Ключевые слова: сифилис.
Пока мы не научимся деликатно и своевременно,- а это очень индивидуально,- посвящать наших детей в отношения полов; пока мы фарисейски будем доверять удовлетворение детского, сексуального любопытства улице, на волю случая, - до тех пор улица будет возвращать нам детей с сексуальными аномалиями.
СилифиС
(Проект сценария фильма-ужасов. Для правки и постановки Ренатой Литвиновой.)
Вилену было скучно. И он бессмысленно смотрел себе под ноги, когда ощутил, что в его окружении что-то изменилось в лучшую сторону. Он поднял глаза, и на месте, где минуту назад никого не было, увидел двух белокурых девчушек, которые, радужно улыбаясь, беззастенчиво его разглядывали.
Почувствовав, что непроизвольно улыбается, Вилен, еще не зная что будет делать, шагнул в их сторону. Идти было три шага.
- Сколько можно ждать?- обратился он к более симпатичной. – А кто с тобой?
Вилен перевел взгляд на подружку.
- Валя,- хихикнула девушка, сделав неуловимое движение, отдаленно напомнившее книксен.
- Вилен,- представился Вилен.
Девушки опять хихикнули.
Повода для веселья не было. Похоже, они патологические хи-хи-хушки, подумал Вилен. Тем не менее, он решил отреагировать.
- Моя мама в свое время была пламенной комсомолкой,- сообщил Вилен на всякий случай.
На лице симпатичной девушки обозначился блик сочувствия:
- Твоя мама умерла?
Вилен даже растерялся:
- Почему умерла? Не умерла.
- Ты же сказал «комсомолка»,- речь девушки плавно замедлялась.
Вилен понял. Пришлось пояснить, что мама принципиально не захотела вступать в партию. Поэтому и не умерла.
Антипартийная шутка получилась непроизвольно.
Симпатичная девушка обращалась к Вилену на «ты», и это его воодушевило. Значит, она не против развития отношений в рамках предложенной им импровизации.
Девушку звали Верой.
Погуляв втроем по отдыхающему вечернему городу, они посидели в кафе-мороженое, и проводили Валю до дома. А потом Вилен еще час провожал Веру, которая жила практически рядом.
Прощаясь, Вилен поцеловал Веру в щечку.
Верочка благосклонно, но пассивно улыбнулась.
- Тебе очень пойдет венок из подсолнухов,- отреагировал Вилен на улыбку,- ты и сама, как подсолнушек.
Верочка продолжала отстраненно молчать, и улыбалась каким-то своим мыслям.
Полчаса в ночном троллейбусе показались наградой – всю дорогу Вилен ощущал на губах младенческую, припухлую нежность Верочкиной щечки.
На следующий день у Вилена была тренировка.
Они встретились через день.
Тогда, немного погуляв по парку, они пошли в кино, на последний сеанс, на последний ряд. Там Вилен узнал восхитительный вкус её груди.
Возвращаясь домой, Вилен размышлял о своем быстром продвижении. Хотя, какое уж тут быстрое продвижение. В самом начале фильма Верочка позволила поцеловать себя в грудь, а потом, как он ни ловчил и ни усердствовал, - ничего похожего. Даже когда прощались, уклонилась от поцелуя в щечку?
Её непротивление поцелую в кинотеатре в первое же свидание, производило впечатление осмысленного поступка. Знака.
Знака ему. О чем?
Чтобы был смелее?
Он и попробовал. Впустую.
Может это подготовка к планируемой ситуации, когда выяснится, что она не девочка? Вряд ли. Такие предупреждения девушки не делают по своей инициативе. Обычно девчонки таят свою посвящённость до последнего момента.
Да, и какой смысл в утайке вообще,- думал Вилен,- если в дальнейшем всё проясняется?
В своих амурных размышлениях Вилен всегда был склонен к прагматизму, граничащему с цинизмом.
Однако на практике всегда оказывался стеснительным романтиком. К тому же, чем больше девушка нравилась Вилену, тем дальше вглубь сознания отодвигались помыслы об интимной близости с ней.
Вилен никогда не хвастался своими успехами у девчонок.
Но многие его приятели просто фонтанировали своим бахвальством. Узнавая от бахвалов о доступности какой-нибудь девушки, Вилен никогда не воспринимал эту её характеристику как отрицательную. Ну, доступная - и доступная. Значит, ей так нравится.
А если случалось, что девушка быстро уступала ему, то он непременно относил это в копилку своих достоинств – любовь с первого взгляда льстит каждому.
О раннем девичьем сексе Вилен узнал еще в седьмом классе.
Как-то, возникший рядом с ним новоявленный приятель, шестиклассник, по своей инициативе начавший шестерить у Вилена, доверительно поведал, что он знает «хату» в подвале, где тусуются пацаны. В эту тусовку входит одна девчонка, из четвертого класса (второгодница), которая дает любому, кто хочет попробовать.
- Ты уже пробовал?- стараясь заглянуть в глаза, спрашивал он, забегая на ходу перед Виленом,- хочешь, сходим, я устрою.
Вилен отказался. Но пару дней ситуация тревожила его. Не верилось, что это возможно в четвертом классе, но и не верить - не было оснований.
Ну, может же такое случиться. Кто-то совратил девочку. А ей понравилось. Почему же она должна отказывать себе в удовольствии, подаренном ей природой? Если уж так получилось.
Но логика оправдания не работала. В амурных делах на логику вообще лучше не полагаться.
Вилен быстро и напрочь забыл этот случай, хотя обладал великолепной памятью. От шестерки он избавился, даже не попросив показать ту девчонку.
Когда же похожий случай представился вновь, уже в девятом классе, Вилен отреагировал совсем иначе.
В конце учебного года у Вилена произошла очередная смена симпатии, и он начал ухаживать за девушкой Валей из восьмого класса. Заметив это, его лучший друг Валерка спросил:
- Тебе что, Валюха понравилась?
И получив подтверждение, дал совет не затягивать романтическое ухаживание, а сразу приступать к делу.
На вопросительное молчание Вилена он пояснил, что Валюха уже осчастливила нескольких парней. Он точно знает.
Вилен, в отношении Валечки, не строил так далеко идущих планов, но получив совет друга, уже не мог оставаться равнодушным к его содержанию. Совет, как горячий уголек, жег карман.
Образ Валечки ничуть не пострадал от того, что он узнал о ней. Даже наоборот.
Когда ранее Вилену случалось пробраться в трусики девушки, он всегда испытывал подспудный, плохо осознаваемый страх – а что будет, если разгоряченная девушка уступит?
Страх был почти неосознанным, но сдерживал его напор, не создавая никаких конкретных перемен во внутренних установках Вилена. Их и не было. Превращать петтинг в секс Вилен не стремился. И это было то ли трусостью, то ли природной осторожностью.
Вилен трусил нарушить табу, установленное традицией и старшими. Нарушить табу – значит, стать плохим мальчиком. Вилен не хотел быть плохим мальчиком.
С Валей всё складывалось иначе. Если Валя уже перешагнула табу, и не залетела, значит, она всё умеет. И он может с ней не бояться.
Вилену нравилось гулять с Валей. И он ничего не изменил в их прогулках. Только стал несколько смелее в ласках.
Однако видимость неизменности была только видимостью.
Вилен постепенно свыкался с мыслью о приближающейся, неизбежной своей близости с женщиной. И этой, первой в его жизни женщиной, будет Валечка.
Возможность фиаско Виленом исключалась. По поведению Валечки в первую неделю их встреч, он понял, что очень нравится ей.
По его мнению, преград к близости не было.
Валечка, без показного сопротивления, позволила освободить свою грудь, и с удовольствием позволяла Вилену целовать своё обнаженное тело.
Однако стоило Вилену прикоснуться к трусикам, как вся её покладистость напрочь улетучивалась.
Вилен ласками пытался распалить её – но у него ничего не получалось.
Утомляясь от ласк, он начинал ломиться силой. Но чем энергичнее он наступал, тем ожесточеннее становилось её молчаливое сопротивление.
Уставая от силовой борьбы, Вилен отваливался от неё в сторону, и они сидели рядом, тяжело дыша, потные и разгоряченные.
Отдышавшись, он пододвигался к ней - и обнимал, с поцелуями. Валя послушно подставляла губы. Когда он снова запускал руку под блузку, и ласково тискал её грудь, она начинала отвечать на его поцелуи, чем снова заводила его.
Ожесточенность их борьбы всё возрастала.
Однажды, резко прервав очередную изнуряющую попытку, он застал на её лице звериную ярость. Вилен даже испугался. Но испуг быстро сменился удивлением.
Это была не ярость ненависти, а ярость возбужденного бойца. Сила этой ярости могла бы поколебать его уверенность, и приостановить попытки, если бы он не знал, то что знал.
В тот день он ушел от неё с оскоминой досады. Он уходил – и физически ощущал насмешку тех, предыдущих счастливчиков.
Вилен знал их преимущество перед собой. Они добивались своей цели лживыми признаниями в любви. Почему женщинам так важно, чтобы их обманули?
Вилен к этому времени уже принципиально решил для себя, что его признание в любви будет равносильно предложению руки и сердца.
В результате, ему откажут еще множество раз. Но он не изменит своему принципу.
Оскомина встреч копилась. Копилась, пока не превратилась в неотступную досаду. Теперь одна лишь мысль о Вале, или её вид, вызывали в нем уничижающее, гнетущее чувство собственной несостоятельности. Хуже всего было то, что он при этом всегда видел ухмылки своих предшественников. Если бы Вилен не знал о их существовании, он наверное, продолжал бы добиваться своей цели, и его посвящение состоялось бы. А так, оно отодвинулось почти на три года.
Вилен так и не решил, что же значил этот поцелуй в начале фильма.
Потом опять была тренировка, а потом позвонил приятель, и сообщил, что выбил для Вилена место в студенческом стройотряде, который уже в ближайший понедельник отбывает в Якутск.
Конец недели прошел в оформлении и обеспечении административного отпуска, и в прочих бытовых приготовлениях.
В пятницу, в конце дня, как договорились, позвонила Вера. Вилен решил, что ничего не будет говорить ей по телефону, а встречу назначил необычно рано, на десять часов утра. Вера не удивилась.
Был жаркий, безветренный майский день.
Верочка светилась изнутри, и только что не мурлыкала.
- Чем займемся?- спросила она, и улыбка бабочкой слетела с её лица к Вилену.
Вилен чутко уловил невинную провокационность вопроса – Верочка предлагала мыслить от «мы». Вилен не возражал. Но вдруг ему захотелось пошутить. Для остроты ощущения момента.
- Будем прощаться,- сорвалось у него без задержки.
Он тут же пожалел о своем черном юморе. Верочка разом вся потухла. Она молча стояла, и покорно ждала завершающего удара.
- Я в понедельник уезжаю со стройотрядом. На два месяца.
Вилен торопился исправить свой неудачный экспромт.
Вера укоризненно посмотрела на Вилена, и влажно улыбнулась.
- Почти на всё лето,- выдохнула она.
Вилену захотелось сделать для Верочки что-то такое, чтобы она простила его бестактность, его глупую шутку, и почувствовала его нежность, и его встречное желание перейти в их отношениях к предложенному ею «мы».
Беззащитный страх ожидания еще держался в её глазах, и Вилену хотелось уничтожить его любой ценой, и улыбнуть Верку.
Но, видимо, для шуток была черная полоса. Ни одна светлая мысль не пришла ему в голову. В панической растерянности своих мыслей, он ничего не мог придумать.
- Даже не потрахались,- шепнул он ей на ухо – и сам вздрогнул от своей пошлой наглости.
Вилен знал свою слабость: чем больше ему нравилась девушка, тем больше он глупел в начале ухаживаний,- но ничего с этим не мог поделать.
Глупая интуиция планировала, что здесь Вера должна шутливо возмутиться его наглости, а он покорно будет оправдываться – и та, глупая шутка о прощании забудется, и им опять станет весело.
Как всё глупо.
Он стоял, склонившись к её плечу, и боялся выпрямиться, чтобы не встретиться с её взглядом.
Вилен ждал. Вера молчала. И Вилен поднял голову.
Когда их глаза встретились, он услышал невероятное:
- Ещё не поздно.
Верочка стояла перед ним, и смотрела прямо в глаза.
Нет, ответ не был совершенно неожиданным. Он о нем мечтал! Мечтал уже давно, с юных лет.
Вилен, еще в самых ранних своих сексуальных фантазиях задавался вопросом: почему влюбленные должны продираться к своей интимной близости через колючки сомнений и подозрений; почему люди не могут просто довериться друг другу, и поведать о своем влечении открыто.
Тогда, в мечтах, он думал, что так и поступит при первом же удобном случае. Но случаи были – а язык не поворачивался.
И вот!
Его потянуло к ней – и они впервые поцеловались.
- А где?- спокойно и деловито спросила она - и ему от этой деловитости в джинсах начало теснить.
Ему не верилось в реальность происходящего.
Они сели в автобус, конечная остановка которого была на краю города, на Волжском откосе.
Вилен рассматривал сидящую рядом с ним девушку. Девушку, которую он видит всего третий раз в жизни, про которую практически ничего не знает, которой он не объяснялся в любви, но с которой уже договорился об интимной близости. Фантастика.
Договорился! И едет к желанной цели.
Сбывалась мечта.
Мечта идиота?
Что-то в его мечтах было не так.
А может «не так» было в нем самом?
Вилен однажды уже обсуждал с желанной девушкой проблему интимной близости, еще не вступив в эту близость. Но тогда всё было совсем иначе.
У Вилена в жизни уже была невеста.
Сватовства собственно не было. Статус жениха и невесты сформировался стихийно. Шутейно. Однако соответствующие, сопутствующие события развивались на полном серьезе.
Вилен познакомился с невестой, когда той было шесть лет, а ему шестнадцать.
В деревню, где Вилен проводил лето, так же регулярно как он, приезжали две подружки. Вилен был знаком с ними. Не более.
С одной из них однажды приехала младшая сестренка, которая, не найдя себе подружек у дома, таскалась хвостиком за своей сестрой. Ну, и на пруд, конечно.
Маленькой Наташке нравилось рисовать прутиком на загорелой спине Вилена разные фигурки. Рисовать, стирать. Снова рисовать, засыпать фигурки песком, и смывать песок водой. Эта возня на спине доставляла Вилену физиологическое удовольствие.
Иногда Наташка залезала на Вилена с ногами, ложилась – и затихала на несколько секунд.
Людка заметила эти затихания, и прокомментировала:
- Вилен, ты осторожнее с ребенком, а то влюбится.
Ребенок и влюбился.
Сообща пытались что-то предпринять, но безуспешно. Так и стала маленькая Наташка шутейной невестой. А Вилен – женихом.
Когда на шестнадцатом году Наташа в очередной раз приехала в деревню, то не бросилась радостно ему на шею, а застеснялась и потупилась. И Вилен увидел, что перед ним стоит юная женщина – и ждет признания. Шутки кончились.
Душной июльской ночью, когда Наташа напросилась с ним на рыбалку, она предложила ему овладеть ею.
Вилен отказался.
Наташка тихо обиделась.
Вот тогда и состоялся глупейший разговор-монолог о как-когда-зачем.
Глупейший, потому что объяснять влюбленному подростку, как несвоевременна его любовь – то же самое, что объяснять напившемуся логику трезвого поведения.
Вилен выглядел идиотом. Он уже был вхож в семью Наташи. И родители невесты, бывшие в курсе семейных пересудов, принимали Вилена, как возможного члена семьи, в ближайшем будущем.
Все ждали только совершеннолетия невесты. Не ждал только Вилен.
Не ждал, однако, опять же благодаря Людмиле, которая жила в одной коммунальной квартире с семьей Наташи, у Вилена с Наташей завязалась переписка. Сначала Наташа делала вложения в письма Людмилы, затем переписка превратилась в почтовую.
Когда настал день совершеннолетия, Наташа пригласила на семейное торжество Вилена. К этому времени семья уже получила отдельную квартиру.
Гостей, кроме Вилена, практически не было, и когда позднее застолье закончилось, Вилену постелили в комнате Наташи; она же легла на диване у родителей.
Рано утром, когда родители ушли на работу, Наташка нырнула под одеяло к Вилену.
Признаков девственности у Наташи Вилен не обнаружил. Он и не искал и не ждал, что их обнаружит, и испытал от этого даже некоторое облегчение: что бы он делал с этим драгоценным подарком? Тем более, что сам он целомудрия в общении с женщинами всё это время не соблюдал. И из многих претенденток на спутницу его жизни, с которыми он временно сближался, только одна была девственницей.
Теплая приветливость отношения родителей Наташи к Вилену сменилась на приветливость напряженно-выжидательную.
А Вилен всё никак не мог решиться. В своем городе жилья у него не было. А переезжать, и менять друзей и работу ему не хотелось. К тому же, он не был уверен в своей любви к Наташе. Её же любовь у него сомнений почему-то не вызывала.
И вот однажды, когда чаша весов его сомнений качнулась в пользу женитьбы больше обычного, Вилен спешно сел в поезд - и ринулся в Москву. Как в прорубь. Никого не предупредив.
Наташу он дома не застал, и коротал время с родителями.
К ночи Наташа не появилась.
Родители уложили Вилена на диван в гостиной – и все легли спать.
Утром родители ушли на работу, и Вилен, проснувшись, прошел в комнату Наташи. Она безмятежно спала с выражением счастливой неги на лице.
Вилен присел на краешек кровати, и нежно тронул спящую за обнаженное плечо.
Лицо Наташи насторожилось - и она открыла глаза.
Какое-то мгновение она смотрела на Вилена, не понимая, кто перед ней. Но вот, проснулась – и на её лице отразился брезгливый ужас, как будто она увидела страшного черного паука у себя в постели.
Реакция была так неожиданна, и так выразительна, что Вилен оцепенел. Он сидел неподвижно и смотрел, как постепенно меняется выражение лица Наташи.
Брезгливый ужас медленно стирался с её лица, и наконец, совсем исчез.
- Что ты здесь делаешь?- спросила она грудным, спросонья, голосом. И в её голосе не было радости.
Вилен первый раз в жизни испытывал эмоциональный шок такой силы.
В голове пульсировало.
Что случилось? Надо понять. Только молчи.
Что случилось? Надо понять. Только молчи.
…
- Почему не предупредил,- спросила Наташа, накрывая завтрак.
Вилен молчал.
Почему, почему? Хотел сделать сюрприз. Ехал делать предложение. Вот, только не был уверен.
Вилен врал себе. Он ехал, именно, чтобы увериться в себе, и только после этого начать думать о предложении. Но сейчас, в состоянии шока, Вилен испытывал странную потребность – довести своё страдание до предела своих страдательных возможностей. Ведь, где-то там мерещился покой полного оцепенения.
Соврав, что ему пора, Вилен быстро собрался.
В дверях Наташа чмокнула его в щеку. Наверное, так целуют провожая опостылевших мужей.
Утром поезда не ходили. Вилен добирался перекладными электричками.
Глядя в окно, он пытался воссоздать и понять, что произошло с Наташей.
Конечно, ночь она провела с любовником. Скорее всего. Это понять можно. Тем более, обетов верности она ему не давала, а противостоять природе не каждый может.
Значит, надо вернуться? Ты же тоже не исполняешь обет, которого не давал.
Вилен заставлял себя исследовать ситуацию, в которой он оказался, чтобы этими, неприятными ему размышлениями отвлечь себя от главного. От её взгляда. Но взгляд прожигал все преграды.
Взгляд!
Это был взгляд животной ненависти.
Нет, не ненависти. Ненависть мобилизует агрессию.
Это был взгляд брезгливого ужаса перед надвигающимся прикосновением.
Он, Вилен, был ей физически омерзителен.
И это было так неожиданно. И беспричинно.
А почему беспричинно?
А помнишь, там на рыбалке? Ведь ты тогда лишил её двух лет романтической, свободной, юной любви. Любви без общественных вериг.
И что? Теперь она мстит?
Вовсе нет. Просто она пришла от другого. Восхитительного и ласкового. Ласкового без оглядки на обстоятельства. У этого, другого, она – одна единственная. И нет в мире никаких законов, требующих своего соблюдения в ущерб её интересов.
Ты пришел не вовремя. Тебе не повезло. Но ты узнал правду.
А это дорогого стоит.
Нет, возвращение невозможно.
Теперь этот взгляд всегда будет стоять между ними.
С полгода спустя Вилен получил письмо.
Наташа просила о помощи. Если он её еще любит.
Она просила у него прощения, что всё так случилось. Но вот случилось: она залетела – и ждет ребенка. О замужестве с отцом будущего ребенка речи быть не может. Вилен – единственный, кто может её спасти. Если он не может перешагнуть через преграду отцовства, то она просит его о временном, фиктивном браке.
Вилен на вскидку мог ответить, что никакого брака не будет: ни настоящего, ни фиктивного. Однако он честно прожевал все варианты и все доводы за и против. Всё сходилось на справедливости его интуитивного решения. И самым главным аргументом, способным перекрыть все остальные, - был тот её взгляд.
Тот взгляд!
Автобус остановился.
Пару шагов – и они с Верой оказались в райских кущах волжского откоса.
Они углубились в манящую, свежую зелень, еще не отравленную комарами, и поняли - что они здесь не одни.
Наконец, минут через двадцать, голосов, ни впереди, ни сзади не стало слышно, и они, найдя укромную полянку, поняли, что у них всё получилось не очень здорово.
Вилен разделся, и уложил джинсы и рубашку-безрукавку так, что получилось узкое подобие ложа. Оставшись в трусиках, похожих на плавки, он присел на траву рядом, и вопросительно посмотрел на Верку. Постель была не из лучших. Та молча разделась, полностью, и присела рядом на джинсы.
Он почувствовал её обнаженную грудь. Сердце замерло.
- Можно на тебя посмотреть?- попросил он.
Верка послушно отошла на пару шагов, и повернулась к нему выжидающе.
Нужно было что-то сказать. Но дыхание перехватило. Вилен сидел и молчал в немом восторге. Он уверился, наконец, что его мечта сейчас сбудется.
Нельзя сказать, что Вилен не видел голых девушек, но это всегда было после секса.
А тут!
Постояв несколько секунд, Верочка застеснялась. Прикрыла одну грудь рукой, но оборвала эти хлопоты – и доверчиво улыбнулась.
Вилен рассматривал её прекрасную фигурку, и всё просил Верку принимать разные позы, как на фото сессии. Но без опорных предметов его фантазия быстро истощилась.
Верочку это занятие сначала забавляло. Потом быстро наскучило, и она подошла к Вилену, спросив, почему он не раздевается.
Вилен встал и приблизился к Верке, легонько упершись ей в живот.
Верка была чуть ниже среднего роста, и стоя вплотную к нему, запрокинув голову, не мигая, смотрела ему в глаза. Волна нежности накрыла его.
Она догадалась об этом по толчкам твердости между их животами, и призывно шевельнула своим животом из стороны в сторону.
- Раздень меня,- сказал он, и немного отстранился от неё.
Она начала спускать его трусики, и её лицо склонялось всё ниже и ниже. Она присела перед тем, кто только что толкал её в живот, и рассматривала, как он ритмично подрагивает в нетерпении.
Она приблизила лицо – и её губы коснулись его вздыбленной плоти.
Вилен ощутил ожог – и замер в нестерпимом ожидании ласки. Её губы разжались … И он услышал:
- У тебя презерватив есть?
Истома зарождающегося где-то внутри него оргазма исчезла.
У него презерватива не было
У неё – тоже.
Она выпрямилась, и посмотрела в его расстроенное лицо.
- Я могу в рот,- сказала она с какой-то скрытой опаской.
Вилен представил своё восхождение к вершине наслаждения в одиночестве, без неё, - и гримаса неудовольствия отразилась на его лице.
- А хочешь, будем так. Без презерватива,- она животом опять проверила твердость его намерений.
- Только тебе придется выпрыгнуть. Сможешь? А я в конце в рот возьму.
- Чего тут мочь-то,- буркнул Вилен. Похоже, другого выхода не было.
- Не-е,- настаивала Верка,- надо вовремя, чтобы с гарантией, а то я залечу.
Верка устроилась на импровизированном ложе, откинулась на спину – и раздвинула ноги.
Зрелище было бесстыдно восхитительное, но Вилен уже еле сдерживался.
Он прилег на Верку, и попытался проникнуть в неё. Но ничего не получилось.
Он решил, что промахнулся, и начал повторять попытку.
Но Верка остановила его:
- Подожди. Привстань немного,- лепетала она,- у меня там всегда сухо.
Она приподнялась рядом с севшим Виленом, и быстро взяла в рот его член.
Вилен ощутил блаженный удар эротического разряда.
Верка, обильно смочив Вилена слюной, вернулась в прежнее положение.
Теперь у Вилена всё получилось.
И почти сразу он почувствовал, как в нем поднимается цунами надвигающегося наслаждения. Он несколько замедлил свои движения, но увеличил их энергичность. Ему хотелось проникнуть в неё как можно глубже. Сразу последовала тонкая, резкая боль в крайней плоти. Цунами остановилось на полпути, и начало отступать.
Вилен приостановился – и затих.
- Ты что?- заволновалась Верка.
- Больно,- объяснил Вилен.
- Потому что сухо,- повинилась Верка,- я всегда покупаю презервативы в смазке.
Это, стыдное для Вилена слово презерватив, так спокойно, по бытовому произнесенное Веркой, царапнуло Вилена. Съязвилось само-собой:
- Часто?
- Что часто?- не поняла Верка.
- Покупала - часто?- переспросил он.
- Нет, только когда уж очень доставали.
И опять Вилену не всё было понятно.
Боль утихала, но еще не прошла, а беседа, как больной зуб, звала к покусыванию, хотя не сулила ничего хорошего.
Он лежал на обнаженной женщине, доверчиво принявшей его в себя, поверяющей ему все свои сокровенные, и даже греховные, тайны. Он физически ощущал единство их плоти – и это будоражило его.
Как здорово, думал он, ощущать себя и её, как целое. Почему это бывает так редко. А что, если эту радость продлить, умножить? Что если немного пожить в этом состоянии? В люди, конечно, не выйдешь, но ведь по дому можно.
Он представил, как они с Веркой, в такой сцепке будут совершать бытовые обряды, и он, к месту и не к месту, будет атаковать её своими похотливыми приставаниями. А Верка …
В этот момент он почувствовал её поцелуй в шею.
Вилен очнулся – и пришел в движение.
Боль прошла. Волна надвигалась.
Он с чувством досады выскользнул из горячего, нежного обжатия, и сполз набок. Верка быстро приподнялась – и склонилась к нему. Теперь он видел только её покачивающийся затылок.
Но повторения того, обжигающего прикосновения губами не последовало. Огорчение спешного прерывания оказалось сильнее.
Волна между тем остановилась, постояла, и начала тихо откатываться.
Верка почувствовала это – и обернулась.
- Давай ещё раз?- спросила-предложила она, и снова откинулась на спину.
На второй раз всё повторилось почти в точности. Только его волна катилась несколько дольше и забралась несколько выше. Но всё кончилось тем же самым.
На пятый раз цунами капризно задержалось. Но поднявшись, ринулось ввысь так решительно, что Вилен понял: на этот раз волна не отступит. Он как можно дольше задержался, купаясь в экстазе оргазма – и ринулся вон, спасая Верку.
Он успел только выскочить и плюхнуться ей на живот, продолжая конвульсивные, судорожные движения.
Такого блаженства он ещё не испытывал.
Отдышавшись, он захотел поцеловать Верку, но было ясно, что он не сможет этого сделать, Веркино лицо было где-то около его живота.
Вилен попытался приспуститься по Верке, чтобы исполнить свое намерение, но Верка резко остановила его попытку.
- Осторожнее,- сказала она, спихивая Вилена с себя в сторону,- они у вас такие шустрые - мне нельзя ими пачкаться.
Вилен сел на траву, рядом с продолжавшей лежать Веркой, и потрясенный произошедшим, пытался осознать, что же получилось.
Вроде, всё уже было. Но как всё по-новому.
Он вспомнил, что хотел поцеловать Верку – и склонился к её губам.
Приподнимаясь, он обратил внимание на её сияющий живот. В лучах полуденного солнца живот блестел и переливался перламутровыми бликами.
Верка перехватила его любопытствующий взгляд, и, не меняя горизонтального положения, только приподняв голову, тоже посмотрела на свой живот - и улыбнулась. Смотреть ей было неудобно, и она снова положила голову на рубаху Вилена, и уже не видя своего живота, прикрыла улыбающиеся глаза.
Она поднесла к животу руку, и начала одним пальчиком выводить замысловатые узоры. Палец скользил без усилия.
Вилен следил за её движениями.
Вот пальчик оторвался от живота, поплыл к лицу и остановился перед глазами Верки. Она внимательно осмотрела его, и обнаружив перламутровый след, сунула палец в рот, как делают дети, испачкавшись конфетой.
Облизнув палец, Верка снова вернула его на живот, но рисовать ничего не стала, а просто черпнула – и снова положила палец в рот.
- Ты вкусный,- ответила она на вопросительный взгляд Вилена.
Вилен догадался, что это был комплимент, но не воспринял его.
- Наверное, все вкусные?
Проскочившая неприкрытая язвительность вопроса Вилена не давала надежды на откровенный ответ. Вилен был уверен, что Верка ответит: не знаю.
Однако Верка меланхолично, но явно желая закончить не интересную ей беседу, ответила: всяко бывает.
Мысль крутанулась.
«Всяко бывает» это не «всяко было». Всяко было – это личный опыт, а всяко бывает – это обобщенное знание. Не опыт. Но все-таки: как откровенно.
Похоже на исповедь невесты, желающей покаяться перед женихом во всех грехах.
Что же получается? Верка идет ва-банк? Какая умница!
Верка, стараясь сохранять горизонтальное положение, попыталась дотянуться до своей сложенной одежды, но у нее не получилось.
Вилен помог.
Вера достала из малюсенькой сумочки крошечный носовой платок, и начала им вытирать живот. Платок почти сразу превратился в мизерный, слипшийся комочек.
- Подай мои трусики,- попросила она, помаячив ставшими липкими пальчиками.
Пока Вилен подавал трусы, она ребром ладони попыталась собрать оставшийся перламутр со своего живота, и стряхнуть на траву. Но ничего не стряхнулось, и она машинально облизнула ладонь. Вилена слегка передернуло. Похожее ощущение он испытал, когда впервые увидел, как на Мадагаскаре едят жареных личинок майских жуков.
Надо попробовать,- мелькнуло в голове.
Верка плюнула себе на живот, и вторично, уже сидя, снизу вверх, начала протирать живот трусами, став похожей на обезьянку за ловлей блох.
Вилен смотрел на Верочку, и проверял свои ощущения.
У Вилена был тест.
Он долго был девственником, но когда это закончилось, беречь себя для суженой стало бессмысленно – и он от благоприятных ситуаций не уклонялся. Так он узнал, что сексуальный голод влечения почти любую девушку превращает в красивую и желанную. Но, переспав с такой красавицей, он тут же испытывал к себе чувство гадливости, или, по меньшей мере, досады и сожаления. Красавица превращалась в физиологический объект со слюной во рту.
В свое время это его озадачило. Получалось, что традиция хранить девственность, могла стать причиной ошибки жениха и невесты, и повлечь несчастный брак.
Получается, природа вовсе не озабочена счастьем супругов. Природу беспокоит только продолжение рода. Для этого каждая супружеская пара должна испытать хотя бы видимость любви. А счастье – это личная забота каждого.
Так, что же он сейчас испытывает к Верке?
Нежность и признательность.
Никаких отрицательных эмоций! Ему хочется …Ему хочется перекусить, и повторить.
От умственного самокопания его отвлекла Вера. Она закончила свой ритуал, и протянула свои влажноватые трусики Вилену.
Теперь процедуру отмывания предстояло провести ему. Но стирать было уже почти нечего. Всё впиталось в живот. Не высохло же? Тем не менее, Вилен старательно протер себя насухо, и натянул джинсы.
Мысли вернулись к пережитому им, многоступенчатому оргазму.
В школе, на единственном уроке по сексуальной технике безопасности им рассказали, что мужчины более единообразны в своих ощущениях: один оргазм за один акт. А вот женщины переживают все по-разному. У женщины, оргазма может и не быть, а может быть до семи за один половой акт, т.е. всё по-другому.
Вилен уже понял, что открыл секрет непонятной ему присказки: умеючи – это не быстро, а – долго. Смысл присказки был понятен сразу, а вот секрет, как добиться «долго» - открылся ему только сегодня.
Ранее случавшиеся длительные воздержания приводили его иногда к конфузу – он кончал неприлично быстро. Вилен даже посоветовался по этому поводу с приятелем, венерологом. Тот порекомендовал мазь совкаин.
Ход мыслей вернул его к ощущениям своей партнерши, Верочки. Он про её переживания как-то забыл.
Вилен повернулся к Вере.
Она стояла красивая и счастливая в своем легком платьице. А её трусики были у него в руках, и мешали ему. Это было забавно. На ум пришла строчка из блатной песни: «Одна тельняшечка на ней, а под тельняшечкой ей-ей, всё голо бля, всё голо бля - всё голо».
Вилен, со следами блатной ухмылки на лице, подошел к Верке, чтобы спросить её нечто сокровенное, и понял, что для этого лучше стать сзади. Он обошел её, и обнял, положив ладони на грудь.
- Тебе хорошо было?- спросил он.
- Очень!- ответила она коротко.
- А сколько раз очень?
Он поцеловал её в шею, и ощутил солоноватый вкус её горячего тела. Вкус был восхитительный.
- Каких раз?- переспросила Верка.
- Сколько оргазмов у тебя было?- шепотом переспросил Вилен, и опять поцеловал её в шею, на этот раз долгим, нежным засосом, объединяя при этом свои ощущения от её шеи, титичек и ягодиц, одновременно доступных его прикосновениям.
- Ни одного,- и Верка, не размыкая их тел, по-змеиному вывернулась к нему лицом, ища его губы для ответного поцелуя.
Это был второй полноценный поцелуй за день. И опять Вилен ощутил, что ему теснит в джинсах. Похоже, он-то её полюбил,- подумал Вилен, о том, кто шевельнулся у него в джинсах,- как бы не ошибиться.
Он прервал поцелуй:
- Это что, из-за презерватива?
Она, безмятежно улыбаясь, и тревожа его своими движениями живота, глядя ему в глаза, ответила чуть помедлив:
- У меня не бывает оргазмов,- и она вновь потянулась к нему для поцелуя.
Она была воплощением счастья.
А Вилен остолбенел. Как не бывает?
Ну да, он знал, что такое случается. Но он был уверен, что догадается, почувствует это, и примет меры. Учтет. Если такое случится.
Вилен был в панике – и тупо пытался осмыслить услышанное. Тупо – потому что у него не было информации, ни для принятия решения, ни даже для размышления.
Он-то был уверен, что они – единое целое. А оказывается … Она что, всё это время ласково и заинтересованно наблюдала за ним? И только?
Да нет. Не может быть. Должно же быть у неё какое-то чувство ожидания, стремления, надежды. Истома.
- Что с тобой?- услышал он – и очнулся.
Верка льнула к нему. Он ощущал упругую мягкость её груди, и ему захотелось втиснуть её в себя, чтобы не расставаться с этим чувством доверительной близости.
Он чмокнул её в губы:
- Меня чуть не разорвало от блаженства! А ты? Как ты? Что ты испытывала?
- Меня тоже,- сказала она, мелко целуя его в говорящее лицо. Её интонация говорила, что она, если и обманывает, то не Вилена. А ещё её интонация говорила, что её эта проблема не очень волнует.
Ну, почему он такой эгоист. Мог бы заметить. Может быть, он тогда смог бы сделать, что-нибудь такое, что разбудило бы её? Но он же не знал. И поэтому не пытался.
Теперь будет знать.
И что?
Сначала поиск.
А в случае неудачи? Накапливающееся раздражение? Совместного, двукрылого блаженства, хоть и обманного, как сегодня, уже не будет.
Когда-то Вилен читал роман, кажется «Путь наверх. Жизнь наверху». Роман произвел на него тревожное впечатление.
Обделенная оргазмом любовница и жена страдала от своей неполноценности много меньше, чем муж, которому она ни в чем и никогда не отказывала в сексе.
Но любовь не выжила.
А что ждет его? Вилен примерялся к жизни с Верой.
Ему захотелось узнать: пыталась ли она сама вызвать оргазм. Но он не решился на такой вопрос. Вообще-то, это уже ни на что не влияло. У них появилась общая проблема.
Со стороны города послышались приближающиеся голоса.
Пора собираться.
Сработал инстинкт. Инстинкт предлагал ему пописать, на всякий случай.
Вилен решил, что рисковать не стоит. Надо внять совету.
Походы в туалет были пунктиком Вилена. Он всю жизнь, и до сих пор, стеснялся этого действа. Понимал, что глупо – но женщин стеснялся.
На работе, если туалет был занят, все спокойно стояли у двери в ожидании. Вилен же никогда так не делал.
- Я отойду за кустик,- сказал он, и с одеревеневшей спиной направился к краю поляны.
Спина стала локатором. Он почувствовал, что Вера идет за ним. Остановившись, он повернулся к ней.
На лице Верки нарисовалось просящее выражение:
- Можно я посмотрю?- словно подлизываясь, сказала она,- никогда не видела.
Он согласно пожал плечами - и локатор отвалился.
- Хорошо вам,- прокомментировала Верочка,- у вас всё удобно устроено.
Она внимательно осматривала полянку, словно ища что-то, и видимо найдя, присела там над травкой. Стягивать трусики ей не пришлось.
Верка журчала, не отрывая глаз от взгляда Вилена.
Ну, вот же она – полу стеснительная, доверчивая улыбка Джоконды.
Верочка сорвала молодой лист лопуха.
- Можешь уже отвернуться.
Уходя, они освящали каждую полянку, останавливаясь и целуясь.
Вилен старался идти чуть сбоку, рассматривая при ходьбе изгибы её бедер без следов трусиков. Насмотревшись сегодня на Верку, ему ничего не стоило представлять её то обнаженной, то одетой. Он и развлекался.
Случайно он обратил внимание, что выпуклые сосочки её груди то расправляются, совершенно исчезая, то вновь приобретают форму - и выпячиваются. С чего бы это?
- Ну, и как тебе больше нравится?- спросила Верка, повернувшись к нему всем телом для очередного поцелуя.
- Когда ты одетая, а я всё-всё вижу, насквозь.
- Я тебе нравлюсь?
Они стояли друг перед другом, и она ждала ответа, и очередного поцелуя, а он не спешил. В нем возникло животное желание. Он немного отстранил её от себя, приподнял подол платья, и быстро наклонился, желая поцеловать её.
Хотя Вилен наклонялся быстро, но цели он не достиг. Его подбородок мягко уперся в Веркины ладони; они не пускали его, ни вниз, ни вверх.
Вилен оказался под подолом, и прижавшись щекой к голому Веркиному животу, вдыхал её накапливающийся запах. Голова пошла кругом.
Он почувствовал, как в Верке что-то напряглось – и тут же раскрылось. Раскрылось для него. Ему навстречу.
Вот сейчас! Вот, если всё повторить, то у неё всё получится. Должно получиться,- подумалось ему.
Детские голоса послышались совсем близко.
Вилен представил себе скульптурную группу, которую они образовали,- и внутренне улыбнувшись, медленно выпрямился.
Верка прильнула к нему.
Это был совсем другой поцелуй: она жарко благодарила его. За что?
Вилен не понял.
Они вышли из зарослей. Впереди маячила автобусная остановка.
Вера остановилась.
- Ты меня не провожай. Я с тобой все равно не поеду.
- Это почему?- искренно удивился Вилен, хотя даже обрадовался предложению.
- Не хочу, чтобы тетки на нас пялились. От тебя такой дух …
- Какой дух?- Вилен потер ладонью по своему животу, и поднес ладонь к носу.
- Ничем не пахнет.
- Не пахнет,- вздохнув, согласилась Верка,- а дух идет. Тетки почувствуют. Будут пялиться.
Своим согласием Вилен изменял своим принципам. Верочку надо было проводить, обязательно. Но вот уже несколько минут, как он ощутил подозрительный, постепенно возрастающий дискомфорт, требовательно зовущий его под душ. Да и мелких дел было много. Постирать кое-что перед отъездом.
Вилен согласился.
Они постояли.
Вера как будто чего-то ждала.
- Ты мне напишешь?
Ну, да. Конечно. Он ей напишет. Адрес её он знает. Конечно, напишет. Без вопросов. Он будет вспоминать. И мечтать. Его рука скользнула туда, где должны быть трусики.
Рука привычно ждала отпора. Но отпора не последовало. Только глаза у Верочки затуманились.
Когда Верочка вошла в автобус, и встала у окна – ему представилось, что она стоит там голая. Ведь трусов на ней не было.
Хотя дискомфорт звал домой, к душу, Вилен вернулся на полянку – и подобрал Веркины трусики.
Прежде чем сложить их в тугой катышек, убирающийся в ладонь, он кончиком языка, осторожно прикоснулся к ним. Но ничего, кроме остатка терпкого запаха, не ощутил.
Отложим,- подумал он. - До совместной дегустации.
И он опять вспомнил про голую Верочку, едущую в автобусе – и нежность к ней опять переполнила его.
Сжимая в кулаке Веркины трусики, Вилен испытывал странное чувство. Словно он сжимал в руке что-то подобное яйцу Кащея. Только в его руках была не жизнь Кащея, а Верочкино целомудрие, не имеющего отношения к девственности.
Придя к себе в общежитие, Вилен тут же залез под душ, но испытав некоторое облегчение, от дискомфорта не избавился. Осмотрев себя, он обнаружил узкий, но длинный надрыв кожицы в основании крайней плоти.
Промыв всё с мылом, Вилен взял одеколон, плеснул немного в ладонь и – и чуть не взвыл от обжигающей боли. Он прыгал на одной ноге, и крутился на месте, пока боль медленно утихла.
Знал, что будет не сладко, но чтобы так!
Сколько сегодня еще будет открытий?
Во время перелета Вилен почти всё время вновь и вновь переживал события субботы.
Ну вот, свершилась мечта-задумка молодости. Полный интим по предварительному сговору. Каков результат? А ни какого.
Почему ни какого? По крайней мере, прорисовалось, что ухаживать, видимо, интереснее, чем договариваться.
Хотя это был не совсем сговор, основанный на физиологической потребности,- какая потребность у Верочки? У неё же полное отсутствие нужды в сексе. На счет «полное» - я бы не спешил.
Но, тем не менее, она явно ищет партнера не для секса, а для продолжения рода. Ищет мужа, и поэтому готова идти на сексуальные уступки.
Похоже, инстинкт материнства, даже лишившись самого красивого пера из своего павлиньего хвоста, продолжает превалировать. Поэтому встречаться с Верой ради сексуального удовольствия просто непорядочно. Значит, надо извиниться – и откланяться.
Но почему-то очень не хочется.
Вот она, хитрость самообмана. Придумал себе идею подарить Верочке оргазм, и хочешь под этой «крышей» продолжать интимные отношения. Каков ловкач!
И вообще, с какой стати ты думаешь о себе, как о завидном женихе? Сколько раз тебе уже отказывали, даже в кастинге.
Но сейчас-то не отказали.
Вилена поразило, что Вера приняла участие в его эксперименте не испытывая сексуального влечения, и не получая в награду оргазм.
А что же тогда? Что движет ею в поиске партнера? Что она испытывает?
Вилен пытался представить – и у него ничего не получалось.
Он впервые столкнулся с такой ситуацией, и впервые его так затянуло в этот анализ.
А если бы Вера оказалась, как все, отзывчивой?
Вилен даже вздрогнул. Мысль, облачившись в конкретный вопрос, вдруг резко изменила свое содержание.
Как все.
Если бы Верка была как все, то Вилен наверняка бы в этот раз оконфузился. Всё шло именно к этому. Вилен почувствовал, что краснеет.
Он начал фантазировать, ища спасительный выход.
Выход конечно нашелся. Они спустились бы к Волге. Искупались. И повторили бы еще раз, без конфуза.
К чему это он?
Ну да, мысль вернула его к тому же вопросу: чем отличались бы ощущения Веры в разных её качествах?
Он-то, изначально задавая себе вопрос, считал её чувства загадочными только для произошедшего случая, но оказывается, он ничего не знает, и никогда глубоко не задумывался, что же чувствуют обычные, нормальные девчонки во время секса. Вот это да!
Вообще-то, похожие мысли мелькали раньше. Но они никогда так остро не задевали его, и быстро улетучивались.
Он вспомнил благодарственный поцелуй Верки. За что она благодарила его? Или ему показалось?
А что, если бы он предложил ей тогда выйти за него замуж? Между лопаток стало неуютно.
С чего бы это, ведь, они ничего друг о друге не знают.
Однако Вилену казалось, что Вера согласилась бы.
А почему?
Потому что женщины обычно выбирают первыми, а мужчинам только кажется, что они свой объект любви завоевывают. (Плагиат).
Женщинами движет инстинкт материнства, которого у мужиков изначально нет.
За что женщины любят мужчин? Наверное, как потенциальных отцов, а сами этого даже не осознают. Разве можно страстно любить мужика просто так, только как партнера? Волосатые, вонючие, вечно потные. И все - бабники. Так устроила природа.
Как-то, еще в школьные годы, когда Вилен отдыхал в деревне, он обратил внимание на забавную ситуацию.
В пруду, около прибрежной осоки, паслись два гусиных домашних выводка. Вдруг гусак одного из выводков решительно направился к соседнему выводку – и покрыл одну из гусынь.
Вилен приостановился, чтобы узнать, что же будет делать второй гусак. Вилен предположил два варианта: «оскорбленный» гусак сделает вид, что ничего не произошло; и второй вариант, гусак атакует «обидчика». Но ничего похожего не произошло.
Гусак, наблюдавший измену, столь же решительно направился к чужому выводку, и тоже покрыл гусыню, при полном попустительстве другого вожака.
- Отомстил,- услышал Вилен усмешливый голос. Недалеко от него стоял рыбак, и тоже наблюдал эту интермедию.
Прилежный школьник Вилен не успел проанализировать ситуацию. А авторитетная оценка уже была дана. И Вилен согласился.
Нет, он не согласился – Вилен принял это утверждение к сведению, как догму. Так приучили старшие.
Сейчас, вспомнив тот случай, Вилен бы возразил рыбаку:
- А может, не отомстил, а отблагодарил?
Правда ли, что у народов крайнего севера есть обычай деликатно предлагать своих жен проезжим путешественникам? Врут?
А может, прав Троцкий: семья – это лишь временное образование - порожденное бедностью и слабостью общества. Только в слабом и агрессивно настроенном обществе дети нуждаются в семейной защите.
Где тот писатель, фантаст-психоаналитик, который опишет общество кратких привязанностей, реализующих себя в поиске наилучшего варианта, без промежуточной канонизации первой связи, давшей ребенка; и всех последующих.
Мать, её ребенок и муж-самец, вынужденный быть отцом – гремучая смесь.
Но разве современное общество не пребывает во всё ускоряющемся приближении к принципам Троцкого? Свободная любовь с добровольными вкраплениями семейных самоограничений.
Добровольные семьи – лишь звездочки сливок в молоке свободной любви.
Вилен мысленно усмехнулся: капиталисты не дадут головы поднять такому теоретику. Слишком дорого обойдется им свободное общество. Собственникам капитала оно не нужно. Семья - дешевле и надежнее. Напугал их Троцкий в своё время. До сих пор боятся.
Вилен размышлял не о возвышенной, романтической любви, а о любви, которая заставляет людей добровольно ограничивать себя от доступных им радостей жизни, от «зрелищ», ради продолжения рода. Ведь реальная жизнь свидетельствует, что такой любовью обеспечивается практически каждый человек на земле.
А как же поиск единственной суженной...
Зачем её искать, если всем гарантирован любящий супруг? На медовый месяц.
Значит, не только для продолжения рода…
Вот, что за любовь, описал Жорж Сименон в своем романе «Тюрьма»?
Одна светская львица убивает другую из-за ревности к толстому, короткопалому фотографу, у которого вечно сальные волосы. И это, при наличии успешного красавца мужа.
Сименон не раскрыл внутренних переживаний и устремлений своих героинь.
А откуда ему знать сокровенные тайны женщин, тем более светских львиц.
Но он мог бы выведать их у своих любовниц.
Не смог?
Или не захотел лишать роман специфической интриги?
Может быть прав этот Сименон, и не стоит искать разгадку влечения мужчин и женщин, а то так дойдешь до феромонов. И всё закончится припиской Екатерины на плане приватного, великовозрастного приема, с баней: «девок не мыть».
Жизненный опыт Вилена тоже содержал загадочный для него случай непонятной романтической любви.
Как-то в восьмом классе знакомый девятиклассник подошел к Вилену, и доверительно попросил передать записку однокласснице Вилена. Вилен передал. Одноклассница прочитала – и фыркнула, выбросив записку.
Парень, написавший записку, красотой не выделялся. К тому же у него были кривые зубы, которые постоянно приоткрывали его верхнюю губу, - и лезли напоказ. При этом они еще мешали его языку, и когда он говорил, у него изо рта вылетали брызги.
Вилен передавал записки с полгода. Затем они прекратились за ненадобностью.
Одноклассница уступила настойчивости девятиклассника.
Они дружили месяца два – и тот оставил её.
Теперь уже она, симпатичная, фигуристая хорошистка, передавала ему записки через Вилена.
Загадочная сила ухаживания поразила Вилена.
Что за метаморфоза произошла с его одноклассницей?
Что это за любовь, которую вызывают ухаживания? Чем она отличается от любви с первого взгляда? Какая любовь надежнее? И есть ли любовь родственных душ? Ведь родство душ предполагает безмятежное согласие. Скучноватое сосуществование.
О мужиках рассуждать проще. Мужиков влечет простой животный инстинкт, связанный с сексуальным удовольствием. И бытовой комфорт, за который они бьются в карьерных устремлениях. А ещё бахвальство «павлиньим» хвостом – любовницей. Ну и еще, конечно, обманная, феромонная «влюбленность» сексуальной притягательности, усиленная парфюмерией и макияжем юных охотниц.
А кстати, откуда эти охотницы берутся? И ведь, устойчивое явление. Значит – задуманное природой.
А семейная любовь, для продолжения рода, к этому времени подпирается подоспевшим отцовским инстинктом. Сюжет? (Снова плагиат).
Праведная жизнь скучновата. Как коммунизм.
Вилен попытался отвлечься. Но в иллюминаторе ничего кроме облаков видно не было.
Вилен попробовал заснуть. Ничего не получилось.
Он снова посмотрел в иллюминатор.
Облака напомнили ему океан Соляриса.
Существует ли Высший разум?
В природе всё так продумано. Даже когда кажется, что природа допустила оплошность, то при ближайшем, пристальном рассмотрении оказывается, что – нет, всё продумано. И сомнительной уже становится теория Дарвина.
Проходя в школе курс анатомии, Вилен узнал, что у человека есть совершенно бесполезный, и даже вредный, орган – аппендикс. В США было время, когда аппендиксы начали массово удалять у младенцев. Потом одумались, перестали.
А чего уж проще. Аппендикс – это мерка, мерная «пробирка» для отбора и сохранения «закваски». Но авторитет, который первым повесил ярлык бесполезности на аппендикс, видимо никогда не занимался выпечкой хлеба. А теперь уж никто не задумывается.
А зачем природе бесплодные женщины?
Видимо, это все-таки форма уродства? Или есть потаенный смысл и в этом?
Во всех устойчивых явлениях природы есть рациональный смысл. Может это страховка для детёнышей, случайно оставшихся без родителей?
Но если даже частичная бездетность запрограммирована природой, то уж однополое влечение однозначно является уродством. Вот, только каким? Генетически неотвратимым? Или всего лишь тенденциозным, приобретаемым в процессе воспитания при определенных условиях? С которым можно бороться.
Например, из здорового семечка вырастает стройная прямая березка. Но на Куршской косе встречаются березы, стволы которых представляют мертвую петлю. Это же уродство. Чем оно вызвано? Специфическими внешними условиями.
Однако, если бы только внешними условиями. Ведь, рядом с кривой березой растут её погодки – и совсем не кривые. Это значит, что однополая любовь, по аналогии, может провоцироваться стечением обстоятельств, и может быть заблокирована другим стечением обстоятельств.
Почему же общество не пытается управлять известными обстоятельствами? Ведь известно, что гомосексуализм превышает норму в тюрьмах и в военных училищах. Значит, его можно провоцировать.
Римские патриции своих гладиаторов не только кормили и водили в бани; они приводили к гладиаторам и женщин.
Что делается в наших тюрьмах, чтобы сохранить сексуальное здоровье молодых людей, получивших короткие сроки? А в военных училищах? Всё отдано на откуп случаю и природе. И всё, вроде бы, обходится. Но только «вроде», и вообще. А единицы становятся сексуальными уродами, и страдают.
Страдают не только уроды. Страдает их ближнее окружение, иногда невинные дети.
Вилен вспомнил свое детство.
Когда Вилену было семь лет, и он был в деревне у тетки, к нему подошел местный мальчишка, на год старше Вилена. Этот мальчишка всегда вертелся около старших парней. Шестерил у них. Виленом он помыкал, и они даже дрались. Победителя не выявили, но Вилен его не боялся.
На этот раз Лерка как заговорщик, отозвал Вилена в сторону, и предложил с ним поеб…ся. Вилен не понял. Лерка объяснил. Это когда тыкаются писей в писю.
Вилен представил себя и Лерку с голыми писями – и отказался.
Недели через две из районной больницы вернулся приятель Вилена. Одногодок. Он возбужденно рассказал Вилену, что в больнице еба…ся с девчонкой, которая лечилась там же.
Вилен не поверил, и потребовал доказательств. Под давлением дотошности Вилена приятель рассказал, что лечь на девчонку без трусиков его заставили старшие мальчишки, которые смотрели на них, но ему всё равно понравилось.
Тогда Вилен не понял причины любопытства старших мальчишек. Он и сейчас не понимал природы этого любопытства, но знал о его существовании и, видимо, необходимости.
Почему собачьи свадьбы заканчиваются случкой одной пара, а десяток кобелей только наблюдают? Значит так надо.
Значит, эротические фильмы, возможно, тоже нужны для здоровья?
Знакомый сексопатолог Вилена как-то показал ему импортный порнографический журнал. Друг Вилена, который в этот момент был с ним, попросил журнал на время.
Нельзя. Распространение порнографии карается по закону.
На ухмылки друзей приятель пояснил, что ему журнал нужен как атрибут лечебного процесса.
А вы, смотрите-смотрите. Вам тоже полезно.
Где мера? Кто её знает?
Когда и сколько нужно эротики, чтобы не возник вредоносный психоз противоестественного влечения?
Пятилетний мальчик молча стоял и рассматривал умывающегося в огороде Вилена.
Молчание затягивалось. Наконец мальчик решился, и спросил: «Можно мне посмотреть Вашу писю?».
Вопрос был ошеломляюще неожиданным.
Мальчик пришел со своей бабкой.
Бабка пришла в гости к тете Шуре.
Тетя Шура с бабкой сейчас сидят в избе, у окна в огород, и пьют чай.
- Отчего же не посмотреть,- сказал Вилен, скрывая свое удивление, и, закончив обтирание, приспустил перед незнакомым мальцом плавки.
Мальчик сосредоточенно, насупившись рассматривал Вилена.
Вилен думал о том, что если бабка мальца сейчас увидит эту мизансцену, то решит, что он совращает её внука. Что буде-е-ет.
- Большая,- грустно и со скрытой завистью сказал мальчик.
Вилена осенило.
- У тебя такая же будет.- Лицо мальчика просветлело.
- Правда?
«Вот те крест» - вспомнил Вилен из своего детства, но решил не ёрничать. Кто его знает, что сейчас у пацанов входу.
- Конечно, правда,- сказал Вилен, натягивая плавки и оглядываясь на окно.
«Кажется, пронесло»- подумал он.
Мальчик уже весело скакал к бочке с водой.
А совсем недавно Вилену случилось провожать с вечеринки начинающую учительницу. Она оказалась любительницей интимных ласк. Но без секса.
Видимо, чтобы подтолкнуть Вилена к желаемому поведению, она завела разговор про школу и про свою работу. Вилен слушал, и думал, как бы деликатнее прервать её рассказ. Но девушка сама, быстро закончив жалобы на тупость половины своего класса, сменила тему. Заметно оживившись, она сообщила, что её первоклассницы занимаются онанизмом прямо на уроках.
- Мальчишки, наверно,- поправил её Вилен.
- Да, и мальчишки тоже, но девчонки – больше. Засунут руку в колготки, и ёрзают по скамейке. Ну, и что прикажете делать?
Вопрос производил впечатление риторического. Учительница, похоже, не собиралась дожидаться ответа. Её рука, как бы от нечего делать, уже блуждала по телу Вилена.
А Вилен думал.
Действительно, что же делать взрослым в такой щекотливой ситуации. Он хорошо помнил свои стыдные мальчишеские переживания.
У него это началось в пятом классе, на уроке математики.
Была очередная контрольная работа. Вилен непринужденно решал задачи одну за другой. Неожиданно он почувствовал прилив крови к голове. Голова разбухала и разбухала. Вилен с тревогой прислушивался к непривычному состоянию. Наконец процесс разбухания закончился. Голова тяжелая. Но не угрожающе. Вилен попытался продолжить решение начатой задачи, но с удивлением обнаружил, что ничего не понимает. На листе тетради было начато действие деления. Вилен не смог его выполнить. Это его несколько напугало.
Страх ощутимой волной пополз из головы вниз по телу, и сконцентрировался в низу живота. Теперь кровь прилила и к его писе.
Инстинкт подсказал ему, что делать. Он сжал ноги, зажав между ними свою писю – и почувствовал желанное освобождение. Прилив крови бесследно исчез – и тут же вернулась ясность мыслей.
Это было предвестием далеких еще поллюций. И природа сделала так, чтобы он не пытался подавить это ощущение. Наваливающаяся тупость требовала немедленного избавления, а способ предоставляла только один.
Но Вилену было стыдно. Стыдно потому, что Вилен смутно догадывался о происхождении нового ощущения. Старшие мальчишки уже показывали ему, и другим малышам, упражнение в онанизме.
Придя из школы домой, он осмотрел свои семейные трусы, других мама не позволяла, как Вилен ни просил. На трусах никаких выделений он не нашел, хотя у мальчишек, которые показывали им, как делаются дети, их было достаточно много.
С этого дня такие приливы крови начали посещать Вилена неизбывно. Он к ним привык, и даже научился их провоцировать, но без рукоблудия.
Эти, достаточно частые микрооргазмы посещали Вилена несколько лет, пока не стали сопровождаться выделениями. С этого момента они приходили гораздо реже и только по ночам.
Вилену было все труднее удерживать свои мысли на проблеме детского онанизма, руки учительницы не то, чтобы умело, но весьма эффективно, отвлекали его. Он тоже не бездействовал.
- Знаешь, как надо поступать в таких случаях,- сказал он, и учительница немного опешила. - Надо каждому в отдельности, тихонько сказать, что так делают все, но делают незаметно, когда никто не видит. Вот, пусть и они это делают незаметно. Стань для них сочувствующей соучастницей.
Учительница с удивлением смотрела на Вилена, и вдруг засмеялась:
- А ты что, тоже этим занимался?
Ну, и дурак,- подумал Вилен,- думать надо, что говоришь. А сказать детям надо именно в таком духе. Вот только интересно, сколько детей действительно этим занимаются, и каково разнообразие детских ощущений. И каков фактор риска использования этой детской уязвимости педофилами.
- И как же ты выруливаешь из таких ситуаций?- вместо ответа спросил Вилен.
- Школьная психологиня посоветовала делать вид, что ничего не замечаю - вот и не замечаю.
Деревня, где Вилен проводил лето, была вовсе не деревня, а довольно большой поселок. Это тетка называла свой поселок деревней.
Раз в неделю тетка ходила в общую баню, и брала Вилена с собой.
Мыться с теткой Вилену не нравилось. Она наливала слишком горячую воду, и Вилен еле терпел её. На жалобы Вилена тетка опускала свою руку в таз с водой и говорила, что вода совершенно нормальная.
Голые женщины обычно Вилена не интересовали, но не в этот раз.
По детсадовскому опыту Вилен знал, что у девчонок, там где должна быть пися, ничего нет, кроме дырки, без которой нельзя.
Но у девочек нет волосиков, а у взрослых женщин есть. И за этими волосами ничего не видно. Может быть, у женщин там уже что-то есть?
Вилен попытался это что-то разглядеть, но не получилось.
Это была его последняя женская баня. Женщины сразу почувствовали пытливый взгляд маленького Вилена, и высказали свои претензии тетке.
По пути из бани, а Вилен возвращался всегда один, т.к. тетка оставалась мыться, он встретил знакомую девочку.
Растревоженный своим любопытством, Вилен колебался недолго. Он подошел к Фае, и предложил ей вместе с ним раскрыть тайну взрослых.
Для этого надо спрятаться, чтобы им не мешали, и потыкать писей в писю.
Фая выслушала – и отказалась. Вилен начал уговаривать – и добился согласия. Договорились, что Фая через полчаса придет к Вилену в огород, и они исполнят задуманное.
Вилен долго искал укромное место, переживая за гарантию скрытности.
Фая не пришла.
Вилен не помнил, на сколько сильно это его огорчило. Других подобных попыток он уже не предпринимал.
Западные сексопатологи рекомендуют мамам отвлекать сексуальное любопытство своих малышей на себя, не акцентированными, мимолетными поцелуями в писю. Удовлетворенное любопытство чувственности, своевременно и быстро проходит.
Неудовлетворенное любопытство – непредсказуемо.
Человек – это симбиоз интеллектуальной надстройки, построенной на животном, природном фундаменте.
Если эти две составляющие не будут образовывать гармоничного целого, то жди психических расстройств и всевозможных уже физиологических болезней, начинающихся обычно с аллергии.
Сколько вопросов и проблем.
Мысли блуждали, и вернули Вилена к Верочке.
Как же это не приходило ему в голову. Ведь Верка – кладезь откровенности.
Вот, вернусь из стройотряда – устрою с ней интимную викторину. Но сначала надо подарить ей оргазм.
И Вилен погрузился в эротические фантазии, как он этого будет добиваться.
Часов пять просидев в самолете, Вилен, время от времени, прислушивался к себе. Но дискомфорта не ощутил; так, еле заметные намеки.
Первая ночь в общежитии стройотряда тоже прошла спокойно.
Но как только отряд приступил к работе, дискомфорт немедленно появился, и начал расти.
Вилен купил заживляющую мазь. Но лучше не стало.
Вилену начало казаться, что при мочеиспускании он чувствует резь.
В субботу он созрел для серьезного похода в аптеку.
Аптека была в пешей досягаемости.
Вилен стоял и ждал, пока все посетители выйдут, радуясь, что продавщица была в возрасте.
- Вам что, молодой человек,- вежливо и услужливо спросила пожилая продавщица, уверенная, что молодому человеку нужны презервативы.
Вилен, стесняясь, рассказал бабуле свои горести, и попросил какую-нибудь действенную мазь.
Лицо продавщицы в процессе рассказа Вилена быстро сменило улыбчивую предупредительность на суровую строгость.
- Я, Вам, ничем помочь не могу. Вы обратились не по адресу. Вам нужно в венерологический диспансер!
Это совсем рядом,- пояснила она,- и рассказала, как пройти.
На сомнения Вилена, что уже шесть вечера, она объявила, даже с некоторым пафосом, что «там» для «таких» всегда открыто.
Диспансер оказался одноэтажной бревенчатой постройкой с нейтральной наружностью. Назначение постройки обозначала вывеска над входной дверью.
Вилен остановился у двери. Тревожное предчувствие скребнуло его. Ловушка.
Его приняла дежурный врач, оказавшаяся заведующей диспансером. Сегодня, видимо, был день пожилых женщин. Это чуть-чуть согревало. Везет.
Он гладко повторил ей свой рассказ обкатанный в аптеке.
- Встаньте, пожалуйста. Спустите брюки.
Она нацепила очки, и приблизила лицо:
- Откройте головку. Побольше.
Она выпрямилась. Посмотрела на Вилена:
- Будем госпитализировать.
- А что у меня?- Вилен забеспокоился, но старался говорить абсолютно спокойно.
- Не знаю. Анализы покажут.
- А на что похоже,- застегивая молнию джинсов, спросил Вилен.
Врачиха задумчиво посмотрела ему в глаза, и чуть помедлив, словно не решаясь говорить, все же ответила:
- На сифилис.
Мир изменился мгновенно.
Только что он был заполнен объектами, полными внутреннего содержания и смысла, и вдруг всё превратилось в равнодушные символы.
Символ врача что-то писал, и от него исходили звуки, сообщавшие, что Вилен должен идти с сестрой в каптерку. Сдать свою одежду. Получить пижаму. Пройти инструктаж, и ждать в своей палате медсестру, которая возьмет у него кровь на анализ. На ужин ему что-нибудь принесут. Может быть. Если осталось.
Говорящее привидение подняло на Вилена странно живые глаза, и, оценив его состояние, произнесло:
- Ну, что Вы, конечно, это неприятно, но не надо так переживать. Мы Вас вылечим. Даже не сомневайтесь.
От ужина Вилен отказался, и чужим голосом спросил, можно ли ему позвонить.
Оказалось, что телефон для больных стоит в коридоре, на тумбочке.
Трубка телефона, как и все дверные ручки, была обмотана розоватым бинтом, смоченным сулемой. Дезинфекция. А диск не обмотан. Вилен вяло отметил привычную критическую работу мысли. «Всюду жизнь».
Дверка телефонной тумбочки придерживалась согнутым гвоздем. Гвоздь был покрашен в белую краску, как и вся тумбочка.
Давно трудишься, – подумалось отрешенно,- а заколачивали, наверное, на пару дней.
«Нет ничего более постоянного, чем временное».
Мозг Вилена искал облегчения, отвлекаясь и цепляясь за анализ бытовых мелочей.
Вилен в справочной узнал номер телефона школы, где было их временное общежитие, и попросил вахтера передать командиру отряда, что он не придет ночевать.
Надо было что-то соврать. Но зачем?
Тупо, механически проделав все предписания, Вилен в сопровождении сестры вошел в палату.
- Принимайте новенького,- сказала она. И указав ему койку, - вышла.
Вилен сел на койку, испытывая единственное желание, чтобы всё провалилось в преисподнюю.
В палате, кроме Вилена, было ещё два человека: пожилой мужчина еврейской наружности и молодой парень.
Парень, выдержав паузу приличия, перебрался со своей койки за обеденный стол, стоявший посреди комнаты, подсел поближе к Вилену – и представился: Семён.
Было видно, что Семён рад появлению Вилена, и хочет поделиться с ним, и узнать от него все-все подробности. Но мрачный вид Вилена скорректировал его планы, и он без особого сожаления начал рассыпать свои обстоятельства.
Вилену показалось, что рот Семёна не закрывался целую вечность.
Вилен узнал, что Семён подхватил сифилис на молодежной турбазе, где отдыхали почти одни девчонки. Он перетрахал почти всех, ну как минимум половину, и не помнит, которую как зовут и кто где живет. Что сифилис у Семёна три креста. Семён сообщил об этом, как сообщают о высоком спортивном разряде. В Вилене шевельнулось вялое удивление, Вилен почему-то полагал, что три креста – это самое плохое, что может быть в сифилисе. Завтра, в коридоре, на плакатах, Вилен прочитает, что самый тяжелый случай – это когда один крест.
Когда хлопнула дверь за вышедшим соседом, Семён сразу примолк, наклонился к Вилену и, понизив голос, сменил тему.
Семён рассказал, что соседа зовут Яаков. Что он еврей. Что в соседней палате лежит его жена, которую он заразил. Она тоже еврейка. Святая женщина. Не выгнала мужа, а жалеет его и успокаивает. А ведь Яакова, как только вылечат, – сразу посадят. За совращение малолетней. На этом месте Семён хихикнул. Совращение! Малолетняя проститутка. Она его и заразила. Суда еще не было. Но будет, хотя малолетка в суд не подавала.
Семён говорил и говорил, а Вилен всё больше погружался в транс своих тягостных, мрачных ощущений.
Семён, заметив, наконец, что его не слушают, отсел от Вилена.
Мысленное оцепенение, в котором пребывал Вилен, и которое блокировало остроту переживаний, начало ослабевать, и мерзость положения, в котором он оказался, прорвав оцепенение, навалилась на Вилена.
Что же теперь будет?
Ему об этом страшно было подумать.
Но мысли вязкой волной медленно накрывали его.
Как он будет общаться с друзьями, с сослуживцами?
Но ведь есть врачебная тайна.
А где гарантии? Да и не хочет он жить в обмане. Тогда что, жить как прокаженный?
Странно, никогда не задумывался: ведь, бывших больных должно быть много, а он ни с одним не сталкивался. Действует врачебная тайна?
При чем тут тайна.
Не хочет он скрываться и жить под гнетом разоблачения.
Но как тогда подойти к девушке? Как познакомиться? Как узнать, что это та, единственная?
Разрешите представиться: бывший сифилитик …
Ход мыслей неотвратимо вел к Вере.
А мозг сопротивлялся. Он не хотел об этом думать.
Перед Виленом всплыло желтое лицо Джоконды. С кривой ухмылкой.
Ему показалось, что он теряет сознание.
Утром Вилену показалось, что он не спал всю ночь.
Но, может быть, ему это только показалось?
Перед завтраком пришла медсестра, и опять взяла кровь для анализа.
- Зачем второй раз?- спросил Вилен.
- Для надежности.
После завтрака Вилена пригласили к лечащему врачу.
Пышущий здоровьем молодой мужик встретил его по-свойски:
- Ну, что? Будем писать роман?
- ?
Вилену было не до шуток.
Врач понимающе кивнул:
- Твоя история болезни начинается с истории твоей любви,- он не мог не шутить.
Нужно было подробно рассказать о всех своих интимных связях за прошедший год, с указанием адресов и рода занятий партнеров.
Зачем такой срок? Что, можно болеть всё это время и не замечать?
- Всяко бывает.
Где-то это он уже слышал.
Закончив писать, врач откинулся на стуле, и потянулся.
- Ну вот, вполне терпимо. Осталось только съездить завтра в твое общежитие, и забрать там твои вещи,- сказал врач, закрывая историю болезни,- а то, знаешь, сколько работы нам подкинул твой сосед по палате?
Вилен знал – и не доставил врачу удовольствия вопросом «сколько?».
- Зачем ездить. Я и так схожу.
- Ходить будешь, когда мы тебя вылечим! А пока будешь ездить, как …,- врач переложил ручку с места на место,- в общем, будем тебя возить. А водитель выйдет на работу завтра.
Вилен вернулся в палату и прилег на койку.
Принесли обед.
Семён обиделся на мрачное молчание Вилена – и не приставал. Время еще будет.
Вилен задремал, видимо действительно не спал ночью.
Быстро очнувшись, он сходил в туалет, и смазал воспаленную ранку. Ему показалось, что она начала заживать.
Проходя мимо каптерки, Вилен остановился.
Там, за дверью, лежала его старая шкура, которую он скинул, чтобы … Чтобы что?
Начать новую жизнь?
Зачем она ему!
Мысли, которые только что еле шевелились, вдруг сверкнули молнией. И он представил, как будут развиваться события его новой жизни.
Какой же обузой он будет для всех близких и сочувствующих!
Перед глазами возник гвоздь в тумбочке.
Надо исправлять ситуацию.
Гвоздь явно заколачивала женская рука. Вилен легко вытащил его.
Гвоздь оказался согнутым самым подходящим образом.
Дверь каптерки легко открылась.
Вилен вошел, и осмотрелся. Одежды не было.
Однако под скамейкой он заметил обувную коробку, а в ней нашел свои кроссовки.
Одежда тоже лежала, на скамейке, в другой коробке.
Вилен переоделся, аккуратно сложил пижаму – и вышел в коридор.
Коридор был пуст. Шел тихий час.
Вилен постоял, и вернулся в каптерку. Нашел на полу оброненный гвоздь. Запер дверь. И вставил гвоздь на прежнее место.
В детстве, проводя лето в деревне, у маминой сестры, Вилен сдружился с местными пацанами.
У тамошней малышни был тогда великовозрастный предводитель, лет на пять старше всех.
Как-то, в первое же лето, когда он повел свою ватагу ночью за яблоками, Вилен получил от него урок на всю жизнь. Атаман палкой, как рычагом выдавил аккуратно из забора четыре доски, и гостеприимным жестом швейцара манерно пригласил ребятню в образовавшийся пролом. Пацаны, когда лазали за горохом самостоятельно, обходились одной доской, или просто перелезали через забор.
- На всякий случай,- сказал предводитель,- если застукают.
- Ветки не ломать,- проинструктировал он.
Когда они набили карманы яблоками, и все выскользнули из сада, предводитель аккуратно установил доски на место, и на сколько смог, без стука, вдавил гвозди в старые дырки.
Пацанва нервничала и торопила его, предлагая бросить это пустое занятие.
- Нет. Нельзя оставлять беспорядок, А то ещё, вдруг воры залезут.
Юмор вожака, тогда, восхитил Вилена.
Но то, что Вилен воспринял как юмор, оказалось принципом.
Когда вожак подрос, и уехал в ремесленное училище, ватагу возглавил Вилен, несмотря на то, что был приезжим, и не ругался матом.
Пацаны перестали дразнить Вилена Леной (а иногда, если издали, то и Олёной), и перешли на уважительно-романтическое - Чудик.
Выйдя на улицу, Вилен посмотрел на часы. Было ровно три.
Он шел по улице мимо домов-декораций, колышущихся в жарком мареве. Всё было нереальным. Казалось, шагни он навстречу прохожему, и тот пройдет сквозь него без сопротивления. Он и сам был нереальным. Он даже не потел.
Командир отряда был на месте.
Жаль, что тебя отзывают. Тут еще один объект наметился. Я хотел тебя бригадиром назначить. Деньги? Деньги – конечно. Почему в долг? Ты за четыре дня на самолет заработал. Ну, счастливо. Бывай.
И Вилен откачнулся, спиной вперед, от говорящей тени.
Солярис, что ты приготовил ему? Там! Сзади.
В три часа пополудни дежурный врач диспансера и дежурная медсестра сидели в ординаторской, и пили чай.
- Может, хватит парня томить,- обратилась мимо врача пожилая медсестра,- извелся, ведь.
- Пожалуй, хватит. Иди, собирай его, а я оформлю бумаги на выписку.
Медсестра вышла в коридор, и заглянула в пятую палату.
- А где Чудинов?
- Ушел уже.
- Куда ушё…- сестра оборвала вопрос, вдруг уловив смысл ответа,- как ушел?- сменила она интонацию.
- Оделся - и ушел. Сказал, что выписали.
Сестра, привычно озаботившись при признаке непорядка, засеменила в каптерку.
Одежды не было. Пижама лежала на скамейке, аккуратно сложенная.
Ну, надо же!? Лицо нахмурилось - и тотчас потухло. Нет, на Верку не похоже.
Но больше некому,- вяло подумалось медсестре.
И она беззвучно шаркая валенными тапочками, направилась в ординаторскую - доносить на ничего не ведающую Верку.
Конец первой серии.