на своём высоком умненьком лобике – она думала о своём Пшеничном Мальчике:



Много прожито.
Было… было…
Не считаю своих седин.
Под ногами Земля остыла.
Я с Землёю – «один в один».
Так бывает,
Когда разлука,
Когда небо – к земле, в ладонь.
Когда вечер, и дождь, и скука,
Вдалеке запоёт гармонь…
Вдалеке…
В том далёко-близком
Развернуться меха!
И смех!
В летнем вечере – лица, лица…
Я люблю вас, поверьте,
Всех!
И подружек своих, и соперниц,
И задиристых пацанов.
Деревянные крылья мельниц –
Из безоблачных детских снов…
Вспоминается пряный воздух
И дыханье невинных утех.
В тех по-детски счастливых звёздах
Был заложен для всех успех!
Где ты ходишь,
Пшеничный мальчик?
Дышишь чем?
И с той ли живёшь?
Указательный маленький пальчик –
По стеклу, там, где дождь,
Мой дождь,
Где заведомо - грусть и радость
Вперемешку с моим дождём,
Где заведомо – близкая старость
Вперемешку с живым огнём!

Старость. Она боялась её. Она всю свою жизнь боялась изменений в своём возрасте. Как часто, подходя к зеркалу, всматриваясь в своё отражение, думала: «Старею, старею… Состарюсь, а Он так и не увидит… Да Он просто не узнает меня! Да… Нет! Нет!» Сколько же этих, да и нет, было в её вечном, тянущемся, трепещущем на ветру, как газовый шарф, одиночестве, одиночестве не потому, что она была всегда одна, а потому, что Он жил в ином измерении.
 Планета вращалась вокруг своей оси, шла по своему курсу, отсчитывая время… Где-то гремели радуги, где-то шли дожди…