Осень никак не может прийти в Москву: везде часовые любви. Воздух просто пронизан любовью и летом, летящими платьями и не летящими листьями. Всё зЕлено-молодо, ярко: лучезарно, светозарно, озорнО.
Сдаётся, пора нашей матушке-природе скорректировать пенсионный возраст, на пару тройку меловых периодов. Хватит этих белых лиц, с чёрными фломастерными бровями и клюквенными губами.
Так - лёгкий тОнчик на загар, блеск на губах, блеск в глазах, блеск в душе. Пару бурлЕскных периодов и ...ледниковый саркофаг, чтоб посвежее сохраниться к поцелую следующего метеорита, королевского/ королёвского/ кремлёвского.. класса.
Визги детей и собак разносятся по всему Симонову скверу. Ветка доходит до ограды, где есть одна подпиленная пИка, если её сдвинуть, наподобие маятника Фуко, то чрез стоянку за монастырём можно пройти в ДК ЗИЛ самым кратчайшим путём.
Ветка уже берётся за холодный металл горячей лапкой, но вдруг отпускает и отправляется к самой большой башне. Из её основания гордо выпирают, не укрытые ничем, мощные валуны.
- Пётр. Какое подходящее мужское имя...
Ветка медленно ступает, проверяя имя на повтор:
- Пётр-пётр-пётр, - где настырное "тррр..", напоминает остановленных коней.
Мчались, мчались, задравши хвост, да вдруг:
- Тырррр..
Это её смешит и она идёт вприскочку дальше, обкатывая каменное имя во рту:
- КукУшка ПетрУшке купила капюшон, как в капюшоне он...
Обхохочешься.
- Правда, Осень?!