Эвелин и Мередит

В детстве Эвелин подарили куклу. Фарфор и шёлк. Кожа цвета зрелого персика, локоны в тон июньскому солнцу, красное платье в ромашки и голубые глаза морских пучин. Она назвал её Мередит и полюбила большего всего на свете. Эвелин было пять. У неё был отец алкоголик и слишком добрая мать. Он был когда-то военным, и воспоминания о тех временах сжирали ему душу, превращали его сердце в мрамор, а глаза в хрусталь, каждую среду в десять вечера он приходил домой пьяным и бесчеловечно злым. Он приходил домой и избивал её мать. Она была художницей в далекой молодости, вольная птица, посажанная в клетку бесплодной любви. Хрупкая фигура, точеные запястья, глаза цвета каштана и чёрные как ночь волосы. Каждую среду она теребила подол своего платья, смотрела на стрелки часов, которые каждым движением, каждым звуком били по её вискам, подпитывали страх. Она смотрела на ручку двери и всё в ней опадало, душа металась, а мозг кричал, ища выход, сердце останавливалось на миг, оставляя новый седой волос на голове подбитой птици. Он заходил, резким рывком открывал дверь, её ручка билась об цемент, штукатурку и обои, увековечивая каждую новую среду, каждый новый ад в жизни Эвелин и её матери. Она знала, что нет смысла прятаться, что надо просто принять ненависть такой какая есть, она просто ждала его в коридоре. Зверь готовый к забою. Он хватал её мать за волосы цвета ночи и кидал белый фарфор её кожи об стену. Зеленые обои в слезах и крови умирающей любви. Она сползала по стене, хватала воздух бледными губами, впивалась карими глазами в пустоту и молчала. Как же его бесило это молчание. Он хотел, чтобы она умоляла, чтобы была нижним звеном в его личной пищевой цепочке. Он с размаху бил её по лицу и она сжималась в пустоту, он брал её голову в свои звериные лапы и кидал на угол их дивана в алой обивке. Цвет крови так незаметен на общем фоне. Человеческая жестокость так увековечивается в частном плане. Он бил ногами в живот, она теряла себя в отчаяние, он вырывал ей волосы, она не чувствовала боли, лишь тьму. Эвелин всегда сидела без движения, ни вздоха, ни всхлипа, ни шороха. Лишь тень вселенского ужаса бегала по её детскому лицо, лишь пули отчаянной беспомощность пронзали на вылет её грудь. В глазах читался звериный страх и скорбь старухи, которая успела увидеть все ужасы этого мира. Слезы падали алмазами на красное платье Мередит и навсегда оставались в ней. Эвелин сжимала Мередит так, что можно было услышать как трещит фарфор её персиковой кожи. Сколько ты видела, Мередит? Сколько ещё предстоит тебе увидеть? Только глаза твои холодной пучиной морской взирали на происходящее. Эвелин сжимала Мередит и начинала её любить всё больше. Почему ты была так слаба, Эвелин? Почему ты позволяла смерти гулять у вас дома даже спустя 12 лет? Эвелин, ты была мертва уже тогда. Отец избивал её каждую среду, а потом наступал четверг и начинался обратный отсчёт.