Валенки

Лауреаты Фонда Всм
МАРК ДУЛЬГЕР - http://www.proza.ru/avtor/markddd -  ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 51» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

        Начальник лагеря Мирошников сидел за массивным столом и просматривал документы из папки с делом заключенного Сутулова Николая Ивановича. Русский,  партийный (уже бывший, конечно), 1896 года рождения. В лагере пять лет, с декабря 1945-го. Сидеть ещё пять.

        Дело Сутулова заинтересовало начальника в связи с одной особенностью этого заключенного. До войны Сутулов был профессиональным охотником. Работал в Московской области. Основная специализация – отстрел волков. Ворошиловский стрелок II степени. Призёр двух стрелковых спартакиад по пулевой стрельбе.

        На фронт попросился сам, еще в 41-м, хотя по возрасту не подходил. Это уже потом, после Сталинграда, расширили возрастные рамки призывников. Но Николая Ивановича взяли сразу. Почему не взять? Готовый снайпер.
 
        Счет убитым немцам Сутулов открыл уже в первый день своего недолгого пребывания на линии фронта, при обороне Смоленска. Всего, как следовало из документов, Николай Иванович успел уничтожить семерых фашистов. Далее, при неясных обстоятельствах снайпер исчез и был объявлен пропавшим без вести. Жена и единственный сын Сутулова погибли в Москве во время бомбардировки в декабре 41-го.

        Обнаружился Николай Иванович среди выживших узников концлагеря Озаричи, освобожденного в марте 44-го. Состояние здоровья Сутулова, как и большинства освобожденных, было критическим: дистрофия вместе с бациллярной дизентерией. После длительного лечения в госпитале его ожидал фильтрационный лагерь для проверки освобожденных из плена. В папке имелась и копия протокола допроса гражданина Сутулова Н.И., проведенного следователем НКВД. По словам допрашиваемого, он не помнил обстоятельств пленения из-за контузии. Свидетелей обстоятельств контузии Сутулова под Смоленском не имелось. Следователь не поверил Николаю Ивановичу. В результате гражданин Сутулов был определён судом, как военнослужащий, сдавшийся в плен преднамеренно – преступление, предусмотренное статьей 193. В соответствии с пунктом «Г» этой статьи могли бы и расстрелять, однако суд принял во внимание «смягчающие обстоятельства» - уничтоженных снайпером фашистов и его возраст, и осудил Николая Ивановича на 10 лет с конфискацией имущества. Сутулов не стал подавать никаких прошений о пересмотре его дела. Новость о погибшей семье в купе с почти тремя годами стаданий в немецком концлагере сломили его моральный дух. Собственная судьба его уже не интересовала.
 
        Мирошников размышлял. Можно ли рискнуть и довериться этому человеку? По свидетельствам персонала лагеря и других заключенных за эти пять лет Сутулов едва ли обмолвился с кем-то парой-тройкой фраз. От работы не отлынивал, держался особняком, никаких жалоб и просьб от него не поступало.
 
        - В конце концов, некуда ему будет бежать, да и не к кому. – думал Мирошников. - И смысла нет, полсрока позади уже.
 
        Да, риск минимальный, а миссия, которую он хотел поручить Сутулову, важная и серьёзная. Для ее выполнения нужен был спец. И главное, люди в посёлке уже близки к панике. Да что там люди! Родная жена боится из дома выйти. К тому же до крайцентра уже информация дошла...

        Осторожно постучали в дверь. Так, вот и он! Что ж, познакомимся поближе.

        В сопровождении конвойного в кабинет вошел худой высокий человек с морщинистым лицом. Прямая осанка заключенного никак не соответствовала его фамилии, серые глаза смотрели устало, но спокойно.
 
        - Заключенный Сутулов, статья...- начал было он, но начальник махнул рукой, останавливая говорящего. Мирошников отправил конвойного за дверь, а Сутулову указал на стул, стоящий по другую сторону стола.
 
        - Садись Сутулов, - проговорил хозяин кабинета. Сам он встал и подошел к украшенному морозными узорами окну. Зимнее солнце стояло низко над горизонтом даже в полдень, не согревая замерзшую тайгу. Декабрь 1950-го года выдался на редкость холодным.
 
        С минуту начальник молчал.  Казалось, принимал окончательное решение. Сутулов увидел лежащую на столе открытую папку с его делом.

        – Вот что, Николай Иванович, - наконец проговорил Мирошников. – Я знаю, что ты был профессиональным охотником. – Он посмотрел заключенному в глаза. – Надеюсь, навыков не потерял? Профессионал, он ведь и в Сибири профессионал, не так ли? – усмехнулся начлагеря, перефразировав известную поговорку.

        Перефраз был удачным. Их спецлагерь входил в систему Сиблага и находился на границе Томской области и Красноярского края.
 
        - Слушай внимательно, Николай Иванович. Я хочу на время переселить тебя из лагеря в посёлок. Дать тебе временную свободу, так сказать.
 
        Сутулов не смог скрыть удивления.

        - Да, да, я не шучу. Ты же знаешь, что в этом лагере я один решаю кому быть, а кому не быть, а тем более чем кому заниматься. Казнить нельзя помиловать, так сказать, - хохотнул начальник, - а запятую в каждом отдельном случае ставлю я.
 
        Мирошников вдруг резко посерьёзнел.

        - Теперь к делу. Слышал про шатуна, что у нас тут объявился? Четверых задрал уже. Сначала охотника Панкратова. Тот за соболем ходил. Знаешь, наверное, зимой у соболя мех ценный - гуще и красивей, чем летом. Вот Панкратов и открыл сезон. Только в стволе у него не пули, а дробь была. Ну и как с дробью против медведя? А два дня спустя на железнодорожной насыпи нашли путевого обходчика, вернее то, что от него осталось. Тут уж все всполошились. Отрядили охотников местных капканы ставить да засады с приманкой. На соболя и боровую дичь ходят теперь парами – один с мелкашкой, другой с гладкоствольным, пулями заряженным. Шатун, доведенный голодом до отчаяния, очень опасен. Делает засады на людей, нападает сзади стремительно и молча, без обычных предварительных угроз. Один пойдешь – ружьё перезарядить пулей можешь не успеть.
 
        Начальник лагеря закурил.
 
        – Короче, с поимкой шатуна этого пока никаких результатов. Наоборот, медведь обнаглел настолько, что в посёлок наведываться начал. Устроил засаду у одного из домов на окраине, а когда женщина вышла к колодцу, напал на нее со спины. Она успела закричать, на крик выбежал ее муж, так зверь и на него набросился. Мужик этот, хоть и раненый уже был, как-то ухитрился дверь перед зверем закрыть. Он единственный, кто остался живой и видел этого монстра. То ли глаза у страха велики, то ли и впрямь животина громадная. И главное. Теперь ясно, что вокруг посёлка он шатается и нападения свои не прекратит. В посёлке профессиональных охотников на медведей нет. С краем связывались, они обещают прислать какого-то спеца, да тот в тайгу ушел, когда вернется - не знают.

        Мирошников погасил папиросу, помолчал. Потом резко повернулся к заключенному.

        - Выручай, Николай Иванович. Твои опыт и мастерство нужны. Всем необходимым обеспечим. Убьешь шатуна - большую услугу окажешь многим людям и мне лично. А я добро не забываю...

        Сутулов сидел неподвижно. Потом длинно закашлялся, будто прочищая горло, заржавевшее от долгого молчания. Голос у него оказался низким и хриплым.
 
        - Я больше по волкам работал. Пару медведей, правда, тоже добыл, было дело. Давно это было, однако, гражданин начальник. Почти десять лет в руках ружья не держал. Не получится у меня.

        - Вот и посмотрим. Тут я тоже рискую, выпуская тебя в тайгу. А вдруг драпанешь?

        Сутулов только усмехнулся: - А я-то с ружьем, пожалуй, поопасней шатуна буду. А, гражданин начальник? Вы же меня не знаете...

        - Во-первых, ты не урка какой-нибудь. Во-вторых, я не верю что тогда, под Смоленском, ты сам немцам сдался. Я думаю, нутро у тебя правильное, Николай Иванович, В-третьих, по всем расчетам нет тебе смысла бежать. Нет у тебя никого там, за забором. А касаемо медведя – не получится, значит не получится. Но я в тебя верю.
 
        На следующее утро Сутулов вышел в тайгу. Лес начинался сразу за посёлком. Было морозно и снежно. Экипирован охотник был как надо. Белые подшитые войлоком валенки до колен с толщиной голенища не менее пяти миллиметров, овечий прилегающий к телу, не затрудняющий движений тоже белый тулуп и двустволка 16-го калибра, не самозарядная, с тяжелыми пулевыми патронами. В рюкзаке лежало несколько кусков свежего мяса – приманка. Начал охотник с того, что сделал большую дугу в несколько километров вокруг посёлка в поисках свежих медвежьих следов. Ничего. Волчьи следы были. Медвежьих нет. Затем пошел в чащу от того дома на окраине, где было нападение. В радиусе километра разложил в нескольких местах приманку, сам укрылся в середине воображаемой окружности. Просидел в засаде около трех часов. Пару кусков мяса съели волки. Сутулов их видел, но не стрелял. Бывает, волчьи стаи убивают ослабленных шатунов, так что в этой ситуации волки его союзники.

        На второй день Николай Иванович повторил засаду, но в другом месте. Со следами была проблема, так как всю ночь валил снег. Опять день прошел впустую.

        Так продолжалось четыре дня, пока новое происшествие не заставило Сутулова сменить тактику. Прямо на железнодорожных путях нашли растерзанный труп неизвестного мужчины. Идентифицировали труп на следующий день, когда пришло известие о бегстве некоего гражданина из эшелона, перевозившего осужденных к месту заключения.

        Итак, второе нападение у железной дороги. Ветка одноколейки проходила через их посёлок с юга на север. Поезда по ней шли нечасто. В южном направлении, в основном, товарняки, груженые лесом, а в северном – порожняки либо эшелоны с новыми заключенными. Там, на севере, располагалось еще несколько лагерей Сиблага. Частота пересыльных эшелонов сильно возросла в 1949-м. Сейчас эти поезда шли реже, два-три в неделю.
 
        Сутулов прошел вдоль полотна километров двадцать в обе стороны от поселка и обнаружил два разъезда – один северней, другой южней посёлка. Последний эпизод имел место как раз вблизи северного разъезда. Так что же? Выходило, что медведь поджидал поезд, делающий на разъезде санитарную остановку, а потом проверял, не осталось ли там что-либо съестное? Теперь стало понятно, где разумнее делать засаду.

        Встреча охотника и медведя случилась через день. Николай Иванович наугад выбрал тот разъезд, где шатун напал на беглеца. Потом выяснилось, что за разъездом из чащи следили четыре глаза – серые охотника и жёлтые зверя. Следили с разных сторон железнодорожной насыпи. Поезд подъехал уже в сумерках. Стоянка длилась четверть часа. Часть конвойных с автоматами стояли вдоль эшелона, другие строили осужденных и сопровождали до ближайших кустов, где те справляли нужду. Переклички устраивались как при высадке, так и при посадке. Как умудрился ускользнуть тот бедолага? – подумал Николай Иванович.

        Поезд, тем временем, тронулся и скрылся за поворотом. Медведя Сутулов увидел уже в тот момент, когда тот урча подбегал к насыпи с другой ее стороны. Зверь явно увидел что-то привлекательное. Его большая коричневая голова над насыпью на фоне еще не темного неба была великолепной мишенью. Расстояние до нее было метров пятьдесят. Для верности Сутулов жахнул сразу из двух стволов. Оба выстрела попали в цель, голова медведя откинулась, он пробежал по инекции еще пару метров и замертво растянулся у рельса.

        - Вот и всё. Как просто, - подумал Николай Иванович, закидывывая ружьё за спину и направляясь к медвежьей туше. – Да-а, экземпляр не мелкий! Надо будет уши отрезать и принести в посёлок, людей успокоить.

        Вдруг, сразу за тушей шатуна он увидел два небольших то ли свертка, то ли кулька. Они лежали с другой от охотника стороны насыпи, поэтому изначально не были ему видны, зато хорошо были видны хищнику.

        - Так вот зачем он спешил сюда, - понял Сутулов и наклонился над свертками.
 
        Внезапно из одного из кульков он услышал то ли кряхтение, то ли плач. Изумлению и ужасу Николая Ивановича не было предела, когда он понял, что перед ним лежат завернутые в дырявые пуховые платки новорожденные. Детки были живы! Сутулов наклонился над малышами - головы приплюснуты, глаза голубые, замутненные. Туловищ видно не было, но Николай Иванович сразу понял, что малышам не более суток от роду.

        Что делать? Сутулов начисто забыл об убитом медведе, подхватил оба свертка под мышки и быстро зашагал по путям на юг. Стоп! На таком морозе они и десяти минут не протянут. Попытался спрятать за пазуху. Эх, был бы один малыш, еще можно было бы как-то уместить. Но двоих никак. И тут Николаю Ивановичу пришла в голову чудесная идея. Валенки! Каждый из малышей идеально умещался в валенок, а что может быть теплей валенка? Сутулов стянул валенки, оставшись в портянках на босу ногу. Новорожденные были помещены в валенки, валенки под мышки. Теперь малышам будет лучше. Главное побыстрее донести до посёлка, там их накормят.
 
        Шагать по путям надо было часа три. Уже метров через триста портянки промокли полностью. Ноги стали замерзать. Сутулов попробовал надеть на стопы руковицы, но они были явно малы и сильно замедляли движение. А тормозить было никак нельзя. Николай Иванович думал о том, насколько организм новорожденных слабее его собственного. Эта мысль его подгоняла, Сутулов побежал. Еще через пару километров не выдержало дыхание. Ноги ломило от холода, но о том, чтобы вернуть их в валенки, у Николая Ивановича мысли не возникало. Мокрые портянки обрастали льдом. Охотник размотал их и выбросил, дальше шел босяком. Через какое-то время он перестал чувствовать боль в ногах, он вообще перестал чувствовать ноги. Шел как будто на протезах, но темпа старался не снижать. В наступившей темноте шпалы были видны плохо. Николай Иванович дважды упал, но падая каждый раз поднимал вверх валенки с бесценным грузом маленьких жизней. Когда показались огни посёлка, Сутулов с трудом переставлял ставшие непослушными и чужими конечности. Сознание помутилось, в нем ясно проступала только одна мысль – донести малышей до тепла и пищи живыми...

        Очнулся Николай Иванович в лагерной больнице. Увидев, что заключенный пришел в себя, врач позвал Мирошникова. Начлагеря быстро вошел в палату и склонился над больным.

        - Как ты Николай Иванович дорогой? Слышишь меня? Говорить можешь?

        Сутулов легонько кивнул. Попытался пошевелить ногами, но не почувствовал их. Скользнул взглядом вниз.

        - Нет у тебя ног, Николай. – мрачно сказал Мирошников. Не смогли спасти, ампутировали обе по колено, гангрена у тебя началась. Слава богу, вообще выжил. У тебя тяжелое воспаление лёгких было, два месяца из комы не выходил.
Внезапно Сутулов вспомнил всё, что случилось в тот день. Убитый медведь, малыши в валенках под мышками, дорога по шпалам...

        - А детки? Они живы?

        - Двойняшки-то? Живы, Иваныч, живы. Спас ты их! Девочка и мальчик. Кто мать их, так и не выяснили. Говорили, в эшелоне какая-то женщина при родах умерла, только не нашли её. Скорее всего конвойные или закопали, или просто выбросили на полустанке каком нибудь, чтобы не возиться и не отчитываться. Документов никаких тоже нет.

        Мирошников вдруг улыбнулся.
 
        – Знаешь как малышей назвали? Валенька и Валенька. То есть Валентина и Валентин. Их же из валенок на свет божий извлекли! И фамилию дали твою – Сутуловы будут. Так что родственники у тебя теперь есть, дети или внуки – ты сам реши. Я так постановил, что когда поправишься, в посёлке до конца срока своего с малышами вместе жить будешь. Избу тебе дадим. И люди помогут по хозяйству справляться. Они за шатуна тебе очень благодарны. Да, я коляску инвалидную тебе из Красноярска выписал. Скоро привезти должны.

        Николай Иванович посмотрел в окно. Яркое солнце подсвечивало причудливый рисунок, оставленный на стекле морозным утром. Под окном стояли большие белые валенки...