Гар лежал на берегу моря и смотрел на. полосу прибоя: волны косо набегали на. берег и казалось, вдоль берега неслась пенистая река. Она опадала, гасла, уходила, в песок и камни и возникала снова, и снова. Шипящая, разлетающаяся пузырями и брызгами о берег живущая секунды, пена, морская была, долговечнее людского рода.
Волны возникали далеко в море. Они неслись к берегу плавными валами, изгибались на отмели и, накренившись вперед, неслись в атаку на, упрямые лбы камней. Смерть их была прекрасной - их душа превращалась в миллиарды пузырьков и улетала вверх, растворяясь в воздухе.
Гремела, грозно-веселая музыка прибоя, музыка соединения стихий - воды с воздухом. Воздух - вот всемирная душа! Эта беспокойная душа, заставляла, волноваться море, гнала, водяные валы к берегу, рождала, пену и брызги прибоя. Воздух вбирал в себя запахи, краски, звуки, да, наверно, и мысли. Так, казалось, во всяком случае, Гару.
Он чувствовал, что когда, он был один, то воздух плотно был набит душами окружающих вещей: деревьев, камней, травы. Все как-будто вот-вот готово было высказаться, тайны окружающего мира начинали приоткрываться, появлялось предчувствие возникновения нового видения, сквозь голову проносились невыразимые слова истины. А когда появлялись люди - их мысли вытесняли робкие души вещей, голова, начинала, работать словами.
Становилось спокойнее от включения в людскую мыслительную цепь, появляющуюся в воздухе. Беспокойство одиночества исчезало. Познающее "Я", которое подходило к самой коже и почти сливалось с окружающей природой, вбивало ее через огромные воронки глаз, снова, сжималось в точку где-то в середине мозга и занимало круговую оборону.
Гар вспомнил, как недавно приехал сюда, как стоял у самой воды. Сзади неслись поезда.. Они, вопя, вылетали из тоннеля, из черноты, оттуда, откуда появился и Гар. Впереди колыхалась прозрачная голубая вода, позади была, чернота бесконечного тоннеля, желтых огней, лязга буферов, а. еще раньше - что-то раздраженное, дробящееся на множество осколков. Все это превращалось в отвратительное, черно-желтое, глупое и злое существо, которое тоже пыталось вылезти из тоннеля, а может уже и вылезло, может уже стояло огромное за спиной и кричало гоголевским Вием: "Ну, посмотри на меня! Ну, посмотри!"...
Но Гар прыгнул в воду, он слышал только всплеск своего тела., чувствовал как вдоль него восхитительно заструились голубые струйки воды. Он погружался в новую, плотно охватывающую его среду. Ах, только при встрече и расставании мы любим!
Огромная энергия освобождалась в Гаре, энергия запасенная при сверхсжатии в том черно-желтом мире. И он несся под водой с поражающей его скоростью. Солнце пронзало всю толщу воды. Выскакивая иногда из воды, чтобы глотнуть воздуха, Гар видел переливающееся миллионами бликов лазурное море, зеленые горы, пляжи с сотнями людей, круговерть ярких красок, веселые корабли.
Была бы такая жизнь - как эта ясная, упруго сопротивляющаяся. вода, нестись бы, яростно и весело растрачивая энергию, сквозь такую жизнь!
Появившиеся рядом с Гаром дельфины с любопытством глядели на него. Одна, из дельфинах поплыла, рядом с Гаром, то и дело касаясь его своей гладкой скользкой кожей. Она проскальзывала снизу, сверху, сбоку. Это была явно любовная ласка, и Гару было приятно не столько от прикосновений, сколько от самого факта, что его ласкают. Только вот смущали другие дельфины. Он видел вокруг себя живые, веселые глаза дельфинов, чувствовал их молниеносное мышление. Они пытались понять его, радовались ему. Гару было стыдно от того, что он вызывает эту непонятную ему радость у дельфинов, что одна из них ласкает его на глазах у всех. Несясь в дельфиньей стае, Гар забыл, что были обиды, злые слова, забыл как лязгало, лягалось и жалило происходящее. Он сам смотрел на дельфинов с обожанием, как всегда, смотрят на, них люди.
Увидев, что Гар спокоен и радостен, дельфины вдруг куда-то исчезли. Они ушли в море, не получив от него ничего, ушли, верные своему великому принципу дельфиней морали: "Дружба без вознаграждения" ...
Потом Гарбурбарам лежал на горячей гальке пляжа, дремал, в мозгу крутился, оседал, какой-то мусор. Из тоннеля вылетали поезда. Они стучали: "Гар-бур-барам-, Гар-бур-барам-, Гар-бур-барам..." Гарбурбарам слышал в сложной ритмике стука колёс не только свое имя. Он слышал целые рассказы поездов. Пассажирские выстукивали историю о брошенных женщинах, о взаимоотношениях на службе, о распределении жилья, о попытках стать талантливым, о детских болезнях, приводящих в отчаяние. Товарные солидно толковали о тяжелой индустрии, о необходимости сокращения встречных перевозок. Электрички, перескакивая с одного на другое, несли какую-то дребедень о мимолетных связях и курортной любви.
Странно было вспоминать о том первом дне. Тоннели, поезда, с их рассказами, не мешали сейчас Гару околдовываться творящимся перед ним.
Рождалась у берега, пена, морская. Она освобождалась из сокрытого состояния на какой-то миг прекрасной жизни между двух стихий. А для природы разве мы все появляемся не на миг, высвобождая своим пониманием красоту, несуществующую без нас? И в этот миг, наполняя мир красотой, разве не успеваем мы с бесконечным удивлением и неожиданной любовью глянуть в чьи-то глаза, так, как глянули дельфины на Гара!