Утро не принесло разрядки. Нет, здесь были рады его короткому путешествию на родину, приняли на ура удивительно быстрое зачисление в вуз без проволочек, открывающейся для него реальности спокойно жить и учиться за рубежом. А потом его отчитали как мальчишку за бездумное своеволие. За бесконечный поток смс-ок — по три-четыре раза на дню, по поводу и без. Он заставлял думать о себе, вряд ли ему самому было так важно то, чем он делился. Он делал это только с мыслью о сиюминутном собственном интересе — что-то высказать, что-то отфотить, чем-то поделиться. Делал безотчётно, без задней мысли о том, что это семейный отдых и людям нужен покой и общение друг с другом. Во всяком случае, хочется думать именно так: он был по-детски непосредственен, эгоистичен, считал себя и свой юмор неотразимым и был (или хотел казаться?) абсолютно одинок. Но в этой ребячливости сквозил манипулятор. Как будто счётчик итожил каждый день: - Привыкайте. Ожидайте. Нуждайтесь. Вот он, я. Я, я, я, я …
Внутри семьи впервые прошёл холод безразличия: телефон тренькал им во время еды, во время купания, во время поездок, задушевных бесед и сна. С ним терпеливо общались, боясь обидеть. Вычитывали его стихи, о чем бы не заходила речь — она сворачивала на него. Она впервые отдыхала с семьёй внутри себя, а не с ними. Нервы не выдержали и его попросили сократить объём переписки: лето унесло двух близких людей, один старинный друг умер через день после их отъезда на отдых, дома ожидали похороны, он во всё это не вписывался. У него был свой воз и маленькая тележка беды и горя. Он нуждался в сочувствии, в принятии, во внимании. Получал всё это, но сам деликатен не был, ему сразу требовалось всё пространство и полное внимание к себе. Подключить состояние души других, если это не касалось его самого, он не умел.
- А я вам деньги перевёл. Спасибо за помощь.
- Не за что. А перевели куда?
- Да на ваш счёт в банке. Проверьте.
- На мой счёт? Но я вам его не давала.
- Ну, я посмотрел. У вас в ящике банковская книжка.
- Хм … А вы всегда так рискуете и оставляете гореть свечи?
- Ну, … я знаю, что ничего не случится.
- У открытого окна с порывами ветра? Занавес отлетал, вокруг книги.
- Я знаю, что ничего не может случиться.
- Мне бы вашу уверенность. Ваши документы лежали на кухне раскрытыми. Я наливала вчера чай и отодвинула их, чтобы не намочить. Вы ничего не хотите мне сказать.
- Нет. А что-то не так?
- Я увидела свой адрес в документах. Вы могли бы меня предупредить, спросить.
- Да это пустяк: им нужно куда-то почту присылать.
Для самого себя он не ставил преград, не соблюдал дистанции, порывистость и нытьё. Эти две крайности поочерёдно подключались в зависимости от ситуации: он бил на жалость или сбивал с ног. Нужно было терпеть, впустить покой в его метания.
- Вам понравилась моя статья о музыкальном образовании?
- И да, и нет. Вы пишете обо всём, что вам рассказывают. И не предупреждаете.
- Да это ерунда. Им лишь бы родителей заинтересовать.
- А вам лишь бы деньги получить. Ну ладно, нужно готовиться к похоронам.
- А отчего он умер?
- От слёз, от душевной боли, от одиночества, от старости. От брошенности.
- А вы говорили, что он …
- Это не имеет отношения. Он был очень привязан. А его бросили. Он плакал все три года перед смертью. Ни о чём другом не мог говорить. Здоровался и начинал плакать.
- А тот, кто бросил, он кажется …
- Вы и об этом собираетесь написать? Что же это за всеядность такая. Прошу, не расспрашивайте больше. Мне очень дорог этот старик. Я вам не доверяю.
Он покраснел, опустил глаза и выскользнул с кухни. Через несколько минут внизу захлопнулась дверь. Сосед тоже уходил на работу. Они столкнулись в прихожей.
- Добрый день! — буркнул гость не дожидаясь ответа.
- Добрый … — полетело ему в спину и в дверь. — Он что, опаздывает?
- Не знаю, возможно. Спасибо, что впустил его вчера.
- Да у него ключ был. Он бы и так вошёл, но я свой не вынул.
- Всё равно, спасибо. И за кошку спасибо.
- Не за что. Работаешь?
- Да, немного. Хорошего тебе дня.
- И тебе.
09.09.2018