ЧАСТЬ 3. В МОНАСТЫРЕ
Глава 9
Долгий путь к Богу
Два священника заранее вышли из гостиницы, чтобы занять места в главном храме обители. Ещё издалека они увидели толпящийся народ возле Введенского собора. Подойдя ближе, заметили суетливых женщин, которые тщетно старались пробиться на богослужение сквозь плотную преграду из паломников. Народ стоял не только на паперти, но и на площади перед храмом.
Священники пробрались к навесу на колоннах. Входные железные двери были распахнуты: внутри храма молящиеся стояли сплошной стеной.
- Разрешите пройти, – попросил отец Иоанн верующих.
Молоденькая веснушчатая девушка, повернув голову в сторону священника, вопросительно взглянула на него, будто намекнула на неуместность его просьбы, и тут же отвернулась. Другие люди, приехавшие в Оптину пустынь за Божией благодатью, видимо, не услышали слов священнослужителя. Или не захотели услышать.
- Разрешите пройти в храм, – повторил Евтеев.
- Становитесь в очередь, – недружелюбно выкрикнула старая женщина в очках с толстыми линзами. – Люди издалека приехали, ночь в автобусе тряслись, устали, а вы лезете.
- Я не лезу, а прошу меня пропустить, – спокойно ответил на упрёк седеющий священник.
- С какой стати вас должны пропустить? – заговорила худая паломница с раскрытым молитвословом в руках. Она стояла рядом и видела священническое одеяние двоих мужчин. – Молитесь здесь, как остальные, – недоброжелательно посмотрела на пастырей набожная женщина.
Иерей повернулся к спутнику:
- Не пройдём.
- Духовных лиц не пропускают, – возмутился отец Владимир.
- Всё равно не пройти. Народу набилось много. Господь послал искушение перед причастием. Смиряйтесь, – наставил вспыльчивого батюшку отец Иоанн, стараясь сохранять душевное спокойствие.
Молодой священник вытянул шею, чтобы посмотреть, есть ли возможность встать хотя бы около двери.
- Как вы думаете, может, в другом храме счастья попытать? Очередь занять? – спросил совета отец Иоанн у коллеги. – А то и на позднюю литургию не попадём.
- Думаете, там сейчас очереди не будет?
- Ну, как не будет? Сегодня выходной у народа. Пока литургии в Казанском нет, очередь будет поменьше, чем здесь, – предположил иерей. – Хоть место займём. Надо попробовать. Спрос не бьёт в нос.
- Пойдёмте, – пожал плечами огорчённый отец Владимир.
Священники поспешно отправились в Казанский храм.
- Вчера на исповеди людей почти не было, – занервничал молодой клирик. – Сегодня такой наплыв.
- Приезжих много. Одним днём люди хотят обернуться. Спешат перед литургией исповедаться. Думаю, что в Казанском будет на литургии намного больше народу, – высказал своё мнение отец Иоанн.
- Исповедь в суете? Причастие после такой исповеди – богохульство. Что за народ? Не понимаю, – молодой священник сжал изнеженными пальцами виски. – Как таким Божье слово нести? Не хочу.
- Что делать, что делать, отче? – вздохнул Евтеев. – Годы безбожия дают о себе знать. Семьдесят лет народ без Бога жил. Можно сказать, духовно был мёртв. Глаза люди открыли – к жизни вернулись. И то хорошо, что к Богу дорогу увидели. Точно по тропе идут или сбиваются в сторону… Время настало. Семьдесят лет камни разбрасывали, а теперь собираем.
- Надо строже относиться к исповеди и причастию, – рубанул рукой воздух расстроенный клирик.
- Ну, как строже, как? Вы же сами видите ситуацию. Оттолкнём, потом не придут в церковь. Так и будут в грехах жить и думать, что правильно живут. Мы порой сами не знаем, как поступить – претыкаемся. Надо терпеть и молиться, чтобы народ прозрел.
- Отцы, отцы. – Священников догнал незнакомый молодой трудник, почти мальчик, высокий, худой. Худоба его не была следствием физического истощения, просто он ещё не успел набрать мужской силы. Открытый взгляд голубых глаз, светлые длинные волосы, по-детски небрежно выбивающиеся из-под скуфьи, – всё говорило о простоте быта и сосредоточенности на молитве. Трудник, торопясь, вместо поклона кивнул: – Вас ждут в храме.
- В каком? – растерялся от неожиданности отец Иоанн.
- Во Введенском.
- Кто нас ждёт?
- Ваш знакомый – брат Димитрий.
- А как туда?.. – начал Евтеев, приподняв руку в сторону толпы.
Молодой брат тихо сказал:
- Я проведу.
Священники переглянулись. Посланник Димитрия послушно стоял и ждал ответа.
- Ну, веди, – распорядился иерей Евтеев.
Зашли в храм через боковую дверь. Приятно окутали ядрёные ароматы воска и ладана. Над сплошной людской стеной кружили пронзительные звуки детского плача, мягкие и резкие всплески женского и мужского кашля. Монахи монотонно читали Часы. Евтеев хотел спросить Димитрова посланника, можно ли пройти подальше от двери, но молодого насельника уже не было рядом.
Пылали огни оптинских свечей, напоминая огонь пылких сердец. Всё в храме размягчало душу.
Взгляд отца Иоанна остановился на образе старца Амвросия. Старец был изображён в полный рост. Священнику на мгновение почудилось, что оптинский батюшка с иконы приветствовал его сдержанной улыбкой. Казалось, стоит преподобному сделать шаг, и он окажется рядом с каждым, кто по-настоящему любит Христа, скажет верующим напутственное слово. «Понятно, почему мой земляк твердит, что Амвросий незримо присутствует в соборе на каждом богослужении», – подумал иерей. И представилось Евтееву, будто не он увидел старца, а преподобный первым заметил его. Так же, как в келье монастырского работника. «Нет во мне внутреннего света. Правильно сказала душа учителя, – вспомнил своё необычное видение напуганный святостью священник. – Светильник в душе не зажжётся от стояния перед Божьим престолом. Внутреннее горение, желание творить живые дела – вот что нужно для вхождения в Царствие Божие». Отец Иоанн отвёл взгляд от лика преподобного Амвросия.
Разнородный люд молился в храме. С левой стороны пестрели женские платки, косынки, шарфики, разбавленные чёрными вкраплениями накидок послушниц и апостольников монахинь, а с правой стороны среди непокрытых мужских голов кое-где чернели клобуки и скуфьи монахов.
Впереди иерей заметил рыжую голову. Огляделся: рыжеголовых больше не видно. Точно, это Димитрий. Его широкие плечи. Стоит неподвижно. С радением внимает службе.
«Молодец, ещё в молодости понял, что без Бога в жизни нельзя обойтись. Мой же путь к Богу был долгим, – размышлял приходской священник. – Не сразу я понял, что мысли и дела человека – это кирпичики Мироздания. Бессмысленно планировал жизнь, изматывал себя работой, зарабатывая деньги на ненужные приобретения. На что я потратил время, отведённое мне на земной путь? Год за годом я возводил собственную вавилонскую башню. Гм, – усмехнулся иерей, – возвышается она, но радости не приносит. Скрылся в её крепостных стенах и задыхаюсь в ней от копоти своих амбиций. Вижу, как разрушается она. Наступит момент, когда совсем рухнет: фундамента прочного нет. Фундамента из живых дел. Что я сделал для ближнего своего? Все дела мои мертвы, потому что нет в них любви к людям. Господь позволил мне из вечности взглянуть на своё житьё-бытьё, дал время осмыслить, насколько бесполезно копить богатство на земле. Человеческая судьба в вечности определяется живыми делами».
Глядя на иконы в храме, Евтеев просил милости у Вседержителя: «Прости меня, Господи, за немощи: равнодушие и леность, отсутствие горения. Чего ожидают от меня праведники? Помоги, Господи, понять, что я должен сделать, чтобы пламенный дух любви зажёгся во мне, растопляя лёд равнодушия. Помоги и поддержи!»
Погружённый в раздумья, отец Иоанн не услышал, когда закончилось чтение Часов. Он вздрогнул от торжественного возгласа священника-монаха: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков». Хор ответил: «Аминь». Началась литургия оглашенных.
Несмотря на то, что служба шла долго, отец Иоанн не чувствовал усталости. Наоборот, он ощутил прилив умиротворения, слушая дивное молитвенное ходатайство монахов перед Господом. Только одно неудобство мешало: скученность людей в соборе не позволяла свободно поднять руку для крестного знамения.
Священник-монах басовито призвал молящихся: «Миром Господу помолимся». Только в примирении с окружающими можно просить Бога о насущном. Иерей вместе с клиросом повторял: «Господи, помилуй» и чувствовал, как в благоухании храма всё земное – тленное – исчезает, «яко тает дым». Растворилось самолюбие в чудных звуках вдохновенного пения монахов.
«Необходимо так служить литургию, чтобы горело сердце священника. И от этого огня становилось бы тепло и светло молящимся», – вспомнил приходской священнослужитель слова нового архиерея.
«Премудрость! Прости», – прозвучало напоминание о чтении Апостола*.
Освобождая путь чтецу-монаху, народ отхлынул в стороны, подобно Красному морю перед ветхозаветным пророком Моисеем. Монах по образовавшемуся проходу прошествовал к центру храма.
Евтеев слушал чтеца и вспоминал эпизод, в котором Христос призвал учеников. «Так и меня Господь призвал. Нужно следовать за Ним без колебаний», – окончательно решил отец Иоанн. Покинули душу сомнения: остаться в сане священника или стать мирским человеком?
Диакон-монах окуривал храм ладаном, приготавливая молящихся к чтению «благой вести».
- Мир всем, – обратился к верующим священник-монах.
Иноки в храме поспешно обнажили головы, сняв скуфьи и клобуки. Не стало слышно ни покашливания взрослых паломников, ни плача детей.
Гулко зазвучали с амвона слова Евангелия.
Душа волновалась, когда читали «благую весть». Христос спрашивал апостола Петра: «Симоне Ионин, любишь ли Мя больше, нежели они?»
И отец Иоанн с трепетом задавал себе вопрос: «Люблю ли я Христа?» И отвечал, как апостол Пётр: «Люблю».
Христос предлагал апостолу Петру: «Паси овцы Моя».
Трижды Учитель спрашивал любимого ученика. После третьего вопроса Пётр опечалился: и раньше говорил с уверенностью «люблю», но трижды отрёкся от Христа на дворе первосвященника. Может быть, он только думает, что любит, а на самом деле ему это кажется. Троекратно вопрошая, Христос троекратно заповедует Петру заботиться о Своих овцах. Исполнение учеником завета Учителя и будет подтверждением любви к Нему.
Отец Иоанн Евтеев готов был исполнить свою святую обязанность пресвитера и с трепетом отвечал себе словами апостола Петра: «Господи! Ты всё знаешь».
Всё чаще разносились в соборе ликующие возгласы монахов, служащих литургию.
Вслед за монастырскими священнослужителями народ подхватил «Символ веры», пока иеромонахи в алтаре молили всевидящего Бога за верующих.
Гулкий удар благовеста рассёк воздух и поплыл над монастырём, разрывая паутину греха. Начиналось чтение Евхаристического канона. Услышав призыв благовеста, паломники, стоящие вне стен Божьего дома, положили земной поклон. На клиросе пели: «Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу…»
Херувимская песнь возвестила о скором начале причащения духовенства и народа.
Вот и «Отче наш» пропели.
Царские врата открылись, и на амвон вышел иеромонах со Святой Чашей, провозгласив: «Со страхом Божиим и верою приступите». Все находящиеся в храме люди, как перед Христом, склонили перед Чашей головы. Только склонили головы, потому что сделать земной поклон было невозможно.
Служба шла уже несколько часов. Несмотря на открытые двери, было душно. Снова слышались детские всхлипы, громкий плач.
Солнце приветливо заглянуло в храм, осветив часть иконостаса. Отец Иоанн думал: «Неужели русский народ ещё способен объединиться? Сколько ещё времени гордыня и сребролюбие будут обрекать нас на одинокое скитание без веры, без надежды, без любви? Только единение в вере, жизнь по заветам Христа помогут преодолеть мрачную пропасть нравственной деградации. Когда мы, наконец, поймём, что судьба одного человека зависит от судеб других людей?»
Монашествующие братья и сестры чинно потянулись к солее . Впереди встали монахи, за ними – монахини и послушницы. Причащаясь святых Тайн, многие иноки снимали скуфьи и клобуки. В головных уборах подступали к Чаше только новопостриженные, потому что ещё не прошли обряд на снятие куколя.
За насельниками следовали приходские священники. Со сложенными на груди руками в виде креста приближались к святой Чаше и отец Иоанн с притихшим отцом Владимиром. На клиросе слышалось тихое пение монастырского хора.
- Иоанн, – назвал своё имя Евтеев.
- На всенощной были? – строго спросил причащающий монах.
- Да, – твёрдо ответил священник.
- Последование всё прочитали? – мягче прозвучал вопрос.
- Да.
Истовый монах с трепетом поднёс лжицу к открытому рту иерея:
- Причащается раб Божий Иоанн честнаго и святаго Тела и Крове Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, во оставление грехов своих и в жизнь вечную.
Другой монах, благосклонно улыбаясь, красным платом промокнул губы иерея. Отец Иоанн поцеловал нижний край Чаши и направился вдоль солеи к специальному столику.
Верующие не расходились, ожидая окончания службы. Они плотным кольцом обступили причащающихся прихожан, взглядом провожая каждого, кто от Чаши подходил к столику, на котором дожидались причастников маленькие кружки с теплотой и частицами просфоры. Только женщины с маленькими детьми на руках пригнули головы, успокаивая своих чад.
Иерей завершил причастие и повернулся к народу, поискал глазами удобное место, где можно было бы притулиться до конца службы. Заметил Димитрия. Он стоял с монастырской братией совсем близко к столику. Трудник благоговейно взирал на иконостас, ни на кого больше не обращая внимания. Так смотрит любящий ребёнок на всемогущего родителя, безропотно взывая его к милости.
Отец Иоанн в жизни не любил быть «в первых рядах», поэтому всегда старался сторониться хвастунов, живущих напоказ. Сделает «не меньше и не хуже» хвастунов, но без шума. Неохотно встал в первом ряду: протискиваться в толпу – не к лицу священнику. Легко вздохнув (привёл Господь в монастыре принять святых Христовых Тайн!), посмотрел в сторону причащающейся паствы храма. За приходскими священниками к солее двигалась другая очередь: несколько молодых женщин с младенцами на руках нетерпеливо переминались с ноги на ногу, прижимая детей к груди, остальные прихожане смиренно стояли со сложенными руками.
Последний батюшка отошёл от Чаши. За ним поспешно подошла женщина с младенцем. Из-под длинной ситцевой юбки, закрывающей щиколотки женщины, выглядывали тёмно-серые тапки. Молодая мама, успокаивая раскричавшегося от духоты ребёнка, не успела поправить лёгкий платочек, сбившийся набок, и растрепанные русые волосы закрыли часть лица. Мать поднесла ребёнка к святой Чаше. Сдвинутые брови причащающего монаха, как тёмные тучи, разошлись, и ясным солнцем засияла радость в глазах.
Кто-то тихо кашлянул. Евтеев повернул голову. Рядом стоял отец Владимир. Он нарушил молчание и прошептал:
- Вы когда уезжаете?
- После молебна Амвросию Оптинскому, – так же шёпотом ответил иерей.
Причащение детей прошло быстро.
Отец Иоанн удивился, когда услышал вопрос монаха первому паломнику-мужчине:
- Брат, вы были на исповеди?
Ответа мужчины иерей не услышал.
- Вы не можете причащаться, – и ревностный монах отвернул незадачливого паломника от Чаши со святыми Тайнами.
К солее приблизился молодой странник. Снова заминка.
- Решайте вопрос о допуске к причастию со своим духовником, – сказал тот же монах.
Юноша что-то ответил, но не было слышно: он стоял спиной к собравшемуся в храме народу.
- По телефону свяжитесь с ним, – посоветовал второй монах.
«Помолились люди дома, посетили церковь раза два и кажется им, что уже начали жизнь с чистого листа и причащаться могут без исповеди. Воцерковленными себя считают. А ведь и мы, священники, этим грешим: мало исповедуемся, думая, что причастия на литургии достаточно. Чуть ли не святыми себя чувствуем. Что ж говорить о прихожанах?»
У благоухающего цветника, недалеко от монастырских ворот, прощались трое приятелей в подрясниках.
- Поезжайте с Богом, отец Иоанн. Спаси вас Господь, – перекрестил Димитрий земляка. – Пообщался с вами и как будто в родном доме побывал, – заблестели глаза трудника.
- Доброго здоровья тебе, Димитрий. Оставайся с Богом, – сказал Евтеев, сдерживая слёзы. Не выдержал – обнял. Как хорошего сына.
- Будете в соборе, передайте отцу с матерью земной поклон от меня.
- Передам. Обязательно, – заверил Димитрия взволнованный отец Иоанн. Повернулся к сиротливо стоявшему молодому клирику: – Отец Владимир, помните: каждый человек на вашем пути – учитель. Один научит жизненной мудрости, другой научит прощать. Всё необходимо. И не грустите, радуйтесь жизни, ведь Господь может прервать нашу жизнь в любой момент, – обнял молодого священника.
Тот благодарно кивнул:
- И вам добрых людей на пути.
- Спаси Бог. Ну, что ж, – сдержанно улыбнулся иерей, – не забудем слов Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся».
Отец Иоанн быстро зашагал к выходу, совсем не чувствуя тяжести дорожной сумки. Слабый ветерок обдувал лицо. Солнце сегодня не палило, и Евтееву казалось, что оно, играя лучами, подмигивало.
Выйдя за монастырские ворота, Евтеев обернулся и перекрестился. В глазах священника стояли слёзы умиления. Обитель, приютившая паломника, исцелила его и тихо прощалась, слегка покачивая верхушками ядрёно-зелёных кустарников и стеблями ярких цветов, словно наставляла мудро жить. С надеждой на лучшее. С пламенной душой.
* АПОСТОЛ – здесь: выдержка из одного послания апостолов.
* СОЛЕЯ – возвышение во всю ширину храма перед иконостасом на одну-две ступени от пола.
* ТЕПЛОТА – церковное красное вино (кагор), разбавленное водой.
Светлана Грачёва
Воскресенск
2017 год