Маме
26.08.1936 - 19.05.2018
1. Машину только и нашли
Я так думаю - ей кто-то назначил встречу. И она туда боялась идти. Дату она записала специально, на видном месте, помадой по зеркалу - чтобы прочли. А потом этот кто-то ее убил... Ну, или украл. Рассказала следователю, но он только рукой махнул. Говорит, никакого убийства нет, это же очевидно.
Ее машину, маленький арендованный белый Фиат, нашли в зарослях у реки. Там же, вдоль течения, разбросаны были ее вещи, одежда. Она шла и роняла все сама, так он сказал - никаких следов насилия или борьбы… Или даже ограбления - сумка лежала в машине с деньгами и документами, нетронутая, а чуть позже нашли и сережки ее, белого золота, там же, в траве у самого берега. Значит, она их тоже сняла и бросила сама. И все. И больше никаких следов.
Основная версия, как он сказал: утопилась, а тело унесла вода. Это правда - после смерти Дениса она стала сама не своя, учебу забросила... Ходила как сомнамбула какая-то. Потом уехала - будто по следам его - и все. Но все равно - странно, странно все... Ну, в Афинах они, допустим, были вместе - воспоминания и все такое. Но зачем было ехать за пятьсот километров от города черти куда... арендовать машину…? И речка эта, она совсем мелкая - по ней ходят туристы вброд. Не представляю, как возможно там потеряться или утонуть. Да еще так, чтобы не нашли.
Подозреваю, им просто нужно побыстрее закрыть это дело.
2. Синьорита Кора
Я-то вообще не загораю, у меня кожа очень белая, матовая. И черные волосы... А он наоборот - через неделю в отпуске прямо мулатом становился, а волосы выгорали после морской воды естественно так, прядями... Сколько было тогда на улице - плюс сорок... Больше?.. За окном блестело море, блестело весь день с утра и до вечера через решетки опущенных ставень, и полосатая тень косо шла прямо через нас, через кровать. Тот номер был весь в зеркалах и на потолке было зеркало тоже - и я видела в зеркале нас, когда мы без сил лежали на белых, смятых и влажных от любви простынях. Его руки на моем теле – лапищи, ручищи такие все черные, как чужие, так он загорел тогда.
‘О ужас, меня ласкает незнакомый мавр’, - сказала я и потянулась к тарелке с фруктами - нам принесли в номер вино и фрукты, там были нектарины и гранаты, красные и надломленные уже, и их зерна будто искрились... Не дотянулась, а сил встать не было. Тогда он протянул его мне, взяв с тарелки.
'Знаете ли вы, синьорита Кора (это он так пугал меня, глухим таким и страшным голосом)…знаете ли вы, что гранат - это пища мертвых ?..' Он вообще любил меня так вот смешить... У него эта его курсовая в голове, он писал тогда курсовую о древних мифах. И я все смеялась, смеялась, и боялась что испачкаю красным белые простыни, и даже когда очнулась от сна - проснулась, кажется, от собственного смеха, и разжала руку - там у меня что-то было в руке, в ладони.
Зёрнышки граната, три зёрнышка граната, красных как кровь.
И, не думая, я съела, разжевала их - вкус был сладостный, вяжущий, как исчезающий сон.
3. Когда не хватает красного
Даже знаю, когда это началось - когда его перестали кусать комары. Летят к нам, меня жрут, а его - почему-то нет... И когда перестал к нему приставать загар.
Я ничего не почувствовала тогда, хотя знала наверняка, что вижу его в последний раз. Потом я подумала - это потому, что был уже не он. Волосы вылезли от химиотерапии, глаза красные, запавшие, и весь он был будто вдавленный в простыни и подушки, с капельницами этими, с руками замотанными, исколотыми. Даже не помню, что он говорил, что я отвечала. Дежурное что-то: мол, он еще сто лет проживет... Но было видно, было ясно, что все, что он устал бороться, бесконечно устал - ему тяжело было даже произносить слова.
Врачиха была тут же, даже не ушла, не дала нам попрощаться, и когда я ответила, что все, что мне пора, что десять раз еще зайду, то вдруг поняла, что даже хорошо, что она тут... Что мне не нужно этого, что я не найду в себе сил даже дотронуться до него... До него такого. Что это уже не он.
И вот когда я вышла, я... На улице уже. Выдохнула, выдохнула этот жуткий воздух больницы, слез не было - я вспоминала, я шла по аллее, шуршала листьями – вспоминала, как пахла его кожа в том августе - солью, и немного иодом, и морем и летом, и как я, глядя вверх, в зеркало, и на нас двоих, перевернутых в нем, перебирала его волосы, в которых блестела высохшая соль от морской воды... И курсовую его. Оказывается, река мертвых - Ахерон, Черная река, на самом деле есть, а я и не знала. Только она мелкая совсем. Ее туристы переходят вброд.
4. Миф
Второй раз он мне снился уже когда я приехала. Взять номер в том же отеле не получилось, не было мест, и я выбрала другой, через улицу. Хуже, скромнее, но тоже с видом на море, белые стены и почему-то черные простыни - видно, претензия на минимализм. Но за стеной работал то ли мотор, то ли компрессор какой-то...
Гул этот едва различимый, низкий такой, шел прямо через стену - я хотела позвонить, чтобы дали другой номер, но выключилась, даже не заснула - забылась.
Он стоял в полный рост, держа надо мною венок из листьев и трав, а я лежала на черной земле, черной и мягкой как бархат. Простертые руки и этот венок - или это были его волосы, пряди волос, лежащие на воде, на глади зеркальной воды, что была над нами. Слова его звучали гулко, глухо... Глухо и вязко, медленно. И он назвал, он сказал мне, что раз в году воды Черной реки становятся глубже, уходят вглубь, в ущелье и устье ее разверзается, как воронка, чтобы принять тех, кто странствует между этой стороной и той.
Не проснувшись, боясь забыть это ускользающее, непроизносимое, я протянула наугад руку к тумбочке… расческа… нет, книжка, нет, нет, помада – да, пойдет, и я записала дату, цифры прямо на зеркале, что висело у кровати. Еще до того, как поняла уже с утра, прочитав будто написанное чужой рукой, что это же - сегодня. Сегодня вечером.
5. Глава без точки в конце
...Съехала с гладкого шоссе на шумную грунтовую дорогу и тут же зашуршали о кузов ветви деревьев и кустов. Солнце уже садилось и я подумала - я здесь, я не опоздала... Еще немного - и с дороги я свернула на совсем заросшую тропу. Вот. Вот здесь. Я развернула машину на обочине, загнала ее носом в заросший кювет, в кусты.
Заглушила мотор и сразу стало очень тихо. До звона в ушах.
Потом я открыла дверь, вернее - вытолкнула дверь наружу, вышла, и после сухого кондиционированного воздуха салона вдохнула, погрузились с головой во влажную вечернюю жару, запах нагретых солнцем трав, мяты и шалфея; было пиликанье циклад и далекий шум реки впереди. Тогда я пошла по еле заметной тропе туда, где вода блестела сквозь ветви.
Я узнавала и не узнавала реку - тот же мелкий, мерно бегущий поток, ветви деревьев, нависшие над водой. Сейчас, вечером, вода казалось пепельно-серой, и черная тень листвы скользила по ней как кружево.
Медленно я шла вдоль реки - постепенно деревьев становилось все меньше, скалы по берегам - все выше; солнце уже зашло или его скрыло ущелье - и был только бледно- лиловый, призрачный свет, и шум, бормотанье воды. Да, слышен был только шум воды - цикады давно замолкли.
Вода теперь казалось черной, и там, где она дробилась о камни, шла по воде агатовая рябь. Не нужная уже рубашка соскользнула с плеч. Я сбросила туфли. Стянула с себя и перешагнула через джинсы, подумав попутно - какое странное слово... Когда я уже совсем разделась, то вдруг вспомнила про сережки... Сняла и уронила их в сухую траву. Теперь ничего не отделяло меня, поверхность кожи, от этого воздуха, от гула черной реки.
Ущелье все сужалось, скалы становились все выше - я медлено шла, а перспектива будто искажалась, вытягивалась передо мной: ввысь и ввысь, и вглубь, и река становилась все шире, все глубже, и когда я коснулась воды босой ногой, то еще подумала - странно, ни сучьев ни острых камней - я будто ступала в мягкий бархат. Пошла вдоль течения... Воды я не чувствовала - вода была единой с теплым вечерним воздухом.
Глубже, с каждым шагом все глубже, а гул становился все ближе, он нарастал, он напоминал даже не грохот водопада, а звук воды, уходящей в воронку - только замедленный, вязкий, растянутый во много раз, грохочущий, заполняющий собой все.
Я подняла руки, распустила волосы, но не почувствовала их вес - они разлетелись, расплелись по зеркальной глади, когда я вошла в черную воду
6. Пост скриптум
Как правильно чистить гранат ? Вот в такой плошке с водой. Правда, выглядит жутковато - руки будто в крови... Гранат, говорил он, восстанавливает гемоглобин, стакан сока в день - и вся моя хворь уйдет... Он тогда еще мог шутить на эту тему, когда поставили ему диагноз. Лейкоз. Еще он называется – ‘белокровие’, странное слово. Я читала, но поняла только, что это когда не хватает красного.
-
Мне хорошо, мама,ты не волнуйся. Меня никогда не найдут - ты ведь даже не видишь снов со мной, значит, так и должно быть. Потому что теперь я знаю. Знаю что мне уже нет пути назад, нет места среди живых.
Не стало с тех пор как я съела тогда три гранатовых зёрнышка красных как кровь.
08.2018.
Примечания.
Персефона (лат.), также Кора (др.-греч - Дева) - супруга Аида, который похитил её и унёс в своё царство. Однажды Аид отпустил Персефону, но перед этим дал ей три зерна граната - своего символа (по одной из версий - это были три капли крови Диониса). Та проглотила зёрна — и оказалась обречена на возвращение в царство мертвых.
В августе Персефона поднимается на небо в виде созвездия Девы.
Ахерон - река в Греции и одна из рек, протекающих в царстве Аида.
Древние греки были убеждены, что если идти вдоль берега Ахерона, то можно попасть к вратам в ад.