Клюшкинские ведьмы

Сараева
КЛЮШКИНСКИЕ ВЕДЬМЫ.
Часть 3



 Наступил Новый 1965 год.
Праздник  прошел в Клюшкино, как никогда раньше. Весело и интересно. До  приезда Нины в поселок, елку принято было наряжать в тесном коридоре маленькой школы.  Силами учительниц и технички, проводилось коротенькое мероприятие с раздачей жиденьких подарков. Деда Мороза и Снегурочку изображали все те же  учителя. 
В клуб набилось  столько народа, что кошке  прошмыгнуть не нашлось бы места.
 Сначала  люди, радуясь не меньше своих детей,  с удовольствием   посмотрели   удачный новогодний спектакль. Тем более, что  все артисты были своими,    знакомыми и родными. Потом,  когда дети были отправлены по домам, начался настоящий концерт для взрослых.  Самодеятельные певцы, танцоры и даже юмористы  окончательно покорили сердца односельчан.
Целеустремленность  и принципиальность Нины Аркадьевны, дали свои неожиданные для колхозников результаты. И если кто-нибудь и недолюбливал девушку за ее чрезмерную самоуверенность и настырность, то с этого дня, об ней заговорили с восхищением.
Нина ликовала. Первый шаг на пути к  достижению ее цели, был сделан.
Всего три месяца  прошло с тех пор, как Пановская появилась в Клюшкино, а о ней заговорил уж  едва ли не весь район!
Нине с ее целеустремленностью и организаторскими способностями, действительно не было бы цены. Если бы не одно «но». И это «но»  она прятала глубоко в  своем сердце, подальше от пытливых взоров людей.
Односельчане восхищались  энергичной «завклубшей», но никому и в голову не приходило то, что их кумир попросту презирает их всех.   Народное дарование этих людей, сами они, их семьи и сам колхоз  в общем, были для Пановской  кистью в руках художника. А картиной,  будущим шедевром, для  этой девушки было её личное будущее. Нина уже не так мечтала об упразднении личной собственности.
Самооценка ее,  с каждым днем становилась все выше.
Для начала — победа над мыслями  и душами  колхозников маленького поселка! А там и до районной администрации всего шаг. А от района до области,  не так уж и далеко. Жажда власти разгоралась в  тщеславном сердце девушки, подогреваемая лестными  отзывами   людей, поверивших в ее искреннюю любовь к ним.
Родители Нины не были карьеристами. Но карьеристкой выросла их дочь, воспитанная в семье без любви и понятия милосердия. Мать с отцом Пановские служили исправным орудием в руках сталинского  партийного закона. Со всеми его перегибами, жестокостью и прочими неприглядными качествами.
Роднило родителей с дочерью то лишь обстоятельство, что все Панковские были абсолютно равнодушны к личным удобствам жизни.
Нина  совершенно не жаждала  хорошей квартиры, модных тряпок и тому подобного.
Она хотела власти и известности! Хотела иметь возможности  беспрепятственно внедрять в жизнь свои законы. Те, что по ее мнению, будут  самыми приемлимыми и правильными для укрепления и процветания  Страны Советов.
 А будет ли комфортно   при таких законах гражданам этой страны, ее совершенно не трогало.
Обладая немалым даром гипноза и умением быть «кукловодом», Нина вполне серьезно надеялась вскоре дорваться до  высшей власти над людьми.
 Но вот только непонятное ей самой влечение к обыкновенному  трактористу, Алексею Кулигину,  заметно портило ее планы.
Нина не сдавалась. Злясь на себя, за слишком частые,  какие-то «слюнявые» мысли об Алексее, она  пока что , вполне успешно боролась со своей тягой к нему.
 И если не считать того, насмешливого взгляда Надежды на  предновогодней репетиции, никто из односельчан, не заметил пока ее смятения.
Но Надя сраженная дьявольской энергией Нины, давно уж забыла о своих подозрениях насчет «завклубши». Скорее всего, не сама забыла, а Нина своей вспышкой бешенства, заставила.
 И Нина, еще не совсем понимающая своего дара, тоже  о том случае,   похоже забыла.
 И только сельская «ведьма» Катерина Гусакова, непонятным образом,  знала о произошедшем. Хотя   и не присутствовала на той репетиции. Так же как и на других.
Она одна, в отличие ото всех остальных односельчан, не заблуждалась относительно Нины.
Шло время. С размахом, которому мог позавидовать и Районный Отдел Культуры, в маленьком Клюшкино отпраздновали 23 февраля и 8 марта.
Нина давно уже перебралась из пристройки  в небольшой домик, отремонтированный для нее силами колхоза.
 Численность самодеятельной группы Клюшкина  выросла в разы. Коллектив спешно готовился отметить великий праздник Советов  - день рождения своего революционного вождя  товарища Ленина. 
На этот раз, Нина лелеяла в себе грандиозные планы.
  По ее понятиям, концерт должен был  нести в себе политическое начало, пропагандирующее всю прелесть жизни трудового народа в СССР.
Конечно и прошедшие концерты под началом Нины были донельзя напичканы  своего рода политической рекламой.  И не только самодеятельность Клюшкина грешила такой тематикой.  Но и по всему Союзу, политическое начало в  любого рода искусстве, было необходимо. Иначе, специальные отделы и службы СССР,  могли легко пресечь карьеру любого специалиста в самом её расцвете.
Не подумайте, что автор пытается очернить политик-ку 60х. Наоборот. Дети , воспитанные в любви к родине, выгодно отличались от  многих современных, молодых людей.
Как-то автору пришлось лично подслушать «веселый» диалог  учителя с учеником. «Кто такой Владимир Ильич Ленин?» спросил учитель.
 Ученик , немного подумав спокойно выдал «Американский президент. Точно не помню, какой по счету».
Смешно! Но и грустно.  Ни один Советский праздник не проходил без обязательной пафосной песни, где пелось «День за днем идут года, зори новых поколений. Но никто и никогда, не забудет имя «Ленин»» 
Еще как забыли!  Ведь  чрезмерное зацикливание на «идеях коммунизма», в немалой степени повлияли  на отторжение Союза многими видными деятелями как искусства, так и политики.
Нина мечтала увидеть среди зрителей своего клуба, представителей районных, а лучше — областных парторганизаций. Девушке шел уж  25 год и она рвалась вверх, как птица из вынужденной неволи.
Нина сама, не надеясь на Скорбенко, съездила в райцентр и пробилась на прием к Первому Секретарю Райкома Партии.  Это было не сложно  для девушки, обладающей  хорошей долей гипноза и природной напористости. 
И вот сейчас, стоя в центре хоровой группы, исполняющей песню о Ленине, Нина с  тайным ликованием отметила , что в  зале, в первом ряду сидят двое ее знакомых  по парторганизации района.  А с ними редактор «районки», который без конца щелкал кнопкой фотоаппарата, нацеленного прямо на нее  - Нину Пановскую.
 В этот день, её имя, звучало куда чаще, чем имена  директора колхоза и партийных вожаков поселка. Ей первой преподнесли Почетную Грамоту за «поднятие Культуры и Партийности малого села»,  у нее первой взял интервью редактор Районной малотиражки.  А спустя неделю, ее портрет в газете был самым крупным . И на его фоне   совершенно терялся нечеткий снимок коллектива Клюшкинской самодеятельности.
И статья в  «районке»   посвящалась, в основном Нининым достижениям в развитии «здоровой, партийной самодеятельности маленького села». 
 Слишком внимательно смотрела Нина в глаза редактора в тот день, когда  давала ему интервью. И сейчас, читая газету, она  радовалась тому, что написано было в статье то, что  она хотела бы видеть.
А  хотела бы она видеть себя и свою значимость. Так оно и  случилось
Татьяна, прочитав статью,  обиделась «Что это  за обезличка?  Одна ваша Нина работала то ли? А  Алексей мой! Без него ни одна песня не звучала бы нормально. А учителя! Они со своими детьми вон какие сложные пирамиды делали! Несправедливо это».
 Но Алексей, как всегда, вступился за «завклубшу» - «Не сама же она написала это. Я считаю, что все верно. Нина Аркадьевна природный руководитель. Ясно, что без нее мы бы никогда не смогли  проявить себя.»
 На первомайском собрании , посвященном Дню Мира и Труда,  произошло то, что заметно пошатнуло авторитет Пановской.
  В селе уже прочно вошло в привычку собирать народ на собрания, митинги и сходки при помощи  учеников школы и участников клубной самодеятельности. При   такой активной агитации, людей на мероприятия приходило намного больше, чем раньше
Но в этот раз на крыльцо колхозной конторы  к людям вышел не Скорбенко с поздравлениями, как ожидали все, а Нина Аркадьевна.  Одетая, как всегда в строгий костюм, подтянутая, с самым серьезным выражением лица. Девушка громко поздоровалась с людьми.  Поздравила всех с праздником Первомая. И тут же «села» на своего любимого «коня».
 Своим зычным, хорошо отрепетированным голосом, уверенно и напористо Нина принялась говорить о необходимости пересмотра своих позиций, относительно «единоличия».
- «Человек — это звучит гордо! Но у нас еще пока, это понятие звучит рабски. Потому что мы рабы своего добра. А добро на самом деле, должно расцениваться, как доброе отношение к голодающим нашим братьям из стран Латинской Америки и  дружественной Африки. Я со всей ответственностью комсомольской совести, призываю вас, товарищи односельчане, отказаться от излишков в ваших подворьях. Сдать   хотя бы по одной голове личного скота в колхоз. А лучше, в районный совхоз.  Полученные деньги мы должны отправить тем, кто  живет на гране голода».
Люди, привыкшие на подобных мероприятиях слушать искренние поздравления  председателя Скорбенко, поначалу  недоуменно переглядывались, пожимая плечами и негромко переговариваясь. Но очень скоро, как это уже бывало, непреодолимая магия  голоса Пановской захватила всю толпу. Чувствуя эту перемену в людях в свою пользу, Нина еще больше вдохновляясь, заметно  повеселела.
 Улыбаясь вполне искренне, девушка рисовала перед  людьми красивые картины их будущего без «рабской зависимости от пережитков проклятого капитализма».
 « А ты сама скольких коров да овечек собираешься африканам  дарить?»
- И этот голос громкий и скрипучий, как и почти год назад, снова привел людей в чувства,    решительно вырвав их умы из плена словоблудия.
«Что? Каких овечек?» - Нина кажется растерялась еще сильнее, чем в тот день, когда Катерина Гусакова  развенчала ее в первый раз.
 «Вот и я думаю, каких, -  Гусакова, разогнув    сутулую спину, уже поднималась  на ступеньки крыльца конторы. - Изыди, сатана- ткнув пальцем в сторону  опешившей «завклубши»,  прикрикнула Катерина.  - Ишь, ты шустрая, раскидалась тут чужими  коровами. Ты свою заведи, выпои, выкорми, обиходь. Потом уж решай, что и как . Хоть самому Мао Цзе Дуну отдай.  Никто не помешает. А люди сами себя на голод  без хворобушки своей обрекать не  готовы. Надо помочь голодающим. У меня единственное добро - вот кольцо золотое его и снимаю с руки. В войну не проела. Но раз надо помочь, то надо. Думаю, что любой колхозник отдаст то, что сможет.  А ты кто такая, чтобы   людей стыдить? Чтобы у малых деток  молоко отбирать. Ведьма ты. Дуришь народ своим нутром гнилым. Душа у тебя черная. Люди пока этого не видят. Пошла вон , ведьма .- выкрикнула Катерина в лицо онемевшей от неожиданности Нины..
Началось что-то невообразимое.
  Толпа ревела, перекрывая  все попытки Нины отстоять  завоеванные было позиции. В общем вопле невозможно было что-либо разобрать. Появившийся на крыльце Скорбенко, с помощью Алексея, кое -как наконец-то сумели утихомирить людей. Красная от злости Нина,  под натиском Катерины, скрылась за дверью конторы, пригрозив Скорбенко, что тот  ответит  за саботаж в соответствующих органах.
Председателю не скоро удалось завладеть настроением толпы колхозников. «Товарищи, - кричал он, - помочь , конечно надо. Я согласен с Катериной. Кто сколько может. Голодающим помогать надо. Партия и Правительство обращаются к вам, простым людям за помощью. Но никто не заставит вас сбывать хозяйство. Уважаемая нами всеми Нина Аркадьевна немного погорячилась.»
Когда наконец-то все успокоились, Нина вновь появилась на крыльце.- «Я же не  насильно собиралась у вас ваш скот забирать. Просто предложила самим избавиться от обузы» - голос ее уже не был таким самоуверенным и в нем явно проглядывали злые нотки.
Было понятно, что Пановская всеми силами пытается восстановить потерянную власть над умами людей.
 «Мели Емеля, твоя неделя» — насмешливо откликнулась Катерина направляясь в сторону своего дома. Чтобы  разрядить обстановку, Михаил  заиграл   на баяне  мелодию песни «Широка страна моя родная».
 Настроение людей под звуки музыки заметно улучшилось. И  почти все, строясь на ходу в подобие  колонны, с песнями и выкриками «да здравствует… «, отправились  по главной улице поселка.
 У конторы оставались только Скорбенко, взъерошенная Пановская и Алексей с женой.
Сказать, что Нина была в бешенстве, это ничего не сказать.   Такой ярости и ненависти к людям, она еще не испытывала. Проклиная   «старую развалину  Гусакову», угрожая Скорбенко вывести его на чистую воду, открыть   «надлежащим органам» его провокационное поведение на митинге, Нина с гордо поднятой головой, покинула крыльцо конторы.
Уходя, она поймала на себе сочувствующий , жалеющий взгляд Алексея и еще больше разозлилась.- «Ты комсомолец, без пяти минут коммунист. Почему ты на их стороне? Оброс, как буржуй  свиньями, коровами. Как тебе не стыдно! Ты же позор партии. Для чего ты живешь? Сопливых детишек нарожать кучу,  да  свиней приумножить? И это все о чем ты мечтаешь? — некрасиво завопила она.
 Ефим Иванович, вздыхая и  горестно качая головой,    скрылся за дверью конторы.
 Татьяна, стоявшая неподалеку от мужа,  обиженная за «сопливых детишек» , бросилась на защиту мужа. «А ты возьми вот и своих нарожай. Дури -то поубавится. Глядишь и подобреешь. А то лишь бы напоказ. Это Лешка мой дурак, не видит истинную натуру твою. А тетка Катя  давно тебя раскусила. Она любого раскусит  запросто».
 Таня засмеялась и тут же упала на  сырую, весеннюю землю скрученная внезапной болью во всем теле.
 Не взглянув больше на поверженную  женщину, Нина отправилась вслед за колонной. Её место было в передовых рядах, прославляющих политику партии и правительства. «Да здравствует Коммунизм»- догоняя колхозников закричала она. Пановская не собиралась сдаваться даже сейчас, когда авторитет ее так сильно пошатнула обыкновенная, по ее мнению,  старуха.
Алексей, решив что Татьяна просто поскользнулась на сырой почве, бросился к ней. «Тань, ты чего? Ушиблась? Вставай» - но взглянув на искаженное болью лицо жены испугался не на шутку.
Он  звал жену по имени, пытался приподнять. Но та, сделавшись необычно тяжелой, выскальзывала из рук. Татьяна мычала, не в силах произнести хотя бы слово, чем еще сильнее пугала мужа.
 В это время рядом с ними появилась Катерина.  Алексей ясно видел, как она уходила в сторону дома. И вдруг  так кстати возвратилась. «Тетка Катя, что это с Таней? - с ужасом пробормотал Кулигин.
«Да ничего такого уж страшного. Ведьма  злобу свою на нее скинула. Ладно, что во время я это дело учуяла.»
  Произнеся эти непонятные, загадочные слова, Катерина  нагнувшись к Татьяне, сжала ее голову руками и несколько минут стояла так, закрыв глаза и что-то, едва слышно бормоча.
Алексей, понимая что нельзя ей мешать, с надеждой глядя на женщину, неподвижно стоял рядом.
«Ну все, домой веди. Чаем напои с медом, чтоб не простудила нутро свое бабье» - приказала она, отходя от Татьяны.
 А та    осторожно, словно снова боясь упасть, уже поднималась с земли.- «Леша, а что это было- то? Я уж решила, что меня паралич  расшиб,»-  цепляясь за руку мужа, удивленно спросила она.
«Не знаю!» - Алексей был растерян не меньше жены.  Он вдруг вспомнил случай произошедший с Надеждой и ему стало совсем неуютно.   И хотя, выйдя из комсомольского возраста, он не очень спешил вступить в ряды Коммунистической партии, ни в Бога, ни в черта  Алексей не верил.  А случай спасения своего сына  по  предупреждению Катерины, Алексей считал чистой случайностью.
 И вот сейчас,   осторожно поддерживая Татьяну под руку, он чувствовал полное смятение,  не понимая что происходит.
В этот вечер, сидя за столом и глядя на  спящих детей, Алексей впервые задумался о том, почему  его так тянет к Нине.
 Он был из тех не очень многих  мужчин всех времен, которые по настоящему ценили и любили своих жен.
 Татьяна была матерью его сыновей. И он уважал ее за это. Она была хорошей хозяйкой, верной женой, безотказной любовницей. И он любил ее  и ценил.
Но в последнее время, ему словно  стало чего-то не  хватать. Он чувствовал какую-то пустоту, образовавшуюся вокруг него. Причем, эта пустота исчезала, когда он видел Нину. Почему так происходит, Алексей не задумывался.  Он считал, что ему просто нравится петь на сцене, играть  маленькие роли под руководством  энергичной «завклубши». Ведь он  совсем  не хотел Нину, как  женщину. Своя жена возбуждала его гораздо сильнее. Но почему же он не мог не думать о  Пановской?
Быть может дело было вовсе не в нем? Может это Нина,  силой своего дара, тревожила Алексея,  вызывая в нем тревогу. Хоть и не желала девушка влюбляться, высокомерно считая что все это «буржуйские пережитки», но   влюбилась. Видимо, не совсем она была потеряна. И   в первую очередь, для себя самой.
Казалось, что ничего не изменилось в жизни поселка и его обитателей. Но все же, кое- что изменилось.
Затворница Катерина Гусакова вдруг стала достаточно часто появляться в самых оживленных местах Клюшкина.  И не просто появляться, а активно заговаривать с людьми. Особенно большое внимание она уделяла участникам  клубной самодеятельности. При этом Гусакова ни разу не упомянула имя Нины, не постаралась очернить ее в чем -либо перед кем бы  то ни было. Она просто ловила взгляд человека и долго не отпускала его от себя. Многие замечали, что Катерина будто сдала за последнее время. Было такое впечатление, что «ведьма» старится на глазах.
Однажды, Катерина таким же образом, «поймала» взглядом и самое Нину, выходящую из «Сельпо». Девушка спустилась с крыльца и застыла от неожиданности, натолкнувшись глазами на взгляд подошедшей близко  Гусаковой. Как ни странно, попытка  показать взглядом «старухе» все свое презрение, Нине не удалась. Ей вдруг захотелось, против своей воли куда-нибудь спрятаться от цепкого, слишком острого взгляда  Катерины. Глаза Гусаковой,  казалось прожигали девушку насквозь, причиняя той   странную тревогу и даже страх.
 Нина хотела  что-то сказать «старухе» , но язык её словно  прилип к зубам. И она , с трудом  отведя глаза, на странно ослабевших ногах, поспешила прочь.
 С того дня,   влияние Пановской на людей заметно ослабло.  Ее авторитет хоть и оставался достаточно высоким, но никто уже «на амбразуры не бросался» по первому приказу своей повелительницы.
Люди, как-будто проснулись. А проснувшись, стали  замечать, что не все так прекрасно в их кумире. Нина злилась и недоумевала, что она делает не так? Почему все те, кто раньше безоглядно  принимал все ее идеи, вдруг приобрели собственное мнение. Почему стали ставить под сомнение многое из того, что предлагала Нина.
Почему, вместо беспрекословного подчинения, стали задавать неудобные для Нины вопросы.
 Но больше всех остальных Пановскую бесил Алексей.  Он по прежнему, исправно  ходил на репетиции, но отношение его к Нине так же, заметно изменилось. Он перестал быть её верным Панчо. Алексей все чаще стал спорить с Ниной по поводу слишком    официальной программы  готовящегося концерта ко Дню Защиты Детей.
«Нина, Аркадьевна, - говорил он,    -дети захотят  детские песни слушать и постановки с зайчиками. Понятно,  что  о Родине и Ленине надо  говорить и петь. Но   обычно, официальная часть — это в начале, а потом и про репку можно, и про теремок. Предлагаю сценку разыграть из сказки. Кто «за»» - обратился Алексей к остальным участникам.  И этим еще больше разозлил  Нину.
Она    прекрасно понимала, что ее авторитет рушится с  сокрушительной силой. А еще  Нина все яснее осознавала, что влюбляется в Кулигина с каждым днем все сильнее. И с этим она уже ничего не могла сделать.  Как ни боролась Нина со своей, такой несвоевременной вспышкой страсти к женатому мужчине, справляться с собой становилось   ей с каждым днем труднее.
В жизни такое происходит достаточно часто. Сильный духом человек, легко подчиняющий себе других, частенько становится заложником собственных слабостей. Ведь  есть они, эти слабости даже у самого сильного.
 Вот такой слабостью стал для Нины Алексей Кулигин.
Отпраздновав День Защиты Детей,  участники хоровой группы, ушли на «каникулы» до  самой поздней осени. Наступила горячая, летняя пора. И колхозникам стало не до  того. И вновь, как всегда в такой время, люди с утра до вечера были загружены колхозной и домашней работой.  Бывало, что  муж с женой не виделись с раннего утра и до позднего вечера. Что уж тут говорить о  соседях и знакомых.
При многих своих недостатках, Нина никогда не была белоручкой. Она умела загружать работай не  только других, но и себя. Для начала, она рьяно взялась за ремонт в стенах клуба. Собственноручно красила и белила. Мыла и  чистила. А когда  помещение засияло, как новое, Нина взялась за разбор хлама, скопившегося в подсобном помещении. Конечно, девушка могла бы отправиться на поденные работы вместе со всеми. Случись такое год назад, Нина так бы и поступила, чтобы показать свою близость к простым колхозникам.
 Но сейчас она элементарно боялась, что со своим неумением держать мотыгу в руках, может нарваться на насмешки. А терпеть насмешки от простых людей, для Нины было бы  сверх сил. Она боялась окончательно потерять свой авторитет среди односельчан.

Физическая нагрузка помогала девушке хоть не на долго отвлечься от невеселых мыслей, что все чаще посещали ее бедовую головку.
Как могло произойти так, что все ее чаяния, все высокие мечты , перечеркнул какой-то женатый колхозник — недоучка? Зачем он ей? Чтобы превратиться в  клушу, похожую на его Татьяну? Нарожать кучу  сопливых ребятишек и самой воспитывать их?
Нет уж, увольте. Если нет сил справиться со своей дурацкой страстью, то нужно хотя бы, Алексея дотянуть до своего уровня. Но как?
Подобные мысли изводили Нину, лишая сна и покоя. О том, что Алексей может просто отвергнуть её, Нина не думала. Слишком жива была еще в ней привычная самонадеянность. 
И откуда взялась эта странная старуха Гусакова? Почему она так  здорово умеет переманивать на свою сторону людей. Всего один выкрик и настроение едва ли не всех присутствующих, резко меняется. И не в пользу Нины с ее единственно правильной теорией.  Такие мысли выбивали Пановскую из  привычного ритма жизни. Она серьезно боялась впасть в панику, потерять  привычную самоуверенность.
Катерина Гусакова, впервые за все послевоенные годы, не выходила на работу. Просто зашла дня три назад в контору и с порога объявила председателю «Не пойду я сегодня на поденку. И завтра, наверное тоже. Нутро болит, мочи нет».
 Голос ее как всегда, при этом оставался глухим и едва слышным. Коротко взглянув на женщину, Скорбенко лишь кивнул головой.  -«Отдыхайте  Катерина. Лечитесь.»
 Почему-то, никто и никогда не называл Гусакову по отчеству. Его, попросту, никто не знал. Даже председатель.  Знал только Федор  , учетчик и бухгалтер колхоза. Он же и кассир в одном лице.  Но и он никогда не называл ее полным именем. Видимо от-того, что сама Гусакова никому по отчеству не представлялась.
А Катерина действительно чувствовала себя очень больной и разбитой. Причем, она отлично понимала причину своего внезапного недуга.  Нина,  по ее представлениям, была самой настоящей, черной ведьмой.  Причем, не осознающей это.  Катерина прекрасно понимала, что если пустить на самотек  всю спесивую деятельность новоявленной ведьмы, то та может причинить много зла людям.
И то обстоятельство, что Нина не  совсем понимает силу своего дара, только усугубят  последствия ее деятельности.
  Катерина ясно видела всю глубину тайных мыслей и желаний молодой ведьмы.
 Нельзя было допустить, чтобы люди отреклись от всего, что было дорого семьянину и хозяину .И  Катерина боролась с чарами Пановской во вред своему здоровью. Ей приходилось пропускать через себя  всю черную энергию, исходящую от Нины. Принимать на себя все выбросы  чернухи, что распирали  душу   «завклубши».
Себя Катерина ведьмой не считала. В ее понятии ведьма,  это та которая несет в себе зло. А Гусакова, несмотря на кажущуюся нелюдимость, никогда зла людям не делала. Наоборот, она  помогала своим односельчанам всем, чем могла . Но делала это не напоказ. Силой незримого вмешательства в сознание людей, Катерина частенько исправляла неприятные ситуации в некоторый семьях.  Никто не знал до сих пор о том, что   она  вылечила от заикания    пятилетнюю внучку конюха Михаила.  Просто остановилась как- то раз рядом с  играющей на улице девочкой.  Рядом никого на тот момент не было. Катерину это вполне устраивало.  Погладила ребенка по головке,  внимательно посмотрела в глазки и пошептав что- то, ушла. А девочка после этого заикаться перестала, чем очень обрадовала родителей.
А еще раньше, она отвадила блудливого семьянина от доступной вдовушки.  Так же без слов. Столкнувшись с мужиком, возвращавшимся от зазнобы, близко подошла к тому и так же внимательно посмотрела в глаза.
 Мужик с  того дня дорогу в чужой дом забыл. А  непорядочная разлучница ни с того, ни с сего, быстренько убралась из поселка. А ещё она как-то «завязала язык»  скандальной сплетнице Фаине Максютиной. Так же без слов и  всяких «колдовских» штучек типа  сушеных лягушек и  наговоров.  Одним лишь продолжительным , сверлящим взглядом.
Случилось это  в самые первые годы пребывания Катерины в поселке. Фаина, как всегда, сцепилась с очередной  товаркой по работе. И если ее оппонентка  произносила слово, то с  губ Фаины срывалось в ответ два десятка . И не просто слов, а отборных матов и оскорблений.  И вдруг она замолчала на полуслове, по рыбьи открывая и закрывая рот. Но слова словно застревали у нее в горле, не находя выхода. Никто тогда не понял в чем дело. И почему стоящая неподалеку Катерина, так напряженно смотрит на скандалистку. С тех пор Фаину словно подменили.

 Стоило ей накинуться на кого-нибудь со скандалом, так она тут же начинала икать и  кашлять до одышки.  Так и отучилась скандальная старуха хаять односельчан.
Случай с Ниной был намного сложнее.  И Катерина добровольно принявшая на себя весь негатив молодой ведьмы, почувствовала себя   совершенно разбитой.
Она отлично понимала, что  Нина, растеряв свой пыл, возьмется теперь за Алексея. Катерину пугало то, что ее собственные силы были на исходе. Боясь, что не сможет предотвратить катастрофы в семье Кулигиных, она решила сначала восстановить силы.
Но вскоре произошло то, чего никто из противоборствующих сторон не мог ожидать.
 Нина наконец-то, «выбила» в Райцентре телевизор для своего клуба.   Для перевозки    дорогой и хрупкой вещи, она потребовала у Скорбенко лошадь, запряженную в  мягкую , легкую  кошевку.
 Естественно, Ефим Иванович выделил и  лошадь, и  конюха в кучера. 
Прибыв в  райцентр, Нина быстренько управилась с делами и зашла в Дом Культуры. Она вспомнила, что пару дней назад,   Скорбенко передавал ей, что в районном Д. К.  её ждет  письмо из дома. Нина, помнится удивилась. Мать ее никогда делами дочери не интересовалась, писем не писала. И по мнению Нины,   даже не знала  где  дочь ее находится.
Конверт был достаточно  объемным. Повертев письмо в руках, Нина равнодушно сунула его в карман   пиджачка.
 Весь день занятая приятной процедурой установки и настройки телевизора, Пановская ни разу о письме не вспомнила.  И  только вечером, придя домой, она  наконец выбрала время прочесть письмо, перевернувшее в дальнейшем всю ее жизнь.

«Здравствуй Нина Аркадьевна. Ты конечно, удивлена моему письму. Еще бы! Я все усилия приложила к тому, чтобы вырастить из тебя монстра. Нина, я умираю. Это так же  точно, как и то, что ты не моя дочь.
Не хочу уносить твою тайну на тот свет.  Не удивляйся тому, что я, несгибаемая коммунистка, это пишу. Но это так. Есть и тот свет, и  расплата за все наши грехи. Я родилась в семье  богатого купца. Не буду называть его имени.  Вдруг копаться начнешь, а я не хочу, чтобы всплыло мое настоящее имя. Пусть все будет так, как есть. Для тебя же лучше.
Я была совсем маленькой, когда началась Революция. Наша семья попыталась сбежать за границу. Но  отца убили, мать с сестрой потерялись в толпе. Меня сдали в Детский Дом.  Но перед этим, какие-то подонки затащили меня в подвал и сотворили со мной ужасное.  Меня без признаков жизни обнаружил  большевистский патруль. Я получила  жесткое, Советское воспитание, вышла замуж за твоего отца, Аркадия Матвеевича Пановского. Возможно, я бы ничего из прошлой жизни своей не вспомнила, но меня, уже замужнюю, узнала моя потерянная в детстве родная сестра. Я оказывается, была  настолько сильно похожа на свою мать, что даже спустя много лет, она безошибочно меня узнала.
Со слов сестры, я узнала, что мама умерла совсем недавно. А Анна, как звали мою сестру, стала совершенно падшей женщиной.  Я не могла допустить, чтобы мой муж и мои товарищи узнали о моем происхождении.
 Анна  пригрозила мне разоблачением , если я не «выбью» для нее квартиру в нашем городе, не устрою на работу в Обком, где работала в то время сама. У нее была маленькая дочь. А я из-за травмы, полученной по вине насильников, детей иметь не могла.  Время было страшное. Людей высылали  на севера пачками. Я понимала, что мое будущее в огромной опасности. И если бы я даже сумела сделать Анне квартиру, то не было никаких гарантий о ее дальнейшем молчании.
Нина, я убила твою мать, свою сестру.  Пришла к ней в  комнатку, что она оборудовала в подвале и застрелила из пистолета мужа.  Ты в это время спала тут же, в куче  старого тряпья. Я хотела убить и тебя, но не поднялась рука. Анну я закопала в дальнем углу  подвала, забрала тебя и принесла домой. Дело было вечером. А утром я собиралась  отправить тебя в Детский Дом.
Аркадию сказала,что нашла тебя на улице. Удочерять тебя я не собиралась. Зачем мне нужно было живое напоминание моего преступления и буржуазного происхождения.
 Но Аркадий настоял. Ты же знаешь своего отца. Вернее- дядю. Он был слишком  упрямым и своевольным. Если что сказал, то как отрубил. Я всю жизнь  прожила, как на острие ножа. Постоянно боялась сорваться, боялась что ты поймешь, как сильно я боюсь и ненавижу тебя. Ко всему еще, я стала замечать за тобой странную особенность. Ты могла  силой воли заставить отца  исполнять свои прихоти.На меня твои штучки, почему-то плохо действовали. Видимо от-того, что Аркадий по крови тебе чужой А я все-таки, родная тетя. У меня тоже есть дар владеть людскими душами. Правда, гораздо слабее, чем твой.
 И я сделала все для того, чтобы ты выросла неприхотливой ко всему.  Мое воспитание дало свои плоды и я вырастила монстра в твоем лице.
 У меня опухоль в мозгу.  Я очень скоро умру. Возможно,  ты читаешь письмо уже мертвой.  Нина, я не прошу у тебя прощения. То, что я совершила, не прощается даже Богом. В последние годы моей никчемной жизни, после смерти Аркадия, Анна стала часто приходить ко мне. Сначала в снах, а потом и наяву. Это было так страшно! Не знаю, как я с ума не сошла. Вместо этого,  моим мозгом завладела опухоль.
Об одном прошу тебя, никогда не делай зла людям. Поверь, с грехом на сердце, страшно умирать. Ради твоей настоящей матери, не используй свой дар во вред людям, не заставляй никого страдать. Выходи замуж, рожай детей. И навсегда забудь   нас с Аркадием. Мы не твоя родня. Хотя, Аркадий по своему, тебя любил. . Больше я тебя не потревожу.  На похороны приезжать не надо. Я всем говорю, что ты далеко на севере работаешь. Твой адрес мне дали в Институте.  Прощай.»
Чем дальше читала Нина это страшное письмо, тем более нереальным оно ей казалось. Вернее, нереальным ей казалось все  то, что с нею происходило. В ушах Нины появился какой- то назойливый, звенящий звук, словно где-то за стеной, звенела  расстроенная струна бас гитары.
Уронив на пол   мелко исписанный, двойной  тетрадный лист, Нина кое-как добралась до постели. Упав без сил поверх  колючего одеяла, она  по звериному зарычала, пытаясь рыком этим заглушить  сильнейшую  боль в груди. Первую душевную боль в ее жизни.
«Будь ты проклята, - глотая злые слезы, простонала девушка. - Зачем ты написала мне это? Мало того, что ты всю жизнь мне испоганила, так и напоследок  ударила. Зачем!? Не надо было тебе мне этого писать. Если ты сумела до старости дожить с таким грузом, то и  я в неведении  прожила бы припеваючи.  Карьеру мне точно всю перечеркнула.»
Нина долго еще металась, как в горячке. Она то проклинала мать, то горько жалела себя. Но  силой воли, взяв себя в руки, Нина в первую очередь, сожгла письмо вместе с конвертом. «Ничего не было! Никто и ни о чем не узнает.  Для начала — отвоевать Алексея у его клуши. А потом вместе с ним покинуть этот дурацкий поселок, поселиться где-нибудь в районе.  Но вот только отработать три года надо по распределению. Хотя,  надавлю на  районное начальство. Пробьюсь, не впервой. Все! Взять себя в руки и забыть обо всем».



КЛЮШКИНСКИЕ ВЕДЬМЫ
чать 4


Утром следующего дня, Нина, стараясь не показывать никому своего состояния,  отправилась в клуб. На вечер у нее была запланирована встреча с людьми у экрана новенького телевизора. Пока единственного в поселке.
Еще вчера она попросила  Скорбенко сообщить об этом  колхозникам на утренней разнарядке.  Надо же народ к культуре приобщать. А телевидение, это  великое достижение науки.  И через него, люди даже в самых отдаленных уголках  страны, будут в курсе мировых новостей и достижений не только в политике и науке, но и в культуре и искусстве.
Посмотреть на чудо техники , новенький «Рекорд» , собрались едва ли не все колхозники. Большинство из них никогда телевизоров не видели.
Пришла и затворница Катерина Гусакова, несмотря на серьезное недомогание.  Если бы кому пришло в голову анализировать  последние события в поселке, то он заметил бы следующее.  С появлением   в Клюшкино новой  «завклубши»,  Гусакова перестала быть своего рода  отшельницей.    Хоть ненадолго, но стала она появляться и на собраниях, и на самодеятельных мероприятиях. Там, где ожидалась очередная, «зажигательная» речь Пановской.
Те кто был повнимательнее, заметили не только недомогание Гусаковой, но и  болезненную бледность  Нины.   
 Снедаемая неприятным чувством душевной подавленности,  Пановская была в этот раз непривычно мало разговорчива. Во всех движениях и словах девушки  проглядывала скованность и неуверенность.
Чрезмерно пристальное   внимание к ней со стороны Гусаковой,  еще сильнее лишало Нину  привычной уверенности во всех своих действиях.
Подобное происходило с Пановской впервые. Сбиваясь и  путаясь, она с трудом довела свою речь до конца. Говорила она о пользе и необходимости телевидения в жизни людей. При этом Нина  совершенно  забыла все слова о необходимости  отказа от личного владения телевизорами. А ведь  заранее отрепетировала такую необходимую , по ее понятиям, речь.
 Нина искренне считала что только коллективные просмотры  телепередач в общественных местах,  могли бы принести пользу людям. Причем, просмотры эти должны будут происходить под присмотром и руководством «политически надежных и ответственных товарищей».  В Клюшкино  таким «товарищем», конечно должна быть она.
«В следующий раз донесу до их умишек — устало  думала Пановская,   рассеянно отвечая на вопросы людей — Когда эта старуха пялиться на меня не будет».
Несмотря на скептическое отношение к любого рода «мракобесию и суевериям», Нина вынуждена была признаться самой себе, что в Гусаковой есть  что-то необъяснимое. «Старуха» умела одним лишь  словом или взглядом   подействовать не только на настроение целого коллектива односельчан, но и  на Нину.
 Не сумела она в этот день  и с Алексеем пообщаться так, как предполагала.  Тот на собрание пришел  вместе с женой. Он весь вечер сидел рядом с Татьяной, глядя на Нину, как никогда отчужденно.
 И никакие внутренние посылы, что мысленно отправляла ему Нина, на Алексея не подействовали.
Девушка, конечно же, даже представить себе не могла, что рискуя остатками здоровья, над ним хорошо «поработала» Катерина. Конечно  же, без ведома и согласия Алексея.
Точно так же, как «поработала»  она над   подсознанием других односельчан, показав им истинное лицо их новоявленного кумира.
Наблюдательная «ведьма»  давно уж поняла все терзания Нины, по поводу Алексея. Пока  Пановская    боролась со  своей ненужной ей любовью, Катерина просто наблюдала за ней со стороны.   Но своевременно уловив перемену в  планах Пановской относительно Кулигина, она решила действовать.   
Вызвать у человека отторжение и неприязнь к другому человеку, не составляло для Катерины большого труда (Кроме риска для собственного здоровья.).  При встрече, она просто внимательно посмотрела в глаза Алексея. И этого оказалось достаточно, чтобы в  сердце мужчины навсегда воцарилось полное равнодушие  к чарам   молодой ведьмы.
 Молчаливое внушение Гусаковой, подействовало на Алексе как противоядие от того яда, что носила в себе Нина.
Вдоволь насладившись телепрограммами, люди разошлись по домам. По дороге они громко обсуждали  все плюсы диковинки, о которой многие знали только по слухам.
 Нина уходила вместе с попутчиками.
 Она шла в тесной толпе односельчан. Но самой себе, в данный момент, Нина казалась одинокой, как никогда. Все они — молодые и старые,  семейные и холостые, были ей хорошо знакомы.  Но близкими они для нее так и не стали. А сегодня люди показались Пановской еще дальше, чем в первые дни ее работы в Клюшкинском клубе.
 Любой из этих, добродушных Клюшкинских колхозников, с открытой душой готов был принять новую «завклубшу» в свою большую семью сельских трудяг. Но она сама, своим высокомерием и чуждыми  им идеями, оттолкнула от себя людей.
Алексей    обнимая жену, свернул к своему дому, даже не  попрощавшись с Ниной. И ей  впервые стало страшно по настоящему. Страшнее даже чем в тот момент, когда она узнала  правду о своей семье, читая письмо матери.
Целый год бесплодных попыток  повернуть людей в «правильном направлении», открыть им глаза , завоевать среди них право на единоличное лидерство, все это  рушилось  на глазах.
«Сволочь, тварь, - зло шептала девушка,  открывая калитку своего домика, - Ненавижу!» Последнее слово она выкрикнула, вкладывая в этот   вопль не только  злобу, но и растерянность. Непонятно кого она ненавидела в данный момент.  Мать, открывшую ей правду об их семье, Катерину, так сильно повлиявшую на падение ее авторитета или Алексея, окончательно подорвавшего в ней уверенность в своей силе влияния на людей? Скорее всего, Нина ненавидела сейчас всех.
Занятая своими переживаниями, девушка не сразу заметила темную, сгорбившуюся, женскую фигуру, сидящую на скамье у стены ее небольшого дома.
Еще не узнавая кто это, но уже чувствуя  неприятный холодок  во всем теле, Нина    окликнула женщину. «Что вы тут делаете? Меня ждете?»
 Не отвечая, Катерина (а это была именно она), продолжала  неподвижно сидеть на месте.
Солнце давно покинуло горизонт. Но ночь была не настолько черна, чтобы вблизи не узнать знакомого человека.
С трудом преодолевая неприязнь и непонятную робость, Нина приблизилась  к Гусаковой.
 «Что вам надо от меня Катерина…. Нина запнулась, не зная отчества Гусаковой. «Харитоновна» - ясно всплыло в мозгу.  - Харитоновна?» - неуверенно пробормотала девушка, запоздало удивляясь беззвучному ответу Гусаковой.
Катерина подняв голову, пристально посмотрела в глаза Нины. И хотя глаз ее в темноте  было почти не видно, Нина все сильнее чувствовала  на себе необъяснимую власть этой странной «старухи».
«Не стой истуканом, сядь — в тихом, хрипловатом голосе Гусаковой, послышалась усталость.  Но Нина подчинилась, сама не понимая , почему.
 «Поговорить надобно нам, залетка городская. Чужая ты люду нашему. Все в тебе чужое. Ехала бы ты отсюда по-добру, по-здорову. На свете деревень много, есть кому головы дурить. А здесь я не дам тебе своих чертей в  людские головы  запихивать.  Пока ты только себя превозносила, я еще терпела. Думала , молодая, глупая. Пройдет со временем.

Ан, нет. Ты чем дальше, тем шустрее становилась. Добро бы о людях пеклась. Пусть и неправильно, по незнанию. Но ты же только о себе думаешь. А на людей тебе наплевать. Лишь бы    тебя превозносили, да хвалили. Власти тебе захотелось над душами людскими. Вот и владей, но только не в Клюшкино. Здесь моя вотчина. Я родилась здесь. Каждого, как себя знаю. И во зло ни одному не пойду. Я бы еще тебя терпела. Может быть   тех, что в  голове твоей живут, выселить бы помогла. Да только ты на мужика женатого замахнулась. Не выйдет, голуба.
Тебе вестка нехорошая пришла? Молчи, не молчи, я знаю. Так что съезжай отсюда, пока  вестка та до людских ушей не дошла. Думаешь, сожгла и все? Только от меня не спрячешь нутра своего и  мыслей своих.»
 Катерина поднялась , не сумев сдержать болезненного стона. С трудом разогнув спину, с силой сжала безвольную руку Нины, своими холодными  сухими пальцами.
 «Ты поняла меня,  сатана? Не уедешь,  на себя обижайся. Но жизни тебе здесь не будет. Покоя не дам, сживу со света. Так и знай».
 Не оглядываясь на онемевшую Пановскую, Катерина    побрела к воротам.
 Нина оглушенная, ослепленная, совершенно выбитая из привычного равновесия, долго сидела неподвижно. Мыслей никаких не было. В голове стоял непроходящий звон. Накрывшая ее, удушливая волна панического страха не только не проходила, но становилась все сильнее.
Не помня себя от  ужаса, Нина вскочила и бросилась в дом. Запершись на все засовы, она трясущимися руками,  кое- как   зажгла лампу. (После полуночи электричество отключали до шести утра).
Забравшись с ногами  на кровать, Нина привалилась спиной к стене, вздрагивая от каждого скрипа.  Непонятный страх не проходил. Краем зрения она уловила в темном, не освещаемом лампой углу, какое- то шевеление. Едва сдерживая крик ужаса, Нина взглянула туда и обомлела.  В углу стояла ее, предположительно мертвая, мать.  «Никогда не делай зла людям. С грехом в сердце страшно умирать» - знакомый, ясно прозвучавший из угла голос, это было последнее, что запомнила Нина, проваливаясь в спасительное беспамятство.   
Катерина , совершенно опустошенная  выплеснувшая всю свою энергию без остатка, еле добралась до своего домишка. Кое-как  доковыляв до постели,  не раздеваясь вползла под одеяло.
Ей было очень холодно. Как будто за дверью стояла не душная, летняя ночь, а  суровая зимняя стужа.  В не завешенное шторой окно, смотрели яркие звезды, словно сочувствующе,  подмигивая пожилой женщине.  Хотя, не такая уж она была пожилая. Совсем недавно ей исполнилось  55 лет.  Затворнический образ жизни, неприглядная одежда и кажущееся вечно недовольным выражение лица, делали Гусакову старше на  добрых пятнадцать лет.
«Ну вот  и все,-    появилась неутешительная мысль, - кажется отжила свое.  Все здоровье на ведьму эту положила. Таким только дай волю. Знакомая история. Товарищ Сталин хорошее наследие после себя оставил. Много «достойных» последователей. Как впрочем, и у любого антихриста. И что им   хозяйство крестьянское покоя не дает? Как бельмо на глазу. А то, что это хозяйство всю страну кормит, мало  кого тревожит.»
 Понимая, что только сон способен восстановить ее силы, Катерина попробовала уснуть. Но сон сегодня совершенно забыл про нее. Нахлынули воспоминания. В последнее время, память все чаще возвращала Катерину в детские годы. Туда, где она со всей своей дружной семьей с самых ранних лет, трудилась в поле.  С ранней весны и до позднего вечера маленькая Катя помогала родителям и старшим братьям.
 Она помнила ту доброту, что излучали лица и поступки ее родителей, заботу, что дарили ей два старших брата. Помнила всю ту любовь в которой жила ее семья. Семья Харитона Григорьевича  Клюшкина.
Когда Катерине исполнилось  четырнадцать лет,  в  их усадьбу наехали какие-то люди. Среди них были знакомые крестьяне. Раньше они жили  в соседях. Кое кто из них   постоянно просил у отца Катерины зерна в долг под будущий урожай.
Отец никогда не отказывал соседям, выручая многих в трудную минуту.  Иногда из-за недорода, кто-нибудь не мог во время возвратить долг. Но Катерина не помнила, чтобы её отец, Харитон Григорьевич, хотя бы раз поднял на кого-то голос, требуя немедленного возврата долга.
Он  сам, недавно  вылезший из нужды, прекрасно понимал других. Не прощал он только   пьяниц и откровенных лентяев.  Из таких Катерина  запомнила двоих.
Одним из них был ныне покойный Иван Максютин. Муж самой вредной старухи в колхозе. Но в те, далекие времена Фаина была  зоровой, краснощекой  молодкой, женой Максютина.  Иван с молодости любил  выпить.  Русские мужики все не прочь  пропустить добрый стаканчик самогона, но не в  летнюю напряженную страду, когда не только день, но и час год  прокормить может. Максютин пил постоянно, пропивая все  то, что  зарабатывал на поденщине у богатых хозяев.  Вторым лентяем и выпивохой был тот  самый Федот Силов, смерть которого  Катерина увидела на расстоянии, когда  с товарками полола  колхозную свеклу.
Семью Харитона Григорьевича пришли «раскулачивать» именно эти два никчемных   представителя новой власти.
Того дня Катерина так и не сумела забыть. Помнила все, до малейшей подробности.  Помнила тяжелый взгляд отца, его сдержанный голос, успокаивающий плачущую мать. Помнила собственный страх и непонимание происходящего. Но больше всего она запомнила злобные насмешки людей, которым отец не стал давать зерно из-за их нежелания работать. Ведь в последний раз, эти два мужика так и не отдали Харитону то, что должны были раньше.
 В какой-то момент, улучшив минутку, мать сунула под подол Катерине   небольшой плотный сверток. «В портики засунь- прошептала она. Документы там кой какие и денег немного. Отнимут аспиды. К тебе поди в штаны не полезут».
К счастью,  мужики из односельчан, не посмели тронуть  девочку. И она сумела сохранить тот сверток.
 Несколько царских червонцев спасли жизнь целой семье.
  Начальник конвоя, сопровождавший  «врагов народа» к месту назначения, оказался почти порядочным человеком. Присвоив   переданные ему  Катериной червонцы, он посодействовал семье раскулаченного  Клюшкина при их устройстве на новом месте жительства.  В северном поселке Нарым.
Не  столько деньги, сколько  юная красота Кати  сделала из грозного начальника   влюбленного и вполне покладистого гражданина.  У Катерины не было выбора и она согласилась стать женой  чекиста, старшего ее на двадцать лет.
 Романа Гусакова , мужа Катерины, так же как и двоих братьев ее,  прибрала война. Все трое погибли в первые же ее дни.  Отец умер надорвавшись на лесосплаве. Мать умерла, не  сумев вынести всех тягот и горя свалившегося на ее плечи.
Единственный ребенок Катерины в двухлетнем возрасте, в одночасье сгорел от скарлатины.

Чувствуя приближающуюся кончину, мать Кати поведала ей тайну  своей, девичьей семьи. Все женщины ее рода были знахарками, умели предвидеть будущее, заглянуть в прошлое.  Самые сильные рождались  через поколение. Они вдобавок, могли  читать мысли других людей. Могли управлять их эмоциями и действиями.
 «Ты доченька  рождена в том колене, когда наши ведьмы самые сильные. Сама за собой может и не замечаешь, но я вижу,  что ты одарена. И не мало. Возвращайся в наше Клюшкино. Здесь тебя уж ничего не держит. Найди семью Кулигина Митроши.  Если  в войну не сгинул, то жив должен быть. А если погиб,  то поди родня какая осталась.  Митрофан брат  мне по деду твоему.  Грех у них с  матерью Митрошиной случился. Родня мы, хоть и тайная. К ним прилепись. Люди они хорошие.  Дар свой во зло людям не смей тратить. Даже тем добра желай, кто нас с землицы нашей скинул.  Все Господь видит. Ему и судить.»

Похоронив мать, Катерина    уехала из Нарыма, где провела двадцать лет..
В Клюшкино ее естественно, никто не признал. Этому способствовала скрытность Гусаковой. Ее кажущаяся нелюдимость и неизменный платок, надвинутый на самые брови. Её отчество Харитоновна, было единственный раз произнесено  учетчиком. Когда он записывал данные новой переселенки в  книгу учета работников колхоза.
 
Катерина хорошо помнила Митрофана Кулигина. Он был намного моложе ее матери.  Но его она не застала живым. Он, как и многие другие, погиб в военной мясорубке.
 Гусакова  жила среди людей не смея открыться им , не смея рассказать  кто она и откуда.  Катерина добровольно взяла на себя роль Ангела Хранителя для этих людей, что жили в поселке ее детства, основанном её отцом.  Несмотря на реабилитацию многих из сосланных на «севера», люди в СССР, все еще косо смотрели на бывших «врагов народа». Катерина молча страдала от невозможности открыть свое «я».  И это наложило свой отпечаток на характер  женщины, бывшей когда то веселой и жизнерадостной. 
Получалось что Алексей приходился двоюродным братом Катерины. Правда,  только по матери. Но все же Алексей и Катерина имели немалый процент  родственной крови. Именно  поэтому, Катерина при желании могла  управлять мыслями и эмоциями Алексея.  Это для неё оказалось совсем не трудным. И даже энергии особой тратить не приходилось. Совсем  по другому было с чужой,  и по духу и по крови Ниной.  Борясь с немалой силой молодой ведьмы, Катерина       очень сильно высушила свою энергию, потеряла здоровье и  ведовскую силу.
 Но родного человека она все таки сумела спасти от пагубного влияния недоброй энергетики.  Так же, как сумела своевременно остановить многих молодых  Клюшкинцев от  отказа от личных хозяйств.
  Необдуманная утопия Пановской потерпела полный крах. Но это стоило   сельской ведьме Екатерине  полной потери  её ведовской силы. Была ли  она ведьмой? Или ведьм не бывает вообще? Вопрос до сих пор остается открытым. Неисповедомы вы пути Господни.
Так же как и неисповедомы козни  сатанинские.
Катерина болела долго и серьезно. Татьяна Кулигина, добровольно взявшая на себя роль сиделки, терпеливо выхаживала женщину, отдавая дань  той, что спасла её Витюшку.
Нина незаметно исчезла из поселка спустя пару месяцев после  последней встречи с Катериной. Все то время, что она еще оставалась в поселке, Пановская ходила подавленной. От ее былой самоуверенности не осталось и следа. Она вздрагивала от каждого громкого окрика, бледнела и испуганно озиралась. Работу в клубе Пановская  совершенно забросила.   А потом и вовсе исчезла из поселка.  О ней поговорили и забыли. Подступала зима с ее морозами и метелями. Нужно было вывезти  накошенное сено, заготовить дров на зиму и переделать еще много привычной работы.
Поселковый клуб не долго  оставался без вожака. Вскоре в Клюшкино появился жизнерадостный молодой паренек. Он не  имел высшего образования. Лишь Культурно Просветительное училище. Но природная цепкость, настоящая любовь к своей профессии, любовь к    селу с его людьми, сделали свое дело. И вскоре   самодеятельность поселка вновь загремела на весь район.
Гусакова Катерина сумела вырваться из  лап смерти.  Проведя в постели более месяца, она снова поднялась. И вскоре вышла на работу. Скорбенко Ефим Иванович, опасаясь за здоровье Гусаковой, перевел ту с поденных работ  на более легкие. Отныне в обязанности бывшей «ведьмы» входило мытье  общественных учреждений колхоза. Таких, как контора, клуб и фельдшерский пункт.
За время ухода за больной, Татьяна крепко сдружилась с Катериной. И эта обоюдная привязанность сделалась еще сильнее, когда Катерина наконец-то осмелилась признаться  супругам Кулигиным в том, кто она есть на самом деле.
Напрасно боялась  Гусакова, бывшая Клюшкина, что  односельчане  отвергнут  её, как отвергли когда-то  всю её семью.
Времена уже были не те и поколение наросло другое. Безвозвратно ушло в прошлое  бездумное поклонение  образу «отца всех народов».
 Катерину приняли без осуждения и скрытой неприязни. И даже старая Фаина  не посмела   выдать в адрес бывшей Клюшкиной плохого слова.
По крайней мере — вслух.
Свои ведовские чары Катерина не то растеряла, не то боялась применять, опасаясь новой вспышки болезни. Но скорее всего,  ремесло ведьмы не требовалось в размеренной и спокойной жизни   колхозников поселка Клюшкино.
В жизни бывшей ведьмы появилась другая, куда более приятная забота.  Это ее двоюродные племянники,  первоклассник Витюшка и  годовалый карапуз Митенька.  Мальчишки настолько привязались к Катерине, что с легкостью стали называть её  «баба Катя».
А что еще нужно для счастья немолодой женщине, потерявшей всю свою семью в водовороте  всех тех событий, что выпали на долю Клюшкиной Екатерины Харитоновны!.