СТАРЫЙ ДОМ (для 6 - 10 лет)
«Ой, как вечером холодно! Бррр! А как есть хочется, даже в животе громко бурчит!» – тоскливо думал котёнок Тишка, бредя по улице, куда глаза глядят. Дул пронизывающий осенний ветер. Навстречу, подняв воротники, спешили озябшие прохожие, и никому не было до него дела. Он надеялся, что, может, какой малыш угостит его кусочком булочки. Малыши добрые, они всегда, если сами что-то едят, угощают. Но было, наверное, уже поздно, все малыши сидели по домам. И у кафе было пусто. Только суровый дяденька-охранник буркнул: «Иди, иди отсюда, нечего тебе тут делать!», когда Тишка хотел шмыгнуть мимо него в помещение…
Он свернул на небольшую улочку с одноэтажными домами. Ветер здесь чуть поутих, но стал накрапывать дождь, оставляя редкие тёмные пятна-горошины на асфальте. В небе слегка громыхнуло, – дождь встрепенулся: пробежал, постукивая длинными прозрачными ногами, по крышам, украсил бусинками-слезинками окна домов и… затих.
Но Тишка всё же успел немного промокнуть и пытался сообразить, где бы спрятаться на ночь. Он хотел протиснуться под железные ворота Нового дома, как вдруг услышал:
– Продрогнешь, малыш, полезай под моё крыльцо, там сухо и мягкая соломка. – Это, скрипя шаткими ступенями, говорил соседний Старый дом.
Тишка совсем не удивился, он частенько разговаривал с домами, с фонарными столбами, припаркованными машинами. Ему даже показалось, что Старый дом чуть-чуть придвинул ему навстречу свои ступени.
Тишка юркнул под покосившееся деревянное крыльцо. Там, заботливо прикрытые соломой, тесно прижавшись друг к дружке, посапывали во сне два совсем ещё крошечных щенка. Тишка облегчённо вздохнул: всё же здесь нет дождя и ветра и такая мягкая солома. Он прижался к щенкам, свернулся калачиком и тоже чуть задремал. Но он не спал, – просто успокаивался от всех своих волнений в этом внезапно наступившем покое. Сквозь дрёму он слышал разговор Старого дома.
– Все пятьдесят лет, почитай, Кузьмич жил здесь, сам построил и жил, никуда не переезжал, – неторопливо тот повёл свой рассказ. Старый дом, очевидно, рад был новому жильцу, ему не терпелось и Тишке поведать свою историю. – Хорошо было с дедом Кузмичом, тепло, уютно. Печку осенью и зимой каждый день топил. Ступеньки мои никогда не шатались, всегда летом чинил их. Но несколько лет назад дед Кузьмич умер, ох, ох… – тяжело вздохнул Старый дом.
Тишка услышал, как заскрипели его стены, пол и двери, с печальным повизгиванием хлопнула от ветра оставленная не прикрытой форточка.
– …И всё сразу стало ветшать, – грустно продолжил дом. – Сейчас, поди, в комнатах лужи, крыша совсем прохудилась. А бедным голубям и приткнуться на чердаке негде! Его внук Егор приезжал, забил крест-накрест досками окна и уехал, с тех пор так ни разу и не наведывался...
Тополь у крыльца молча покачал своей сильно поредевшей золотой шевелюрой. Он, видимо, много раз слышал этот рассказ и тоже часто вспоминал деда Кузьмича, его большие тёплые ладони... Дед в засуху поливал его. Срезал осенью и весной ненужные сухие веточки, вот скворечник и кормушку для скворцов смастерил. До сих пор каждую весну прилетают, птенцов выводят.
Вдруг раздался шорох, мелькнула серая тень.
– Опять Аниска, старая крыса, пришла проведать меня. Ну, входи, входи, посиди, передохни чуток. Дыра в дверях большая, она сама её и прогрызла, вот и ходит через неё, – Старый дом опять вздохнул и надолго замолчал.
Тишке вдруг ужасно жалко стало и деда Кузьмича, и Старый дом и даже крысу Аниску, он представил, как та в одиночестве бродит по пустым комнатам… И он тоже решил поделиться своими горестями.
– А я вот жил с мамой, братишкой и сестрёнкой в сквере. Ух, как там весело было летом, мы за бабочками гонялись! Мама каждый день приносила что-нибудь вкусненькое. А какое тёплое душистое у мамы молоко-о-о! – Тишка закрыл глаза, представив себе вкус маминого молока, и облизнулся. – А потом меня подобрала девочка Лиза и принесла к себе домой. Её мама не хотела, чтобы я жил у них… но Лиза маму уговорила… Она меня любила, наливала мне в блюдечко тёплого молока, играла со мной. Но однажды, после прогулки, забыла мне вымыть лапки, а я случайно влез на диван и испачкал покрывало. Тогда её мама сказала: "Ну, уж этого я не потерплю!". Лиза плакала, просила меня не выкидывать, но тётенька всё равно отнесла меня в сквер и там оставила. Это был совсем другой сквер, совсем, совсем не тот, в котором мы жили с мамой. Я долго маму искал, но так и не нашёл…
Тишка горестно вздохнул. Но в это время один щенок проснулся и лизнул его в нос тёплым шершавым языком. Тишка улыбнулся.
– А где моя мама? – спросил щенок.
– Мама Динка пошла к столовой, там повариха добрая, её подкармливает, чтобы молочка у неё было для вас больше, – ласково успокоил его Старый дом.
Щенок вновь уснул. Задремал и дом. Во сне он продолжал охать, стонать и скрипеть. «Это он от старости, – подумал Тишка. – У него, наверное, потолок и все стены болят».
Под крыльцом, с щенками, было тепло. Тишка совсем высох, но долго ворочался, не мог заснуть, наверное, от голода. Вдруг что-то тихонько ткнуло его в щёку. Он открыл глаза. С улицы сюда, в щёлочку между ступенями, проникал свет уличного фонаря. Выпуклыми, влажными и тёмными, как чернослив, глазами на него ласково смотрела небольшая беленькая собачка.
– Здравствуй, малыш! – сказала она. – Ты, наверное, проголодался!
И больше не говоря ни слова, легла так, чтобы и её щенятам, и Тишке было удобно сосать молоко. За все последние три дня Тишка впервые наелся досыта и сладко уснул.
На город и Старый дом, мягко укутав их своим бархатным тёмным одеялом, опустилась ночь. Заснули в домах и горожане. «Наверное, и мама уже где-то спит, – сквозь сон подумал Тишка, – хоть бы во сне, ну, хоть одним глазочком её увидеть…» Ночь услышала его мысли, и Тишка всю ночь во сне видел маму, а Старый дом – деда Кузьмича. И им было тепло и покойно.
Но вот в соседском дворе звонко и весело прокукарекал петух. Пришло утро. Сегодня оно было улыбчивое, солнечное, на небе ни тучки. Вот так иногда вдруг наступают приветные осенние денёчки перед долгим осенним ненастьем, люди их называют бабьим летом. Тишка потянулся. Мама Динка облизала его и щенят и ушла добывать пищу.
Утром и Старый дом немного ожил. Он распахнул чердачное окно, оттуда с шумом вылетела стайка голубей.
– К вечеру возвращайтесь! – Дом помахал им покосившейся антенной. – Подались на Центральную площадь, – объяснил он Тишке. – Там бабушки им зерно насыпают. А раньше Кузьмич во дворе каждое утро кормил… – И Старый дом опять задумался.
Но тут же встрепенулся и посмотрел на облезлую скамейку недалеко от своего крыльца. Казалось, та обиделась на всё на свете, и всё утро, надувшись, молчала, будто воды в рот набрала.
– Ты что ж, соседушка, такая хмурая, не радуешься солнышку? А ведь это уж последние солнечные денёчки!
Скамейка недовольно хмыкнула:
– Хм, хм, дворник Иван обещал ещё неделю назад меня покрасить. А сегодня заявил, что я уже трухлявая и никуда не гожусь, на свалку меня надо, а не красить. А на мне старушки всегда отдыхают, которые мимо в магазин за покупками ходят. Я ещё пригожусь, а он – на свалку! – Скамейка тяжело вздохнула. Она вспомнила деда Кузьмича, который каждую весну красил её в яркий зелёный цвет. И она долго стояла тогда нарядная, блестящая. А если кто из прохожих хотел сесть на свежую краску, она всегда деликатно предупреждала:
– Свежая покраска, лучше не садитесь.
…Дворник Иван каждый день приходил к Старому дому подметать. Это был его участок. А когда подметал, всякий раз спотыкался о нижнюю, слишком выпяченную, ступеньку покосившегося крыльца, и всякий раз сердился:
– Когда уж тебя снесут, раскоряка!
И на тополь у дома сердился, особенно когда осенью с того облетала листва, а летом повсюду кружил тополиный пух:
– Может, тебя на дрова пустить, чтоб хлопот меньше было?!
Но, несмотря на всю воркотню Ивана, Старый дом и тополь про себя жалели его, знали, что ворчит он просто от усталости. В любую погоду тому приходилось мести улицу – и за листопадом, и за небрежными прохожими, которые бросали конфетные бумажки и разные обёртки мимо урны. А сколько снега нужно было вычистить зимой, посыпать дорожку песком, чтобы никто не падал! Да и в душе-то Иван был добрым человеком и часто делился с Динкой своим скромным обедом.
– Ешь, ешь, бедолага, – каждый раз приговаривал он, ласково почёсывая её за ухом, – да… трудно деток выкормить, когда хозяина нет.
А увидев Тишку, погладил его по спинке и улыбнулся:
– Гляжу, в семействе твоём прибавилось, Динка!
Познакомился Тишка и с седой старой крысой Анисой, частенько наведывавшейся в Старый дом. Ничего съестного здесь давно уже не было, но заходила она сюда ради дружбы, чтобы дом не чувствовал себя совсем заброшенным…
А дня через три после Тишкиного появления, Динка пришла очень грустная, с втянутыми боками. Столовая, где сердобольная повариха её подкармливала, на три дня была закрыта на профилактику. Отовсюду из других мест её прогоняли охранники.
Динка была очень голодна, однако за себя не переживала, беспокоилась она за малышей, для которых всё это время не будет молока.
Крыса Аниса как раз сидела под крыльцом.
– Я сейчас, – говорит.
И скоро пришла с большим сухарём.
– У меня сегодня что-то аппетита нет, а ты покушай, покушай, Динка, чтобы молочко было, ребятню-то надо кормить. Им нельзя голодать, силёнок у них и так мало.
…Часто на ветки тополя у Старого дома садились поболтать сплетницы-сороки. Как-то одна растрёпанная запыхавшаяся сорока принесла ошарашившую всех новость.
– Я с другого конца города, – затрещала она. – Специально прилетела, чтобы вас предупредить. По всему городу ходят слухи, что не сегодня-завтра все старые дома на вашей улице будут сносить! Имейте в виду! Так что, Старый дом, недолго тебе осталось жить! А вы, – кивнула она щенкам и Тишке, – без него пропадёте!
Старый дом не нашёлся что ответить, этого он боялся больше всего на свете. Его забитые крест-накрест окна, через которые он теперь смотрел на улицу, потемнели ещё больше, ему показалось, что это самая печальная, после ухода деда Кузьмича, минута в его жизни.
Испортив всем настроение, сорока улетела.
На двери Старого дома висел скособоченный, такой же старый, как и сам дом, поржавевший почтовый ящик. Он усмехнулся:
– Не слушайте эту сплетницу! Всё переврала! Ничего у нас сносить не собираются. Наоборот, наша улица, а значит и все дома на ней, являются охраняемой исторической частью города. Газеты нужно читать! – Почтовый ящик замялся. –Правда, я давно никаких газет не получаю… но мои друзья – другие почтовые ящики – делятся со мной новостями по нашей особой почтовой связи, вот, через воробьёв! – Он кивнул на маленького воробьишку, усевшегося на него. – Мы каждое утро обмениваемся новостями!
Воробьишка утвердительно чирикнул:
– Да, да, никакого сноса не предвидится, так что живите себе спокойно, чик-чирик, чик-чирик! – И тут же улетел.
Старый дом облегчённо вздохнул. Вздохнул и Тишка, а малыши щенята, ещё почти ничего не понимавшие, увидев, что Тишка снова повеселел, бросились к нему с визгом играться.
…Но вот кончилось бабье лето, солнышко редко теперь показывалось в небе, да и то совсем ненадолго. Начались затяжные дожди. А однажды дождь непрерывно лил три дня подряд. Вода стремительным потоком неслась по улице. Среди одной из таких тревожных ночей Старый дом разбудил Динку, Тишку и щенят:
– Просыпайтесь, вода может крыльцо затопить! – И пригласил их внутрь через дыру, прогрызенную Анисой. – Кузьмич поставил дом высоко, видите, сколько ступенек у крыльца, внутрь вода не достанет!
Дыра была такая огромная, что все они легко пролезли и поселились на старой кухне.
Там они и перезимовали. Конечно, печь никто из них топить не умел, но это было всё же лучше, чем на улице. Динка и Аниска натаскали туда много соломы. Щенята и Тишка зарылись в неё с головой, так что им совсем не было холодно…
***
А за снежной зимой пришла зелёная певучая весна. Не только птицы во всех садах и скверах соревновались в певческом искусстве, но и многие горожане, проходившие мимо Старого дома, напевали себе под нос весёленькие песенки. Следом не замедлило неугомонное лето. Щенята и Тишка немного подросли и часто теперь играли на улице перед домом…
И вот в одно прекрасное летнее утро у дома вдруг раздалось фырчание:
– Фрр-фрр, фррр-фрррр!
Любопытный Тишка подскочил первым.
Огромный грузовик ещё пофырчал, потом спросил:
– Это Старый дом на улице Старинной?
– Да, а кто вам нужен? – поинтересовался Тишка.
– Мне нужен сам Старый дом.
– Это я и есть! – пробасил Старый дом.
– Фррр! – грузовик облегчённо вздохнул и смахнул капельки дождя или пота с лобового стекла. – Значит, прибыли! – Он перестал фырчать, остановил мотор. – Долго мы ехали, добирались сюда. Успели и под дождь, и под палящее солнце попасть!
Дверка кабины отворилась, и из неё выпрыгнул весёлый молодой человек в джинсах и клетчатой рубашке. Он бережно похлопал грузовик по капоту:
– Спасибо, дружище, не подвёл в дороге!
И стал выгружать из кузова доски и всякие инструменты – молоток, гвозди, рубанок, пилу и много всего другого и аккуратно складывать у двери дома. Увидев это, дворник Иван сразу всё понял и очень обрадовался:
– Ну вот, старина, теперь и на твоей улице будет праздник! Дождался-таки! – смахнув слезинку, сказал он Старому дому и помог приезжему занести внутрь новую красивую мебель, которую тот тоже привёз.
Дом не мог поверить своим забитым крест-накрест окнам-глазам. Но главное-то он сразу увидел:
– Это Егор, внук деда Кузьмича, приехал! – затаив от волнения дыхание, шепнул он Тишке.
И закипела в доме новая рабочая жизнь! Несколько дней Егор работал, не покладая рук. В первую очередь он сбил доски с окон, заменил треснутые стёкла и покрасил рамы. Взглянув через новые стёкла, дом от непривычки сначала даже зажмурился: как пёстро, как весело было на летней улице! Потом Егор приладил новенькие ступеньки к крыльцу, починил крышу, чтобы не текла, и прошёлся по ней кисточкой с глянцевой краской. Голуби, радостные, словно понимая, что это забота и о них, белоснежной стайкой кружили над Старым домом.
В комнатах и на кухне Егор побелил потолок, покрасил двери белой блестящей краской. А потом наклеил новые весёлые обои. Не забыл он и про печь: тщательно прочистил дымоход. В отремонтированных комнатах расставил красивую мебель и вышел на улицу. Тут он увидел печальную облезлую скамейку.
– Не порядок! – решил Егор и выкрасил её в ярко-зелёный цвет. Теперь скамейке не нужно было даже предупреждать, чтобы прохожие, пока она сохнет, не садились: Егор прикрепил табличку «Осторожно, покрашено».
Позаботился Егор и о тополе: срезал старые засохшие веточки. И, конечно же, полил его, потому что уже началась жара.
– Кажется, всё сделал! – сказал довольный Егор, окинув взглядом Старый дом.
Но вдруг увидел, что на новенькой входной двери, которую он поставил, чего-то не хватает.
– Гм, гм, так ведь почтового ящика нет, а как же без него?!
Он принёс снятый со старой двери почтовый ящик.
– Конечно, немного сверху поржавел, но если его покрасить…
И Егор покрасил старый почтовый ящик быстросохнущей голубой краской и повесил на входную дверь.
В то же утро почтальон тётя Галя положила в него свежие газеты, и теперь он сам мог рассказывать своим друзьям, таким же почтовым ящикам, как он, много нового и интересного. От счастья он заулыбался всем прохожим.
– Ишь, как сияет! – приветливо улыбнулись те в ответ.
***
…Старый дом от радости боялся лишний раз скрипнуть, чтобы не огорчить Егора. Но зря он волновался, скрипеть уже было нечем, всё Егор починил.
А через несколько дней приехала молодая красивая женщина с озорной девочкой – жена и дочь. И им дело нашлось: они помыли окна, полы, повесили новые голубые занавески с красивыми узорами.
И в полностью обновлённый Старый дом торжественно первым пустили Тишку. Тишка сначала робел, но потом понял: его приняли в семью! А для Динки и щенят Егор смастерил замечательную просторную тёплую будку и постелил туда мягкую подстилку.
***
…Тем же летом к дому, под скамейку у крыльца, забрела кошка с двумя котятами. Наверное, в жару её манила прохладная тень Старого дома. Это была очень красивая, пушистая кошка, только немного худая и уставшая. Зажмурив глаза, она сидела, очевидно, отдыхая. Котята возились возле неё.
В это время Тишка, вкусно позавтракав, выскочил на улицу поиграть с щенками. Он сразу заметил кошку и сразу узнал её.
– Мама! Сестрёнка, братишка! – кинулся он к ним. – Мама… ты… ты нашлась… – Он потёрся мордочкой о мамину тёплую пушистую щёку. Тишка не знал, плакать ему или смеяться от счастья. Он громко замурлыкал и подумал, что это самая-самая счастливая минутка в его жизни.
– Сынок… – кошка нежно обняла его лапкой.
Щенята тоже подбежали, стали осторожно обнюхивать кошку и котят и дружелюбно махать своими коротенькими хвостиками.
– Не бойтесь, это мои друзья, – показал на щенят Тишка.
А Динка, выглянув из своей будки, весело и дружелюбно помахала кошке и котятам хвостом, но будки пока не покидала, чтобы не напугать их.
Егор с женой и дочкой как раз собрались на прогулку и вышли на крыльцо.
– Ой, какая красивая трёхцветная кошка! – воскликнула девочка. – Мама, папа, смотрите, как она облизывает нашего Тишку, мне кажется, это его мама!
– Думаю, ты права, Варенька, Тишка очень похож на неё, такие же белые носочки на лапках и белые кончики ушей! Гм… гм… Что ж, не разлучать же их! Значит, вся семья будет жить в нашем доме! – тут же решил Егор.
– Конечно, в нашем доме, – улыбнулась Варина мама. – Наш дом большой, места всем хватит!
Старый дом был счастлив. Его совсем почти новенькая глянцевая крыша сверкала под солнышком, а свежеокрашенные окна светились ласковым теплом и уютом…
***
Правда… крыса Аниса в дом теперь приходить не могла, ведь в чудесной двери, которую поставил Егор, не было дырки. А прогрызать новую не стала: зачем такую красоту портить! Но всё равно она очень радовалась за своего старинного друга – Старый дом. Радовалась она и за Тишку, Динку и щенят, что им тепло, уютно и сытно в нём, что у них есть добрые хозяева, которые никогда не оставят в беде. Она частенько наведывалась к Динке в будку послушать увлекательные рассказы о новой жизни Старого дома и его обитателей. И теперь уже Динка угощала подругу вкусной похлёбкой или сахарной косточкой, а иногда даже румяной сосиской.