Как я отметил своё полное совершеннолетие

            
               
  В некоторых капиталистических странах совершеннолетие наступает в двадцать один год. Аккурат с этого возраста тамошние подростки признаются государством за полноценных взрослых индивидуумов. Им разрешают покупать сигареты и спиртное, смотреть порнофильмы класса XXX и беспрепятственно посещать ночные увеселительные заведения. Короче, снимаются последние общественно-моральные ограничения.
  В моём случае ограничения снялись, конечно, гораздо раньше. Однако свой двадцать первый день рождения я запомню навсегда. Потому что именно в этот день я впервые угодил в медвытрезвитель. Или, как говорят у нас в народе: в «трезвяк».
  Честно говоря, праздник тогда не задался с самого начала. Я намеревался отметить его вдвоём с любимой девушкой. Даже отложил на сие торжественное мероприятие приличные деньги. Находясь в плену собственных иллюзий, я строил радужные планы, с оптимизмом ожидая предстоящий вечер и последующую затем ночь. Но, как известно: планы для того и существуют, чтобы в самый последний момент оглушительно рухнуть.   
  Накануне торжества моя пассия наотрез отказалась идти куда-либо со мной и, вообще, объявила о разрыве наших с ней отношений. Я оказался один на распутье. А передо мной, как перед Чернышевским встали два извечных русских вопроса: «кто виноват?» и «что делать?» Не став долго ломать голову, я зашёл за своим верным другом Клёпой.
  Тот, ознакомившись с моими проблемами, быстро нашёл ответы на оба вопроса. 
  – Весь мир - бардак. Все бабы – ****и, – философски изрёк Клёпа по поводу того «кто виноват?». И: - Надо выпить! – насчёт того «что делать?». После чего у меня не оставалось иного выхода, как пригласить в ресторан вместо девушки своего друга.
  – В какой кабак пойдём? – деловито осведомился Клёпа, ничуть не удивлённый поступившим ему предложением.
  – Давай махнём в «Антарес». Там вроде цены демократические, да и кухня вполне приемлемая. Помнится, в прошлый раз мы там очень даже неплохо посидели.
  – Хозяин – барин. Я против «Антареса» ничего не имею, - одобрил мой выбор Клёпа. – Главное только, чтобы у тебя лавэ хватило.
  – Насчёт этого не ссы. Папа сегодня башляет, – потряс я перед носом друга внушительной котлетой денежных купюр.
  – Ого! Тогда подожди, буквально, пять сек, – побежал тут же собираться в дорогу мой друг.
  Спустя час мы уже сидели за сервированным столиком расположенного в центре города ресторана. Интимная обстановка заведения способствовала правильному пищеварению, а запотевший графин водки потихоньку развеивал мою печаль, возникшую из-за разрыва с любимой девушкой. И если первые две рюмки ещё были выпиты в честь именинника, то потом за нашим столом началась тривиальная пьянка.
  По мере накачивания алкоголем, вместе с градусом температуры тела в нас росла чудовищная гиперактивность. Мы танцевали с какими-то журналистками, которым я представился начинающим, но очень перспективным режиссёром-документалистом, мы заказывали лабухам «Таганку», мы третировали официанта, мы били посуду. В конце концов, устав от всех наших художеств, четверо крепких парней из охраны взяли меня с Клёпой под руки и с бандитской вежливостью выставили за порог кабака.
  На данном этапе мои воспоминания о праздновании совершеннолетия резко обрывались.
  Как рассказывал впоследствии Клёпа, дальнейшие события развивались следующим образом: мы были настолько пьяны, что, покинув «Антарес», не прошли и ста метров. Остановил нас скульптурный мемориал с вечным огнём. Споткнувшись об его парапет, мы оба растянулись на цементных плитах с выбитыми именами погибших за Советскую власть героев и, не найдя в себе силы подняться, заснули таким же, как и они мертвецким сном.
  Пламя вечного огня полыхало в самом центре города, место было относительно людным и крайне неудачно выбранным для спячки. Потому неудивительно, что спустя какое-то время наши безжизненные тела привлекли внимание дежурного патруля ППС. Учуяв лёгкую добычу, эти стервятники с похвальной оперативностью отреагировали на злостное нарушение общественного порядка.
  Меня и Клёпу растормошили. Затем кое-как поставили на ноги. По идее, мы вполне могли избежать неприятностей. Стоило лишь попросить у милиционеров смиренным тоном прощения и тогда они, наверняка, отпустили бы нас восвояси. Однако я неожиданно раздухарился. Дело в том, что у меня при себе изначально была довольно крупная сумма денег. Поход в ресторан не съел даже её половины, и именно это, благоприятное на первый взгляд, обстоятельство сыграло со мной злую шутку.
  – Чего надо, менты поганые?! Какого хрена вы к нам привязались? Видите – люди отдыхают! Может вам денег дать? А? Да я вас всех с потрохами куплю! – разорался я с видом оскорблённого олигарха, прилепив на погон держащего меня за шиворот сержанта крупную купюру. Не ожидавшие от пьяного в «зюзю» персонажа подобной наглости, милиционеры поначалу несколько оторопели. А, придя в себя, заломили мне руки, и повели в располагающийся поблизости опорный пункт. В процессе моего задержания и этапирования Клёпа всё время, как верный пёс, крутился рядом.
  – Дяденьки, отпустите его, пожалуйста! Он больше не будет! Просто его девушка бросила, а у него сегодня день рождения, - жалобно заглядывал он в глаза милиционеров-конвоиров.
  – Чеши отсюда, дурачок, - ласково посоветовали ему те. – А то и тебя прицепом загребём. Оно тебе надо?
  Дважды себя упрашивать Клёпа не рискнул. Потому дальнейшее развитие событий наблюдалось им уже издали, с безопасного расстояния.
  – Зато, как тебя, Алик козырно принимали, - повествуя о моих злоключениях, восторгался он на следующий день. – Там, короче, «опорка» стеклянная была. Так что я всё происходящее внутри неё мог прекрасно со стороны видеть. Завели тебя менты, значит, туда к себе, а ты прямо с порога – как начал их матом крыть! Причём, орал дурниной, будто, резанный. То серьёзными проблемами им грозился, то служебным расследованием, то немедленно себе личного адвоката требовал. Короче, навёл кипишу. ППСники после такого бесплатного концерта немного струхнули и принялись куда-то названивать.
  В общем, минут через десять приехал по твою душу полковник на «вольво» с «мигалками». Ты и его тут же послал «куда подальше». Мало того, даже умудрился заехать этому полковнику по фуражке. Представляешь, что там тогда началось?! Мусора сразу же, словно бешеные псы, с цепи сорвались. Для начала они тебя дружно отхерачили. Толпой, человек так в шесть-восемь. Попинали ногами, полупили резиновыми дубинками и заковали в браслеты. Ну а затем, прикинь: специально ради одной твоей персоны вызвали по рации грузовой автозак. Обиженный полковник, понятное дело, разорялся больше всех. Ещё бы – на глазах у подчинённых быть посланным матом и получить по голове. Это ж какой урон его репутации!
  – Ладно, это всё лирика. Что там дальше-то со мной происходило? – перебив словоохотливого друга, я мучительно пытался восстановить картину произошедших накануне событий.
  – Ну, в общем, отхватив ****юлей, ты вроде бы немного успокоился. Правда, когда к «опорке» подъехал крытый мусорской «Зилок», чего-то опять вдруг возбудился и принялся брыкаться. В связи с этим ППСникам пришлось изрядно потрудиться, чтобы тебя в него затолкать. Автозак и полковника я, кстати, смутно помнил. Помнил также, как пытался вырваться из плотного кольца обступивших меня милиционеров, но перевес сил был явно на их стороне. Дальнейшие воспоминания сохранились в моём мозгу фрагментарно.
  По приезду в медвытрезвитель я был принят в тёплые объятия здешнего обслуживающего персонала. Персонал без промедления опять завернул мне руки за спину и подвесил «браслетами» на торчащий из стены железный крюк. Под хруст плечевых суставов, два местных ката основательно прошлись по моей спине резиновыми «демократизаторами». В обиходе подобная пытка называлась «Виталик Бонивур» по имени замученного китайцами во время Гражданской войны героя-революционера. Честно говоря, висеть на крюке было так больно, что я даже на пару секунд протрезвел. Однако экзекуция «Бонивуром» меня вовсе не сломила. Более того, я вошёл в раж, и, дёргаясь на дыбе, начал подзадоривать своих истязателей.
  – Врёшь! Не возьмёшь! – кричал я, войдя уже, видимо, в образ другого героя Гражданской войны - переплывающего Урал раненного Василия Ивановича Чапаева. Мои беснования продолжались до тех пор, пока вызванный милиционерами врач вытрезвителя не сделал мне в вену укол успокоительного.
  Очнулся я уже утром в холодной камере подвального типа, лёжа на грубо сколоченных деревянных нарах. Из одежды на мне присутствовали только трусы. На соседних лежаках штабелями валялись тела наглухо пропитых «синяков».
  – Где это мы? – поинтересовался я вслух, ещё плохо соображая после вчерашнего.
  - Где, где - в трезвяке, - просипел один из коренных обитателей этого заведения.  – Совсем молодёжь мозги пропила.
  Подойдя к двери и вглядываясь в мутное плексигласовое окошко, я принялся настойчиво долбиться в него с просьбами выпустить меня отсюда. 
  – Чего тебе? – появилось, наконец, заспанное лицо дежурного милиционера.   
  – В туалет хочу, - сделал зверскую рожу я.
  – Потерпишь.
  – Ага, конечно. Делать мне, что ли больше нечего. Щас прямо здесь вам в угол камеры нассу! – довольно натурально припугнул я своего стража. Угроза подействовала. Во всяком случае, дежурный тяжело вздохнул и отодвинул засов двери. Под конвоем я был отведён им в служебный туалет. При этом милиционер вёл себя довольно лояльно, пытаясь даже туповато меня подкалывать.
  – Может, косячок пыхнем? – предложил, например, он, едва я отлил.
  – Давай пыхнем, – угрюмо согласился с ним я.
  – Ишь ты, шутник. Ты в курсе, что у тебя в куртке анашу нашли?
  – Да ну? Неужели?
  – Вот тебе и «да ну»! – передразнил мой конвоир. – Гляди, ещё срок припаяют за хранение.
 Тут я действительно вспомнил, что у меня во внутреннем загашнике куртки лежал забитый в «Беломорину» косяк. Кто-то из пацанов сделал в честь дня рождения босяцкий подгон.
  – Короче, букет у тебя довольно таки нехилый образовался. Нарушение общественного порядка, сопротивление властям, плюс наркота на кармане – вполне можешь под статью попасть, - продолжил развивать скользкую тему милиционер.
  – Так чё, может тогда действительно: давай с тобой накуримся? Уничтожим, так сказать, улики, – не видя иного выхода из сложившийся ситуации, откровенно съязвил я.
  – С ума сошёл? - тут же включил заднюю передачу милиционер.
  – Ладно, расслабься. Шучу я. Веди меня обратно, - пришлось пожалеть мне этого недоумка. Тот облегчённо выдохнул и, мгновенно приняв вид ретивого служаки, злобно гавкнул: - А ну давай, пошевеливайся! Руки за спину и топай по-рыхлому в камеру! Тоже мне шутник нашёлся!
  Спустя пару часов заявилась моя маман. Верный друг Клёпа сообщил ей, какое отделение меня задержало, а уже непосредственно там - дали адрес вытрезвителя.
  – Скажи им, чтобы меня немедленно выпустили! И одежду мою пускай всю вернут! Волки позорные! – крикнул я матери через окошко своей темницы.
  - Да я в курсе, сынок, что они волки. Что поделаешь, у нас вся страна сейчас, как дикий лес, - театрально закатив в потолок глаза, горько вздохнула та.
  – Попрошу не выражаться! Гражданка, что вы себе позволяете!? – опешил от подобной наглости сидящий на вахте милиционер в чине капитана.
  – Ну, извините. Не знала, что вы такой обидчивый, - отмахнулась от него, как от назойливой мухи, моя родительница.
  - А то, что ваш сын балуется наркотиками, и при задержании оказал сопротивление сотрудникам правоохранительных органов, вы знали? – в голосе капитана зазвучали металлические нотки.
  - Господи, - моментально вернулась в трагический образ маман, вполне натурально схватившись за сердце. - И что с ним теперь будет? Его посадят?
  – Не волнуйтесь, вы так, женщина. С ним сделают то, что и положено делать в подобных случаях. Для начала мы будем вынуждены выписать штраф с сообщением по месту работы. А затем отпустим его на все четыре стороны, - успокоил её милиционер. - Дежурный, ну-ка доставь ко мне этого клоуна!
  Мой утренний компаньон по путешествию до туалета вновь отворил темницу и выпустил меня наружу.
  – Как насчёт того, чтобы вам штраф здесь на месте оплатить? – внёс конструктивное предложение я, едва увидел сытую продажную рожу капитана. Уведомление из подобного заведения по месту работы мне не улыбалось.
  – Пожалуйста. Мы не против. Передо мной на стол тотчас выкинули продолговатый ящичек с личными вещами: ключами, ремнём, шнурками и прочей дребеденью. Из денег в ящичке было лишь горстка звенящей мелочи.
  – Всё на месте? – ехидно поинтересовался милиционер.
  – Практически. Если не считать трёхста тысяч. Деньги верните.
  – Какие-такие деньги? – изобразил на своём лице неподдельное удивление цербер в погонах.
  – Которые вы у меня украли.
  – Чего? Ты я смотрю, походу, ещё окончательно не протрезвел. Значит, говоришь: мы у тебя что-то там украли? Колян! А ну, иди-ка поскорее сюда! И Вовчика с собой по пути прихвати! Тут у нас, видите ли, непонятка с одним из задержанных возникла. Нужна ваша профессиональная помощь.
  На зов старшего офицера из служебного помещения появились двое здоровенных подручных. Скорее всего, это были мои вчерашние истязатели.
  – Чё случилось, товарищ капитан? – перекатывая во рту жвачку и поигрывая резиновой дубинкой, поинтересовался один из них.
  – Да вот, Колян. Представляешь, этот умник утверждает, что мы у него якобы триста тысяч похитили.
  – Понял. Щас разберёмся, - быстро вникнув в суть дела, пообещал Колян.
  – Не надо разбираться, - остановил ретивого служаку я, чувствуя, что на теле после вчерашних побоев итак нет ни единого живого места.
   – Что, сразу нашёл свои деньги? – откровенно забавляясь ситуацией, осведомился капитан.
  - Нашёл. За подкладку завалились, - хмуро пояснил я.
  – Ну, то-то. Сначала сами напьются, как свиньи, а потом милицию во всех грехах обвиняют. Ты, кстати, где работаешь? Штраф куда тебе выписывать?
  – Никуда. Сказал же, что уплачу на месте, - мне с большим трудом удалось взять себя в руки, чтобы не сорваться и не нахамить этому оборзевшему от собственной безнаказанности представителю закона.
  Раскрутив мать на оплату двадцати тысяч рублей административного взыскания, я вышел, прихрамывая на воздух. В кладовке нашей квартиры под кучей старого хлама, у меня хранились кое-какие оставшиеся от зарплаты сбережения. Потому, мечтая о холодном глотке пива, я поспешил на идущий в сторону дома автобус.  Начался двадцать второй год моей сумбурной жизни на этой земле.