Ошибаешься, мальчик!

Людмила Май
Специально для Конкурса Международного Фонда Всм "Вернисаж Конкурс 42" http://www.proza.ru/2018/08/06/225


Глеб теперь часто бывал в этом маленьком кафе – такое, знаете ли, кафе, куда не забегают, чтобы наскоро перекусить, а уютный подвальчик со скромной, почти незаметной вывеской, тихой музыкой и отличным кофе.

Об этом молодом человеке можно было бы рассказать многое, но его биография не имеет к данной истории никакого отношения. Достаточно отметить его самоуверенность и амбициозность, что помогло ему блестяще окончить университет и успешно работать в одном... Впрочем, это неважно. Важно то, что его бросила девушка. Причем совсем недавно.

Хотя это еще вопрос, кто кого бросил. По идее, Глеб должен был сейчас по полной программе отрываться в клубах в компании своего закадычного друга Лехи, но вместо этого он каждый вечер упорно тащился в этот подвал. Вот и сегодня он был здесь и, как всегда в последнее время, не в самом лучшем расположении духа.

Когда они с Наташей совершенно случайно забрели сюда однажды, то ее просто восхитили картинки, развешанные на стенах. Она даже назвала имя художника, которое Глеб тут же и забыл. Для него весь этот сюрреализм был... как бы это сказать помягче... Равнодушен он был к подобной живописи. И вообще...

Глеб мрачно пил кофе, и это «вообще» занимало все его мысли: – Да она сама виновата – бесконечные обиды, споры, упреки... Надоело. Даже хорошо, что так все само собой разрулилось: без всяких соплей и взаимных заверений остаться друзьями. Она не звонит, две недели уже не отвечает на его звонки и эсэмэски – все к лучшему. Подумаешь... Он тоже может... Сменить симку, выбросить телефон, поменять квартиру, уехать куда-нибудь, умереть наконец... Все лучше, чем уныло разглядывать этот бред на стенах.

– Блин, ну должен же быть здесь хоть какой-нибудь смысл? – раздраженно подумал он, глядя на странную фантасмагорию, висевшую рядом с его столиком, – Распечатают какую-нибудь ерунду из интернета, а ты сиди тут и гадай...

У милой киски с бантиком глаза злющие... И пес с человеческим туловищем ему определенно не нравился... Монстры какие-то... Вроде бы и весело тут у них, но как-то... Зловеще, что ли... И этот еще... Притворяется. Делает вид, будто ему безразлично что его куклы вытворяют, а сам небось самый злыдень и есть... Карабас-Барабас какой-то...

И тут – нет, ему это точно не показалось – все участники этой нелепой тусовки словно бы ожили и настороженно повернули к нему свои лица и морды, а кукловод приоткрыл один глаз и произнес: – Ошибаешься, мальчик! Зла – нет*.

– О, а вот и босс проснулся, – опешил Глеб, – Это ты что ли здесь всем заправляешь?

– Не я, а ты, – усмехнулся Карабас.

– Здра-асьте, приехали! Я-то каким боком?

– А ты подумай.

Глеб заволновался, видя, что кукольник снова закрыл глаз: – Эй-эй! Ты уж договаривай раз начал, – но тот лишь улыбнулся, мечтательно подперев рукой голову.

Глеб уставился на картину. Нет, что-то здесь все-таки не так...

Ба-а... Как же он сразу не догадался! Вот эта мартышка в шутовском наряде. Она давно и прочно обосновалась в его, Глебовом, сознании и то и дело выскакивает, зло и цинично насмехаясь над всеми.

Кому такое может понравиться? Вот и Наташа обижалась и подолгу могла не отвечать на его звонки. А когда все-таки отвечала, то он, шурша внезапно выросшими ангельскими крылышками, превращался в противного рыжего клоуна, типа – а вот и я-я!

И мартышка, и клоун, и вот эта глупая ворона, оказывается, были очень даже хорошо ему знакомы. Именно ворона, а не ворон, потому что ворон ассоциируется с чем-то мудрым, а он всего лишь делает жалкие попытки казаться умным, часто невпопад каркая и цепляя на себя маску сноба.

Когда живешь с такими гадкими существами бок о бок, то и не замечаешь их, будто бы так и надо, а со стороны взглянуть – просто ужас! Глеб растерянно разглядывал картину, все больше находя в ее персонажах отражение собственных мыслей и неблаговидных поступков. И как Наташа целый год могла выносить все это?

– Ну наконец-то до него дошло, – капризно протянула балерина. Изящным движением она раскрыла зонтик и кокетливо стрельнула глазками, – «Женщина должна быть просто хорошенькой куколкой, она не создана для великих свершений».

Глеб покраснел, вспомнив, что частенько произносил эту фразу, желая произвести на Наташу впечатление эдакого циничного и уставшего от жизни мачо. Вот болван! Но он же вовсе так не думал, это же простое позерство.

– Думал-думал! – запищала сонная улитка, – Еще и смеялся над Наташиной мечтой полететь к облакам на параплане. И вправду, зачем куда-то лететь? У девушки мечты должны быть правильными: о доме, о семье...

– С этими девчонками ухо востро надо держать, – дружелюбно затявкал пес, – помнишь того «просто одноклассника»?

– Да пошли ты ее к черту! – бутылка качнулась, призывно булькнув своим содержимым, – Как мы славно погудели тогда! Наврал своей Наташке про завал на работе и... Классно же было!

– Да это было-то всего один раз! – запротестовал Глеб, – И все вышло совершенно случайно. А у Наташи все равно в тот вечер репетиция была.

– И как это тебя угораздило? Девушка-скрипачка! Скукотища... – сочувственно разинула рот синяя рыба.

Глеб вспыхнул: – А вот и неправда! – он хотел было рассказать какая Наташа яркая и остроумная, как задорно она играет на скрипке веселую ирландскую музыку и как с ней всегда интересно, но понял, что это уже ни к чему.

– «Все телки одинаковые – не успеешь затащить ее в койку, как она уже тебе борщи варит и рубашки наглаживает», – лениво выгнула спину кошка и выпустила коготки.

– Вы чего?! – Глеб возмущенно вскочил, – Это же не я, это Леха так говорил!

Что тут началось! Все куклы разом зашумели, перекрикивая друг друга и тыча в него пальцами: – Ты, ты! Ты поддакивал этому Лехе! Про свободу отношений разглагольствовал! Ты наш! Давай к нам! Плюнь на все! У нас тут прикольно!

Ворона с важным видом каркала, мартышка строила рожи, а клоун просто изнемогал от хохота. Даже скрипка подпрыгивала и громко тренькала. Они подняли такой галдеж, что кукловод оторвался от своих мечтаний и хитро посмеивался, явно одобряя весь этот кавардак.

Глеб отшатнулся – его словно вывернули наизнанку и показали всю его неприглядную сущность. Как щенка натыкали в собственное дерьмо...

Какой же он идиот! Жалкий тип и лицемер. И все эти маски дурацкие...

Глеб сгорал от стыда и позора, он хотел было содрать картину и разорвать ее в клочья, но тут...

– Тихо! – рявкнул кукловод и прислушался, – Звонок.

Все замерли, а Глеб схватил телефон и сердце его радостно екнуло – как же все-таки здорово, что он не сменил симку, никуда не уехал и не умер!

– Наташка! – заорал он, – Я очень хочу, чтобы ты гладила мои рубашки! А еще... с тобой... на параплане...

– И много их у тебя? – немного помолчав, подозрительно спросила она.

– Кого? – испугался Глеб.

– Рубашек.

Он счастливо засмеялся: – Штук пять найдется, наверное... Специально помну, если что...

На радостях Глеб решил заказать себе мороженное. Он ликовал: – Завтра! Завтра в семь часов он увидит Наташу! Как же дожить до этого завтра?

– Ваша девушка тоже заказывала фисташковое, – улыбнулся бармен, – Я помню, как вы вместе приходили.

– Когда заказывала? – удивился Глеб, – Она что, была здесь?

– Была. Сегодня. И вчера, и позавчера. Только это днем было. И тоже сидела за вашим столиком. Я еще подумал, чего это вы порознь ходите, да еще с картиной разговариваете, как ненормальные.

Изумленный и ничего не понимающий Глеб даже не заметил, как кукловод на картине подмигнул своим куклам: – Отличный спектакль сыграли, ребята. Думаю, что Наташа будет довольна таким финалом.

___________________________________

*Ошибаешься, мальчик! Зла – нет.
Зло сотворить Великий не мог.
Есть лишь несовершенство.
Но оно так же опасно, как то,
что ты злом называешь.
Князя тьмы и демонов нет.
Но каждым поступком
лжи, гнева и глупости
создаем бесчисленных тварей,
безобразных и страшных по виду,
кровожадных и гнусных.
Они стремятся за нами,
наши творенья! Размеры
и вид их созданы нами.

Николай Рерих.