Про кота Ваську, хозяйку его Наську и про фашистов

Антон Серебряный
Жила была девочка Настя. Все звали ее Наська. Было ей восемь с половиной лет. Жила она в деревне Ольховка, вместе с мамой, папой и тремя братьями. Мать работала в колхозе на ферме, а отец был трактористом. И был у Наськи кот Васька. Не кот, а загляденье. Сам пушистый, черно-белый в полоску, а глаза голубые-голубые, как небо в солнечный день. Его еще трущобным котенком Наська на улице подобрала и в дом принесла. Поворчала мать Наськи, да потом рукой махнула, пусть мол живет, будет хоть кому мышей в избе  ловить. А мышей и правда в тот год развелось видимо -невидимо. Но вот вырос Васька в красивого пушистого кота, что все кошки как его видели так и столбенели от такого чуда, а собаки только злобно рычали, когда он распушив хвост важно прогуливался по деревенской улице.

Жил кот, не тужил. Любил на теплой печке спать, с кошками по весне заигрывал, да с котами дрался. По утрам любил сидеть возле  коровы и смотреть, как корову Буренку доят, чтобы и ему молока дали. И вправду, Авдотья Петровна, хоть и считала его дармоедом, но всякий раз наливала Ваське в глиняную чашку парного молока. Уж больно красив подлец, да и смотрит так жалобно, что хоть треснешь, да нальешь, - думала доярка, наполняя чашку молоком.

Однажды летом, вышел кот на крыльцо, стал по-привычке умываться, а потом насторожился. Что такое? Люди по деревне бегут к правлению, возле которого на столбе висела черная тарелка, издававшая различные звуки. То песня из нее несется, то музыка непонятная, а то и говорил кто-то на человечьем языке.

Послушали люди тарелку, а потом запричитали, заохали. Бабы заголосили, мужики сурово нахмурили брови, даже детишки будто враз носами захлюпали.
   
- Война, война с Германией, - кричали люди, а Ваське и дела нет до того.

Подумаешь, война, - размышлял кот, а кричат так будто ливер в сельпо привезли. Развернулся Васька, поточил о забор когти и пошел по своим кошачьим делам. Надо вишь соседскому рыжему коту уши надрать, чтобы не лазил в их огород.

Но вскоре война затронула и маленькую деревню. То в одной  то в другой избе раздавался женский плачь: провожали мужчин в армию. Настал тот день, когда отец Наськи с вещмешком на плечах, поцеловал сыновей и Наську, обнял на прощание рыдающую жену и пошел стуча тяжелыми солдатскими сапогами на сборный пункт, оставляя после себя дурманящий запах табака и самогонки.

Тоскливо стало в доме без хозяина, а семья стала жить в ожидании  маленьких серых треугольников — солдатских писем, которые в их дом приносила почтальонша тетя Шура. В каждой избе с тревогой и радостью ждали этих писем: что же там написано?  И туманились  глаза жен и детей слезами, если долго не приходили весточки с фронта.         

В один из дней Васька, сидя на заборе, наблюдал картину. В небе гудящими черными стаями летели на Восток сотни вражеских самолетов.

Вот ироды, на Москву летят, банбить, наверно. И как же это ни один из этих нехристей не упадет, чтоб им вовек провалиться,- шамкали старухи и шептали женщины, вытирая с глаз слезы.

Впрочем, Васька самолетов не боялся. Они для него, чем-то навроде птиц представлялись. Летают, ну и пусть себе летают, лишь бы вреда от них не было.

Но, чем ближе к деревне приближалась линия фронта, тем все грустнее и грустнее становилась Наська и ее мать. Да и Васька заметил измененное отношение к своей персоне. Еды кот стал меньше получать, а утреннюю порцию молока от коровы и вовсе перестали давать, так как все излишки отдавали в колхоз для фронта. Теперь, Наська часто спорила с матерью, уговаривая налить своему любимцу молока.

Мамочка, ну пожалуйста, налей немного молочка Васеньке, а то он опять голодный будет ходить, совсем худой стал, - просила Наська!

И не проси, все велено в колхоз отдавать, а он пущай мышей ловит, - отвечала озлобленная и измотанная бесконечными домашними заботами и работой в колхозе мать!

Васька оставался ни с чем, но потом Наська не выдерживала и почти всю свою порцию молока стала отдавать коту. Васька ценил заботу девочки и теперь часто, в ущерб своим кошачьим делам, забирался на колени к девочке и мурлыкал ей песенки, старательно разминая лапками ее живот.

В один из осенних дней забрался Васька на забор и удивился. Раскаты грома из-за леса слышатся, а небо ясное и туч не видно. Но причина быстро выяснилась. Это была фронтовая канонада. В деревне тоже ее услышали и стали собираться в эвакуацию, но многие не успели уехать. В их числе была и мать Наськи. Надо было бросать все добро нажитое тяжелым крестьянским трудом, но не решилась женщина уехать. 

Несколько дней пролетели в тяжком ожидании, а потом наступила развязка и вот уже на окраине деревни показались наглые стрекочущие мотоциклисты с закатанными по локоть рукавами, одетые в светло-серую мышиного цвета форму.  Следом  в деревню вошли и регулярные войска. Несколько дней возле деревни  по большаку тащилась на Восток немецкая техника: пушки, танки, самоходки.   

И откуда у людей столько всяких бренчащих железяк берется, - думал Васька, болезненно морщась от запаха бензина и гари, наблюдая за продвижением вражеских частей.

А спустя некоторое время в деревенские дома стали захаживать и немецкие солдаты. Подошли и к Авдотьиной избе несколько солдат с толстым офицером в фуражке с непомерно высокой тульей. Вслед за офицером нес чемоданы, долговязый чернявый солдат. Васька с чердака тревожно разглядывал незваных гостей, пытаясь понять, что им нужно.   

Гости открыли ворота и натолкнулись на собаку. Пес Тузик оглушительно залаял, защищая хозяйский дом, но спустя мгновение щелкнул сухой выстрел. Васька и опомниться не успел, как увидел, что Тузик жалобно заскулил и замер, уткнувшись мордой в землю, а толстый офицер уже убирал дымящийся пистолет в кобуру.

С первого же раза незваные гости Ваське не понравились. Да к тому же еще и Тузика убили. Хоть и не очень любил кот Тузика и всегда с настороженностью обходил собачью будку, но уж чересчур нагло повели себя оккупанты, чем и разозлили кота. И решил Васька отомстить немецким захватчикам при первой возможности.

А оккупанты тем временем заглянули в дом. Осмотрели его и через переводчика объявили хозяйке, что тут будет жить обер-лейтенант Курт Майзель, а матери с Наськой и братьями велели перебираться жить в подпол.   

Выхода не было и хозяйка, собрав нехитрый крестьянский скарб, вместе с детьми и Васькой перебралась в подпол. В первый же день Васька через потайной лаз в подполе удрал на улицу и видел, что творили немцы в деревне.

Фашисты перестреляли всех деревенских собак, вырубили в палисадниках все кусты и акации, так что и спрятаться Васке стало негде. Закончив работу по вырубке кустов, солдаты полезли в курятник и забили всех кур. Затем со двора куда-то увели хозяйскую корову, а из хлева забрали визжащих поросят. Вскоре во дворе запылал костер и длинный денщик-румын, что лопоча на своем языке стал поджаривать на костре свинину.  К вечеру перепившиеся фрицы устроили в деревне пьяный дебош со стрельбой и танцами под хозяйский патефон.

Смотрел на все эти пьяные художества незваных гостей Васька и сердце его кровью обливалось. Но нет, не за себя боялся кот, а за хозяйскую семью и Наську. Он то и охотой проживет, а людям, видимо, совсем несладко придется.

Уже почти два месяца прошло со времени появления немцев в деревне, жители которой теперь не по наслышке узнали, что такое новый порядок. Теперь все заботы жителей Ольховки были только о том, как бы раздобыть хоть немного еды. Вот и мать Наськи дожидалась темноты, чтобы крадучись пробраться на задний двор, куда немецкий повар выливал помои, где можно было набрать немного  картофельных очисток. В подполе было голодно и холодно, а потом мать приспособила старую печку буржуйку, на которой втихаря варила баланду из гнилых овощей. Какое уж тут молоко, если корка сухого хлеба лакомством считалась.

А как же кот Васька? Васька  выжил, правда, похудел значительно, но зато окреп, стал хитрее и выносливее. Еды у Наськиной семьи для кота  не было вовсе, так, что пришлось коту переходить на мышиную диету. И стал Васька знатным мышеловом, а потом приспособился  и другими разностями еду добывать.            

Днем Васька отсыпался в подполе, а как наступала ночь  пробирался в избу. Как хозяин ходил Васька по столам и прибирал все, что плохо лежало. Остатки сала, колбасные обрезки, сыр и ветчина с тарелок — все это уходило в бездонный кошачий желудок. Васька даже научился залезать в солдатские вещмешки, выуживая оттуда головки французского с плесенью сыра, аппетитные баварские сардельки и пряную ветчину. Васька и хозяйской семье старался помогать, таская для них еду.

Пробираясь через спящих немецких солдат в поисках еды Васька параллельно мстил фашистам. Особенно доставалась от Васьки  толстому обер-лейтенанту Майзелю. Никак не мог ему простить гибель Тузика. То китель новый ему раздерет, то в сапоги нагадит, а то и прямо на фуражку больших дел наделает. Толстяк утром просыпался и начинал по-немецки ругаться, а Ваське хоть бы хны...давно уж храпит в подполе на руках у Наськи. Немец не догадывался, что это кот ему подлянки устраивает и думал на мышей. Везде и мышеловок немецких наставил, в которые только несмышленые мышата и попадали.      

А потом придумал себе Васька новое развлечение. Насытившись немецкой едой, пробирался кот к изголовью кровати Майзеля и изловчившись совал свой пушистый хвост прямо захватчику в нос. Толстяк начинал чихать и кашлять, а потом с руганью просыпался, не понимая, что произошло. А Васька сидя под кроватью лишь довольно ухмылялся,..мол погоди, это еще цветочки, я тебе фашистская морда еще устрою сладкую жизнь.   
 
А потом беда случилась. Заболела Наська простудой и не выздоравливает, а с каждым днем тает и тает, как свечка. Холодно и голодно было в подполе.  Плачет беззвучно мать, глядя на бледное лицо дочери, понимая, что ничем уже не поможешь. Плачут братья, да что с них взять. Маленькие. Васька, как мог поддерживал хозяйку. Согревал ее своим пушистым телом, приносил  ей лучшие куски колбасы и сыра, но ничего не помогало. Лекарство бы какое дать, да где его взять.

- Васенька мой, хороший котик, - едва шепчет Наська, поглаживая рукой кота, а рука тонкая-тонкая от голода и болезни. А у Васьки чуть слезы из глаз не бегут от жалости к хозяйке и злость кипит в груди на немецких оккупантов.
 
Лишь под самое утро Наська измученно заснула и Васька пробрался в избу. Было еще темно, но кот хорошо видел. Пробираясь вдоль стены Васька остановился у мышиной норки. В норке скрывалось восемь мышат. Васька чуть постоял, вдыхая сытный                мышиный запах, а потом двинулся к столу. Васька не спешил ловить  и есть маленьких мышат, как рачительный хозяин, выращивая кроликов на мясо. А иногда даже и помогал мышиному семейству, специально сбрасывая со стола возле норки хлебные корочки и остатки колбасы. Это был его стратегический запас на случай голода. Тошнотворный запах шнапса и кнастера — немецкого табака  витал по избе, но Васька уже к нему привык и почти не морщился.
Вечером немцы перепились, отмечая какой-то праздник и Васька без страха влез на стол, зная, что пьяные оккупанты будут дрыхнуть до обеда.
Васька шел по столу, между тарелками с едой и стаканами с недопитым шнапсом, брезгливо откидывая в сторону бычки от вонючих немецких сигарет и лапами сдвигая на край стола приготовленную еду.

В избе постепенно стало светлеть. Вдруг краем глаза Васька увидел, как в окне за морозным стеклом мелькнула чью-то белая тень. Васька насторожился. Хоть за это время он и увидел немало, но тут было что -то другое. Прокрался Васька к окну и замер. Прямо на него пытаясь что-то рассмотреть в избе глядело человеческое лицо. Человек был одет во все белое, а в руках держал автомат, но не немецкий, а русский. Еще несколько белых людей пробрались во двор.         
С тихим стоном на крыльце рухнул сонный часовой, снятый чьей-то  умелой рукой, и тогда Васька все понял.

Поэтому, когда через мгновение под сильным ударом ноги дверь избы распахнулась и молодой звонкий голос закричал: Хенде хох, фрицы, Васька не дожидаясь развязки прыгнул с подоконника прямо на толстое лицо обер-лейтенанта Майзеля, раздирая когтями в кровь ненавистную фашистскую рожу. Советские разведчики, ворвались в избу и моментально связали оккупантов, которые от неожиданности даже и не пытались сопротивляться.

Спустя несколько часов все фашисты были выбиты из Ольховки, хотя некоторые и сумели удрать, а в деревню вошли регулярные части Красной Армии.

Уже вечером в деревне было весело. Жители отмечали  освобождение от немецкой оккупации, как главный праздник в своей  жизни. Измученные жители вылезали из нор и подвалов, обнимали встречных бойцов и целовали, не в силах сдерживать слезы, которые ручьем текли по закопченным изъеденным голодом лицам людей. 

В доме Наськи тоже было веселье. Наську с мамой и братьями бойцы перенесли в избу, а связанных немцев спустили в подпол на их место. Пленные не протестовали, лишь Майзель, что-то бормотал,  растирая плечом расцарапанное лицо. Бойцы накрыли праздничный стол, и чего там только не было. Тушенка, огромные куски серого солдатского хлеба,вареная картошка, трофейный шнапс и даже сало.      
Наську солдаты бережно положили на кровать, а полковой военврач - строгая  молодая женщина дала ей лекарство-порошок, от которого девочке сразу сделалось лучше.

В поставленном на табурет ящике из под овощей на почетном месте во главе стола сидел кот Васька и радостно жмурясь поглядывал на своих освободителей, понимая что самое страшное уже позади.
Бойцы закусывали и выпивали, поднимая тосты, за Победу, здоровье Наськи и за кота Ваську.

-Ох, и боевой же кот у вас, тетка Авдотья, - весело говорил молодой старшина Перепелкин с медалью за отвагу на груди!

- Да, -вторил ему рядовой Кацюба. - Я сперва даже не понял, что это такое. Только автомат наставил, а котина этот, как прыгнет на того толстого фрица и давай его драть, только визг стоял!
 
- Ладно уж Вам, - смущалась мать Наськи. Еще перехвалите. С кошками надо строгость проявлять!

- Да уж, какая тут строгость. Можно сказать всех нас выручил. Если бы немцы не сдрейфили, а стрельбу открыли, то дали бы нам прикурить. Вообще я так думаю, если бы служили коты в армии, то можно было бы взять его с собой на службу и поставить на довольствие. А если нет, то Васька за свой подвиг вполне заслужил награды, - подытожил лейтенант Баранов!

- Да чем его же наградить, ведь не носят коты ни ордена, ни медали. Да их и закрепить не за что, не на шкуру же их цеплять в самом деле, - растерянно произнес Кацюба?

- Ну это дело поправимо. В армии вот иногда за подвиги наливают сто грамм. Так вот коту награду надо сухим пайком выдать, - предложил Перепелкин!

Предложение бойцам понравилось и Ваське в блюдце положили полбанки тушенки с напутствием: «гуляй кот полосатый, а хвост держи лопатой». Но и про медаль не забыли бойцы. Пока Васька сдержанно глотал куски тушенки, рукастый Кацюба вырезал из баночной жести круглую медаль, на которой сверху пробил дырочку.  Старшина оторвал от своего платка кусок алой материи и получилась почти, как настоящая медаль на ленточке. А потом лейтенант Баранов от имени командования  поздравил Ваську с наградой и одел на шею Васьки ленточку с медалью под восторженные аплодисменты бойцов.

Спустя два часа бойцы уже спали, положив бараньи полушубки прямо на пол. Утром солдаты должны были снова идти в бой, чтобы   освобождать родную землю от захватчиков.
Только Васька не спал. С удивлением и гордостью смотрел он на свою жестяную медаль и думал, что, наверное, это и есть самое настоящее кошачье счастье.