Яатыха Арсений Славович (1917 — 1964) — уличный шаман. Бомж, который больше, чем бомж. Честно говоря, отчество его никто уже не помнил, но Славовичем его звали часто...Это скорее второе имя его. Потому, как он всем «Слава!» говорил. Идет по улице мамочка с ребенком в коляске - «Слава мамоське...», идет шахтер - «Слава серномазый!», или, например, пьяные идут - «Слава назрались!». Били его, бедного. И что? «Слава от****или!» и на этом хоть смейся, хоть плачь... Юродивый — чего с него взять. Неправославный, но по сути юродивый. Откуда он взялся в Воркуте? После мандалады ( так ненцы называли восстание). Мандалад было несколько — некоторые говорят две, некоторые три... Но ненцы даже трагедию семьи Терентьевых, вырезанную в июне 1942 года восставшими заключенными стройки 501, тоже называют иногда мандаладой. Тогда, в 1942 году, была просто резня — убито было 15 мужчин и двадцать детей (всего — 42 человека), а вот Арсений и его юродское «сумасшествие» - это результат февральского восстания 1943 года. Реального, против советской власти. Тогда ненцам на Ямале и у стойбищ Воркуты перестали выдавать муку и хлеб. Они возмутились самым естественным образом, так как исправно платили налоги оленями, рыбой, дичью. Голод в тундре — это круче, чем голод в городе или на земле — там смерть придет сразу целыми чумами.
Вожди восстания Неле, Топка и Сэротетта, Лапландер и Ного были схвачены и фактически уничтожены — не расстреляны, но посажены в тюрьмы с безнадежными шансами на выживание.
Двадцатишестилетний Арсений тогда имел все шансы получить лет 10 лагерей, но спасли его две случайности. Первая — его сначала перепутали с Ного, но когда разобрались, тогда именно к нему интерес пропал вообще, а главное — именно его посадили управлять оленьей упряжкой, груженной четырьмя ранеными нквдшниками. Каюры оказались как бы вне подозрения и задержались кто на станции Чум, кто в Воркуте, кто в полевом лагере у Лабытнангов. Алексей был в Воркуте... А потом шесть лет прожил на острове Колгуев. Кто и как из хитроватых ненцев отправил его туда — на край географии, неизвестно. Но жил он там не один, а с одной ненкой и каким-то дальним-дальним родственником. Втроем им шесть лет было нескучно. Ненка не родила ни разу — видимо, как-то по-другому они там веселились и дружили. Или, может от недоедания и болезней их веселие было слишком белым...
Если взглянуть даже на современную карту острова Колгуев в Баренцевом море, то вы не прочтете ни одного названия населенного пункта, а прочтете «изба», «барак», и даже «сарай». Так по всему острову заточкованы места, где есть хоть какая-то крыша над головой и хоть какая-то стена от пурги, от медведя и от тоски. Это потом — в 60-70-х там будут топтаться военные и геологи, а тогда, в 40-х, Арсений жил с родственником и девкой по два месяца без хлеба, на рыбе, ягоде и на завезенных банках фасоли и горошка. Завезенных ещё во время попыток установить маяк в 1939 году, и оставленных в замороженных складах на западном берегу Колгуева. Там были ещё четыре большие банки (почти, как бочонки) сливового и абрикосового варенья, которое не особенно-то понравилось ненцам, потому что было похоже то ли на солидол, то ли на говно, а вкусовые качества его давно были выморожены 50-градусными морозами. Три банки они все-таки съели, а четвертую у них отнял медведь. Приперся белый мишка как-то однажды совсем неожиданно, даже собаки заметили слишком уж поздно. Пришлось драпать, бросив и банку, и пару пудов рыбы, выловленной в запурженом заливе....
Однажды остановился катерок по весне. Ехали какие-то военные и с ними человек семь заключенных. Накормили ненцев, как зверьков, как чудо какое-то. Смотрели, как на дикарей. Сами напились и в ночи стали баловаться. На голову Арсению бутылки пустые ставили и стреляли из пистолетов. Один все-таки промахнулся и снес часть кости с черепа. С того ранения стал Арсений слышать межзвездного богатыря и ратника Нумгымбоя, звездного сына Наума — старого вождя. Главный покровитель ненцев Нумгымбой теперь стал подсказывать Арсению что делать, кто виноват, кому слава, а кому проклятье...
Конечно, увезли его раненого тогда до Амдермы, отлежался он как-то, слегка ослеп, но зрение потом восстановилось. Но его мало пугало теперь вообще что либо. С ним рядом был дух... А звуки Небесного Бубна и камлания невидимого Нумгымбоя помогали ему греться и в сорокоградусные морозы, и не пьянеть даже от литра водки. Он терял сознание, но не пьянел. Он трезвым казался вечно пьяным или чокнутым. Или хотел таким казаться... Одежда на нем была странная — чуни непонятных размеров с обмотками до колен, телогрейка, а поверх неё рабочий комбинезон, матерчатый, перетянутый крест-накрест, как пулеметными лентами, кожаными и веревочными ремешками. Какого-то черта таскол он с собой везде моток толстой проволоки.
Воркута. В апреле 1954 года Арсений ранним утром завертелся волчком в магазине у горисполкома и закричал продавщицам: «Водку с полок - на прилавок! Водку с полок - на прилавок! Пить надо много...» Его выгнали взашей из магазина, а в 11.45 бутылки посыпались от удара...На шахте «Капитальной» был взрыв. Трактор, который гнали к шахте задел угол магазина... Водку надо было пить на поминках 17 погибших шахтеров.
Через шесть лет так же в апреле, по иронии судьбы — 1 апреля, когда больше были настроены не верить — Арсений побежал в этот же магазин и снова заорал: «Водку на пол! Пейте!»... Продавщицы были те же. Они помнили. Переглянувшись между собой, побежали к телефонам — один был в гостинице напротив, другой в бухгалтерии столовки ПечорНИИ... Добежать не успели. И никого из своих предупредить не смогли. Рвануло! 26 погибших. Арсения забрали в КГБ...»Что знаешь?», «Откуда?», «Кто такой сын Наума Нумгымбой?»...
А ещё через четыре года, 20 февраля 1964-го Арсений пришел в тот же магазин.... Нет, дело было не так. Арсений сначала таскал из подвала в столовку Сю Яо Лина (был такой китаец — завпроизводством в столовке мехзавода) консервы и окорочка, складывал в подсобке, а потом выход из подсобку загородила машина, которая привезла что-то из очередной партии продуктов. Сю повелел вывести Арсения через зал. Поварихи за помощь наложили ему в баночку вареного риса и пирожок дали. Но в зале Арсений вдруг встал, как вкопанный. Работники думали, что он восторженно смотрит на ослепительно белые скатерти, на цветные клеенки и на солнце, пробивающееся сквозь тюль и занавески. Но Арсению вся эта белизна была до лампочки, потому что она все равно не идет в сравнение со сверкающей белизной тундры, которой у него теперь нет...Арсений встал, как вкопанный посреди зала и к чему-то прислушался.... Слушал-слушал и.... побежал вприпрыжку в тот самый магазин, где с порога закричал: «Водку пейте! На пол... На прилавок... пейте-пейте...». В этот раз продавцы успели позвонить своим и даже в милицию и в КГБ. Потому что Арсений не унимался. Его повалили на пол,заломали и даже бесплатно залили в глотку сто грамм водки. Но горноспасатели в этот раз на всякий случай выехали на шахты (знать бы ещё наверняка — если рванет, то где?). Рвануло в этот раз совсем сильно — 59 человек погибло. Это была опять шахта «Капитальная».
Арсений умер в тот же день,в камере, куда его посадили вместе с ещё каким-то мужичком. КГБ в этот раз трудно было его о чем -либо расспрашивать. Мотка проволоки и ремешков с веревками на нем не было, чунь тоже. Ноги были замотаны в грязные портянки. В этот раз Арсения отвечал, видимо, уже самому духу тундры и воинов-ненцев Нумгымбою, стоя перед ним босиком между мерцающих звезд.