Предисловие
В палате Грановитой царь ассамблею устроил. Венский оркестр «Боже, царя храни!» наяривал, девушки дворцовые млели в Контрдансе, купецкие дочки Кадрилью тешились. Ягужинский в Брейк-дансе зашелся.
Подивился царь на выкрутасы личного денщика, вынул трубку изо рта и молвил Головину:
– Эко Пашку корежит на немецкий манер. В заморских забавах толков.
– И только? – удивился старый вояка. – Вечор хвалил юнца на все лады.
– Пойдем в мою каморку, почитаем Пашкино сочинение забавы для. – Ткнул царь чубуком в грудь Меншикова, – вели Ягужинскому с его исторической сказкой в мой кабинет немедля явиться.
Подались мужи из ассамблеи в царевы хоромы. По дороге государь возобновил разговор:
– Сейчас в Европах, Федор Алексеевич, короли летописи заедино сводят и старину исторической наукой называют.
– Для чего сие деяние наукой величают?
– Для пышности. От гордыни. Боярская, понимаешь ли, спесь. Иные вельможи род свой от Адама ведут, некоторые и того ранее пращуров узрели. Подумал я, что в этой науке нам отставать негоже, велел твоему питомцу поднапрячься и свести древность российскую кратким изложением для изучения в навигацкой школе. Твое мнение знать хочу.
– Пашка теперь твой человек, государь, не мой, – проворчал Головин, чуя подвох царя. – Твой дед, помнится, неким Синопсисом вельми доволен был.
– Нет в нем научного подхода, без методических рекомендаций сей труд писался, абы как. Пятьдесят глав Дмитрий Донской слезы льет, да лбом у икон колотится, на полутора страницах с татарами воюет.
– Дык, поляк писал, хотя и православный. Вредил батюшке твоему.
– Нет, угодить хотел, да перестарался, – хмыкнул государь.
Устроились в кабинете с удобствами, в креслах. Слуги свечи зажгли, квасу подали. Вскоре Меншиков с Ягужинским подоспели. Подал Павел царю стопку исписанных листов, в рот длинный мундштук курительной трубки засунул. Петр Алексеевич одобрительным взглядом оценил подхалимаж и приступил к чтению.
– Так, ето что у нас получается? – прервал царя Головин возмущенным голосом. – Поляки Киевское княжество основали?
– Не совсем поляки, – пояснил Ягужинский, – смолянами болгарскими они были. Потом их даны в Польшу вышибли и сами злодействовать в Киеве начали.
– Теперь никто и не помнит, что болгарского племени оне, – продолжил возмущаться министр иностранных дел. – Прочитают поляки твою сказку и претензии на Киев предъявят.
– Киев за вагон денег батюшка купил, – осадил Головина царь, – не решатся предъяву выставлять.
– А турки? – Продолжал гнуть свою линию старый генерал. – Болгария есть вотчина турецкая, а ето значит, что султан может при подходящем случае претендовать на Киевскую область. Мы ему вагон денег не давали.
– Смекаешь, вьюнош, – поднял глаза на Ягужинского царь, – где таится засада?
– Государь, первые князья родом были из смолян, – завел глаза в потолок Павел и ручками шевельнул, дескать, надоумил бог связаться с дураками. – Там же моею рукой написано, что Колесник родился в деревне Гняздово в крестьянской семье. Потом перебрались оне в Смолян. На месте его дома теперь стоит храм Святого Николая. Построил город Гнезно, там и преставился.
– Час от часу не легче! – гаркнул царь. – Каким образом пахарь заделался Киевским князем? Небылица! Вычеркиваю!
– Твои предки, государь, не сразу заделались царями, тоже вышли из крестьян, из тех же смолян.
– Вели, мин херц, треснуть Пашку в ухо за поношение величества! – вмешался Александр Данилович, доселе не проронивший ни слова.
– Погоди, Данилыч! – улыбнулся царь, – пусть выскажется полностью.
– Мочились в кадки с кожей, соль жадовали. Мои прадеды у твоих, государь, многажды раз сбрую покупали.
– Допустим, в кадки не брызгали, соль пользовали. Не понось честных кожеделов, профессия шорника зело уважаемая. А у тебя вдруг колхозник из грязи в князи угодил.
– Пашка честный малый, врать не умеет, – посмел возразить Федор Алексеевич. – Мой дед сказывал, что мимо двора твоих пращуров не езживал после того, как дважды облевался.
– Колесник и баста! – уперся Ягужинский, надеясь на союзничество с Головиным. – Промысел колесный важен для государства.
Меншиков встрепенулся, не утерпел, недавнее приключение вспомнил:
– Мин херц, колесо есть штука полезная в хозяйстве. Вспомни, как мы лихо на колесах шнявы из Архангельска в Онежье доставили. Чего ты на Пашку взъелся за колесника?
– Колхозник данские корабли из Любека в Киев привел. - Царь провел ногтем по строчке, - даны соромную поножовщину устроили.
– Датский король обидится, – вздохнул Головин, – а он наш союзник ноне.
– О том я и тужу, – протянул лист Меншикову царь. – Бери бумагу, Данилыч, в нужном доме она кстати понадобится.
– Не в Киев, а в Смоленск, – внес в царскую справку молодец поправку, – от шведов даны бежали.
– Зачем ты хлюпаешь и хлюпаешь? Потухла твоя трубка, хоть засосись! - Государь подвинул канделябр со свечками на край стола, – раскуривай!
– Это у меня в коленках вода хлюпает от напряга. Похоже, бурсит в Немецкой слободе подцепил. Опосля даны в Киев перебрались. Жили на Днепре болгары, чехи да хорваты. Торжище на берегу устроили. О сем прописано на обороте листа, который ты старому денщику подарил для сортирных дел.
– Щенок, ты почто мое сиятельстве нагло лаешь?! – возмутился царский любимчик и трахнул по хребту Ягужинского могучим кулаком. Из отворота рукава модного камзола выпала плоская фляжка, расплескивая вино, заскользила по полу.
– Через трубку винище лакал, – констатировал сей казус Меншиков.
Государь и Головин поднялись с седалищ, уставились на фляжку. Царь ухмыльнулся и промолвил:
– Понятно. Тебе, алкаш, с пьяных глаз всюду болгары блазнятся.
– О Казанских булгарах он говорил, – внес уточнение Головин.
- О Дунайских болгарах прописано, - огорчил генерала Ягужинский. - Креститься не захотели и бежали от хана на Днепр.
Сиятельный глотнул из фляжки, подмигнул минхерцу:
– Болгарская сливовица!
Царь, крякнув досадливо, зачеркнул большую часть трудов Ягужинского.
– Будем считать, что не родился твой колхозник у храма Святого Николая, а похоронен за ним. Пусть король Август спит спокойно. Союзничек, мать его! Датских головорезов в героев переделать велю. Болгар не упоминать вовсе, тем более, смолян. И события куда-нибудь подале направь.
– Да мы же, государь, все родом из смолян!– воскликнул Ягужинский. – Лишь твой рукосуй есть данский сураз.
– Забирай свои бумажки и ступай отсель, пьяница, – указал трубкой на двери царь и повернулся к Головину. – Короче, Федор Алексеевич, прошу проследить за трудами Пашкиными. Чую, своей честностью перессорит нас со всеми соседями. Чуть не забыл – древность русскую углуби в веках. Отстали, понимаешь, от заморских аферистов шибко. Данилыч, а не спалить ли нам архивы к чертям собачьим, как ты думаешь?
Вышел Ягужинский в коридор, показал царским дверям неприличный жест, плюнул, рукопись разорвал мелко, рассеял обрывки до самого выхода из дворца.
– Я те, осел, напишу повесть! Хрен разгадаешь!
Продолжение следует