Весеннее солнце поднимался с каждым днём всё выше, всё дольше задерживаясь на небосклоне. Небо становилось голубым, тени углублялись, а вокруг стволов деревьев появляются круги. Стволы начинают вытаивать из снега, жадно принимая тепло солнечных лучей. На открытых полянах снег тоже начинает оседать, уплотняться, какими-то неведомыми кругами и дугами подтаивать. К вечеру большое солнце, всё еще кидая тёплые лучи, уходит за лес, за горы, обещая вернуться скоро. Ночью зима опять завладеет тайгой, но уже власть её кратка, заканчивается с первыми утренними лучами. Морозы еще держат всю живность в напряжении, не дают расслабиться, сковывают жгучими объятьями. В деревне сосульки с крыш протягиваются до самого пола, а в лесу кухта с веток падает вниз пробивая наст, черым. Плотная корка уже держит и собаку, и человека, режет ноги лосю и маралу. Зверь старается уйти на лесную таёжную чащу, переждать это радостное, но опасное время. Не каждый охотник удержится, чтоб не воспользоваться такой форой перед копытными. В некоторые годы человек мог догнать измученного марала с окровавленными ногами и убить его просто ножом.
Весна – время любви. Еще в феврале начинают чертить свои рисунки по снегу глухари рядом с токовищами. А когда снег схватывается плотной коркой, тогда уж и время приспело для токов. Песни глухариные трогают за самую глубину души таёжного человека. Наверное, это происходит от весеннего настроения, ожидания солнца, весенних запахов хвои, которые пробивают даже ночные морозы. Неприхотливая песня, пощелкивание постепенно переходящее в шипение и скрежетание, которое всё более громкое, всё более страстное с каждой минутой, волнует сердце таёжного человека. охотник в лесу тот же житель. Для охотника весна в тайге, как и для каждого обитателя её, радость пережитой зимы и обещание летней сытости.
Найти ток в кедровой тайге не трудно, эти места традиционно наполнены жизнью этой древней птицы. Маленькие тока есть… были в каждом урочище. Были до концентрированных вырубок леса. Но большие тока не могли разрушить даже рубки кедровых выделов. Одним из таких мест была грива немного в стороне от Садринского перевала. Верховое болото с голубикой, редкие кедры, как свечки, прекрасное место для тока. Первые утренние лучи весеннего солнца освещают перевал, когда везде еще тьма. Но уже до восхода сюда собираются на брачные игры копалухи и глухари со всей округи. Собрались туда и мы. Наша новая компания, после реорганизации лесхоза. Ребята подобрались нормальные, с пониманием леса и охоты. Я был рад, что сошёлся с ними в то время. Лесничий Михалыч Горенков, мой помощник егерь Серёга Косинов, я в то время уже был охотоведом. С нами иногда ездил Женька Салдаев, который в то время был пред сельсовета. Охотник в такое время рвётся в тайгу на инстинктивном уровне. Тянет древняя сила природы. Просто посидеть у костра и попить чая с дымком – уже большая удача. Рейды, которые мы организовывали по защите оставшихся токов от раннего разграбления, были только поводом для таких ночных и утренних чаепитий, общения с просыпающейся природой.
В ту ночь охота на глухаря открывалась, и вся компания с полным правом разбрелась по перевалу. Черым держал хорошо, осторожная поступь скрадывала звуки. Ночная тайга шумела уже по-весеннему. Лёгкий предутренний ветерок шевелил кроны кедров, качал макушки пихт, то переставал, то опять начинал играть в светлеющем небе. С такие часы видно уже на открытых местах, а слышно за километр. Недалеко послышалось «щелкание» глухаря, его «точение», оно вело меня, тянуло в сумрак леса с поляны. Осторожными шагами я приближался к куртинке высоченных кедров, даже не соблюдая еще правило глухариной охоты – идти только на «точение» дабы не спугнуть. Просто плавно подойти, не шуметь, увидеть птицу. Сама радость в том, чтоб послушать эту песню, этот знак рождающегося нового таёжного года. Я передвигался не торопясь и наконец увидел его. Глухарь прохаживался по ветке на фоне восхода, выгнув грудь вперёд и распустив хвост. Потом останавливался и начинал громко «щёлкать», так громко, что это казалось невероятным. Я заслушался, засмотрелся…. Пока не услышал, что с другой стороны к кедрам идёт кто-то еще. Поднял двустволку и нажал на спуск. Мощная птица упала вниз, сбивая мелкие ветки, гулко стукнулась о стылую землю рядом с древесным стволом. Этот удар удовлетворением отозвался в охотничьей груди. Удача.
Для охотника послушать глухаря – начала весны. Для многих жителей лесных деревень и посёлков весна начинается с первых росточков колбы. Колба, черемша, лук победный – первые таёжные витамины после долгой изнуряющей зимы для каждого жителя таёжных урочищ. И зверь, и человек любит лакомиться этой пряностью. Все знают эти колбища, все ждут, когда они откроются от снега. При прочистке трассы к дальним участкам, любой тракторист обязательно «вскроет» расположенное рядом с дорогой заветное место. Сразу же после того, как солнечные лучи коснуться кочек, покрытых прошлогодней осокой, прогреют почву между ними, между жёлтого прошлогоднего опада выглядывают ярко-зелёные зубчики таёжного лука. За неделю колба вырастает до нужных размеров, но самая «острота и горечь» этой таёжной пряности именно в самом маленьком росточке. По рассказам, старый Климов обязательно солил поллитровую баночку, для новогоднего стола. Когда все кочки покроются этим ранним лесным овощем, когда растение наберёт свою силу и начнёт формировать цветочную стрелку, тогда и весь посёлок начинает готовить его впрок и для немедленного употребления. Алтайские пироги «перэк» с колбой на нутряном скотском жире, такие же варенники с колбой вперемешку с творогом, пекут и варят все. Единственный недостаток – чесночный дух, ну а есть их надо только свежими и горячими. Хотя, настоящие ценители едят колбу-черемшу в любом виде.
Но такие известные колбишники рядом с дорогами, конечно, постепенно хиреют под прессом множества сборщиков. Их оставляют на пару лет нетронутыми для восстановления. Настоящая колба в вершинах рек и ручьёв! Алтайские верховые болота и луга в горных распадках, что дают началу рекам. Я видел такие поляны и на перевалах Садры, Кызыляра и Тюстея, но самое прекрасное место во всех отношениях – вершина Байгола. Поздней весной меня, уже лесного инженера отправили для рекогнесцировки в это урочище. Последнее лето этих кедрачей было прошло на моих глазах. А пока, мы завезли вздымщиков, и каждый разошёлся по своим делам. Эти места были знакомы мне по лесхиму, но в самую глубь я не ходил. В этот раз решил обследовать всю эту горную долину, набрать черемши и найти исток Байгола, которого я еще не видел.
Кедрачи в конце весны и начале лета в горах еще не заростают высокой травой. Байгольские кедрачи стояли могучими свечками, ровные и высокие. Мелкая травка, черничник, мох, нечастые низкорослые рябинки и калина. Кедровый выдел неожиданно закончился открывшись широкой поляной. Этот широкий лог был полностью покрыт крупной сочной черемшой. Черемша, у которой стебель толщиной в палец, мне никогда не попадалась больше нигде. Только здесь. Байгол извилистым ручьём между щебенистыми берегами весело бежал вниз. Солнце играло на сочной зелени, воздух звенел своей чистотой, а тени уходили и прятались под отступившие деревья. Я снял рюкзак, стал аккуратно резать лук, укладывать пучками, отрезая лишние листья, оставлял только стебель. Сознание наполнялось гордостью от того, что я такой вот заготовитель, кормилец семьи. Так увлёкся заготовкой, что не сразу услышал пыхтение и осыпающиеся камушки.
Долина широкая, но находится между двумя почти отвесными склонами. Хребты уже поднимаются к горному ущелью, откуда вырывается стремительным потоком Байгол. Склоны покрыты мелким кустарничком спиреи, изборождены каменными россыпями-курумами. Рядом с такой осыпью ко мне в гости спускался медведь. Большое тёмное пятно неторопливо переваливалось по склону, выбирало, где удобнее. И иногда урчало в предвкушении вкусных стеблей, которые восполнят нехватку витаминов, порадуют ссохшийся за долгую зимнюю спячку желудок. Маленькая двустволка моя, к тому времени уже доказавшая свою силу, могла б остановить гостя. Но зачем? Разве мне мало колбы? Разве нам не хватит на двоих, да еще и всем остальным обитателям останется. А медведя я никогда и не стрелял, хотя и видел много. Уважение к хозяину тайги, которое и им не нарушалось. Мирное сосуществование. Я медленно отошёл назад, забрав полный рюкзак. Медведь спустился и исчез в зарослях на противоположном краю поляны.
Вершину Байгола я исследовал уже позднее, летом. Первый раз мы прошли ущельем с Валеркой. Потом я ходил пару раз один. В последний раз проводил нас с Кулером до самых заветных мест Яков Рожин. Летние экспедиции были не сложнее весенних. Тайга не зарастала тут травами, как в более низинных местах – холодно тут. Внизу тайга просыпалась от сна, набирали силу травы, поднималась пучка вдоль речек, осинки раскрывали свои листочки, деревья набирали цвет, а птицы садилась на гнезда. Гомон в тайге уже стихал, забота о гнёздах стала приглушать радостное весеннее пение. На отводах мы часто поднимали копалух с гнезд, старались поскорее отойти, не мешать. Рябчики тоже садились на яйца. Самочка на гнезде, а самец неподалёку. На манок самец не прочь откликнуться. Я любил такую охоту, хоть и противозаконна она. Интересно было подманить рябчика так, чтоб аж чуть ли ни на голову садится. Даже мой институтский учитель «Биологии лесных зверей и птиц» не видел в том особого нарушения законов тайги. Главное гнездо с рябушкой сохранить.
Начало лета всегда было тёплым. Солнце жарило, доставляло тепло, заставляло расти бурно всё живое. Наступало таёжное сибирское лето. С комарами.