Умерла моя учительница русского языка и литературы. Она была очень странная. Странная-престранная. В первом классе она казалась мне старой. А ей было 26 лет. С Нового года она ушла в отпуск (декретный). И у нас была другая учительница. Очень хорошая и добрая. Её дочь потом тоже стала учительницей. И учила меня в старших классах истории. Учила она нас, считывая темы, с конспектов. Но она была такая красавица, что ей можно было за это простить недобросовестность. Меня она очень любила. Потому что я всегда любила историю. И сейчас люблю. Хотя история- это такая же мистическая наука, как, например, театроведение.
Недавно меня на экскурсии спросили, была ли Ермолова гениальной актрисой. И я доказала, что была. И мне поверили.
Странная учительница была тоже очень красивая. Красивая для меня – это смесь Блока и рока. Моя подруга по филфаку вела в одном престижном ВУЗе литературный кружок. И она придумала магистральную тему на весь год занятий, и назвала её «От Блока до рока». По-моему, гениально.
Странная учительница, например, могла читать нам весь урок рассказы Чехова. Читала она великолепно. Лучше, чем многие актрисы. Теорией литературы мы с ней не занимались. Ей это было не интересно. Но в ней горел такой огонь любви к русской словесности, что наши детские сердца от него тоже загорались – навсегда.
Пушкина она любила страстно. И рассказывала нам о поездке в Михайловское и Пушкинские горы так, что у меня родилась мечта…нет, не просто поехать в эти места на экскурсию. Я мечтала уехать в Михайловское и там жить.
Как у многих талантливых женщин, личная жизнь её не сложилась. Растила одна двух девочек. Любила она их не меньше, чем Пушкина.
Мы дружили с перерывами много лет.
И я с ужасом думала, что она может умереть. Она, связывавшая меня с детством, школой, помнившая моих бабушку и дедушку, родителей…
И это произошло. Печальное событие резко пошатнуло моё здоровье, зависящее на сто процентов от состояния нервной системы.
Заботы о здоровье отвлекли от невосполнимой потери. Я несколько раз была в храме и ставила свечи за упокой её младенчески чистой души. И сына просила о ней молиться. Стало легче.
Из стопы духовной литературы выбрала Псалтирь и начала читать псалмы. И меня совершенно неожиданно пригласили поехать на экскурсию в Вознесенскую Давидову пустынь. Я там уже была однажды. И в Мелихове чеховском тоже была. Мелихово совсем рядом с Давидовой пустынью и Талежем – селом, где бьёт чудотворный родник.
В роднике я купалась под ноябрьским снежком несколько лет назад. Незабываемое событие. В тот период у меня умерла тётка. Моя тётя Нина пела не хуже Зыкиной. Её даже в хор Пятницкого приглашали. Но не сложилось. Помню, что там, в Талеже, молилась о её грешной душе.
Экскурсовод предостерегла от купанья в воде с постоянной температурой плюс 4, в течение всего года не меняющейся, гипертоников, астматиков и т.д.
Я решила, что всё равно пойду в купальню, несмотря на повышенное АД. Всё-таки экскурсовод меня испугала. И я вошла в воду по пояс. А когда вышла, у меня начались угрызения совести, что я испугалась. Поэтому, подойдя, к бьющим ключам животворной воды, я начала из бутылки, взятой из дома для того, чтобы привезти святой воды, обливаться. Платье намокло. Но влага держалась в нём, не стекая. Можно сказать, что я была в сухом платье. Не зря есть поговорка: «Вылезти сухим из воды».
Только после этого, мне стало спокойно и хорошо. Погода была изумительная: тепло, солнечно. Последние дни лета всегда воспринимаются как радость. Даже, если они не очень тёплые. Всё-таки впереди зима. А зима – это всегда неизвестность. Зима – это испытание. Не только для бездомных.
Во время купанья мы общались с женщинами из нашей экскурсионной группы, хотя были раньше не знакомы. Каждая успела что-то о себе рассказать. Конечно, разговоры наши были на духовную тему.
Человек, когда он один, не так светло переживает радость. Коллектив это великая сила.
Потом я пошла к автобусу. И долго любовалась яркими жёлтыми цветами пижмы. Люблю их с детства. Мне так хотелось нарвать букет полевых цветов. Но территория Талежа заповедная. И я просто любовалась жёлтыми огоньками в траве. Вокруг цветов валялись окурки. Но цветы побеждали это безобразие. Потом мне позвонила подруга, и мы долго обсуждали тему её сложных отношений с мужем-иностранцем.
Через пару дней, когда я ехала с работы домой, у метро я заметила в сгущающихся сумерках женщину с большими, щедрыми букетами ромашек. А рядом с ней бабка продавала васильки: традиционные букетики, когда продавщицы вокруг нежно-голубых цветов накручивают кленовые листья и закрепляют чуть ли не пол-катушкой ниток.
Я спустилась в подземный переход, чтобы посмотреть, что там продают. Ничего не купила. И поднявшись наверх, стала искать продавщицу садовых ромашек – мелких, уже угасающих летних звёздочек. Она куда-то пропала.
Меня уже охватило отчаянье. Наконец, я увидела её и букеты, лежащие на парапете.
Конечно, у неё не было сдачи с тысячи. Она долго бегала меняла деньги. Но не разменяла. Ей потом разменяла купюру бабка с васильками. У бабки я купила букет для сына Василька.
Почему-то, сдавая сдачу, продавщица ромашек зажала двести рублей. Я ей стала объяснять, что она не права. Соображала она плохо, потому что была чуть «поддатая». Это очень плохо, когда женщины пьют.
Она всё поняла и вместо двухсот отдала мне триста рублей. Я ей сказала: «Зачем мне лишние даёшь?» И вернула сто. Пошла, счастливая, на остановку автобусов-троллейбусов. Она меня догнала и сунула мне ещё один букет. Говорит: «Подарок». Я ей: «Ты что с ума сошла. Такие подарки делаешь. Ты же их растила, везла на электричке». Достала кошелёк и отдала ей двести рублей. Столько стоил букет. И опять пошла, счастливая, сказав ей: «Как я люблю полевые цветы!» Хотя ромашки эти, конечно, не полевые, а садовые. Но они были такие чистые и нежные.
Она снова меня догнала и протянула два букета китайских фонариков. И снова сказала: «Подарок!» Я ей поверила. Ответила: «Спасибо!»
В результате я оказалась в условиях города с огромной охапкой цветов. Прямо, пейзанка!
В маршрутке мне никто не уступил место. Это, конечно, обрадовало. Раньше уступали охотно. Наверное, я скинула лет двадцать. Месячный пост принёс благие результаты.
Но я всё-таки ждала, что кто-нибудь мне место всё-таки уступит. И ждала я не напрасно. Меня усадил мужчина на переднее сиденье, сказав: «Эти цветы Вам, наверное, дети подарили?» Я ответила: «Вы почти угадали. Я, действительно, работаю, с детьми, я экскурсовод».
И мы с ним стали разговаривать, как обычно разговаривают люди, которые знают, что они могут больше никогда не встретиться, например, попутчики в поезде дальнего следования.
Дома сын обрадовался василькам. Всё-таки Первое сентября и для студента праздник. Расставляя цветы в вазы, я вспомнила, как в купальню я шла не одна. Впереди меня скакала лягушка. Торопилась к святой воде.
Домой я принесла на один букет меньше. Букет китайских фонариков я подарила моему попутчику и земляку по Соколиной горе. Пусть вспомнит школу, детство, первую учительницу…