Илья Григорьевич не заметил, когда и откуда она появилась. Он сидел на корточках на огромном валуне, выпирающем из воды, бездумно наблюдая молчаливую подводную жизнь.
Вот пронеслась игривая стайка мальков, серебряной ленточкой мелькнула плотвичка, проплыла зелёная лягушка, усердно двигая задними лапками. Вода в речке прозрачная, холодная. Майское солнце, утреннее, ещё не жаркое, приятно согревало плечи и обнажённые руки. Где-то недалеко, очевидно, на том дереве, одиноко возвышающемся посреди луга, без устали щёлкал соловей . Из дальнего леса доносилось дразнящее кого-то ку-ку. Рядом, за кустом, чьи ветви свисали в воду, призывно и тревожно закрякала утка, сзывая утят. Парочка пушистых комочков, отчаянно молотя розовыми лапками, буквально побежала по воде и скрылись в листве куста.
-Шустрые ребятишки,- умилился Илья Григорьевич, наполняясь светлой, солнечной радостью и умиротворением от всего, что видели глаза, слышали уши и и ощущалось телом.
Раздражение и обида, с чем он пришёл сюда, на свой огород, словно растаяли в тепле солнца и унеслись речной водой.
-Хорошо-то как!-восхищённо воскликнул Илья Григорьевич и, зачерпнув ведром воду, встал и едва удержал ведро в руке.
Напротив, на противоположном берегу -в первое мгновение ему показалось, что это огромный цветок красного мака (речка здесь сужалась до двух метров)- сидела в алой кофте с чёрной волнистой гривой волос смуглолицая женщина. Она обхватила руками колени, скрытые тёмно синей юбкой, и, уткнув в них подбородок, пристально смотрела на него какими-то выпученными,словно от какого-то мучительного напряжения, глазами.
Что-то было безумно жалостливое в её взгляде и такое болезненно знакомое, что у него сжалось сердце. Такое выражение не один раз видел он в глазах жены, когда та выбегала вслед за ним после очередного скандала с тёщей,с умоляющем криком:-Илюша, вернись!
Покраснев от стыда за свой восторженный крик, Илья Григорьевич спешно развернулся и направился к грядкам.
-Чего она расселась тут? Что ей надо?- возмущался он, присев у грядки с редиской.-Видимо муж бросил. Ну и что? Выслушивать бабье нытьё, экое удовольствие. Нет, ты погляди, два дня не был, а как мокрица затянула редиску.. Ботву не видно. Но мы тебя сейчас...
И он с остервенелым удовольствием начал выдёргивать траву. Показались алые корнеплодики толщиной с карандаш. Почему-то они росли не вниз, а в верх.
-Французский завтрак,-вспомнилось название сорта. -У этих французов всё шиворот на выворот. Редиска и та растёт задом наперёд.
Он увлёкся прополкой. Потом прилёг вдоль грядки, любуясь ровными алыми рядами редиски. -Как солдаты на параде в красных мундирах. Французы, кажется, предпочитали красные мундиры. Вероятно, отсюда — французский завтрак.- Он улыбнулся довольный собой и проделанной работой. Он ценил эти счастливые минуты забвения всех этих неприятных житейских и производственных проблем, этой мелочной ежедневной суеты, всего этого мира искусственного,надуманного, созданного человеческим разумом.
Здесь был мир естественной красоты, естественного звучания, мир природных запахов, мир не приемлющий пороков сегодняшней цивилизации. Здесь он отдыхал и душой, и телом и, если сюда когда-то приходили друзья или жена с домочадцами, он откровенно не скрывал своего раздражения и недовольства, чем давно отвадил всех от посещения его, как он мысленно называл, райского уголка. Он ни с кем не желал делиться своим обретённым упорным трудом миром покоя и удовольствия.
Что-то вдруг насторожило его внимание. Чего-то стало не хватать в его окружении. Он прислушался. Тишина. Только комариный писк возле уха. -Соловей умолк. Улетел.-понял он, наконец.-Жаль.- Внезапно треск ломающегося дерева нарушил тишину. Илья Григорьевич привстал. В листве дерева, одиноко торчащего на лугу, мелькнуло что-то красное и медленно опустилось в траву. -Неужто баба полезла соловья увидеть и свалилась. Сумасшедшая. Вспугнула птаху. А такой концерт испортила. Ну бог с ней. Надо налить баллоны. К вечеру согреются и тогда полью.
Для этой цели у него на солнцепёке стояли два десятка полиэтиленовых баллонов. За день вода в них хорошо прогревалась.
Он не спеша носил воду и когда нагнулся, чтобы заполнить двадцатый по счёту баллон, краем глаза увидел на том же месте красную кофту. Женщина сидела, уткнув лицо в колени, и плечи её тряслись, как трясут ими цыганки в танце.
-Что она смеётся что ли? А может рыдает.? Но а мне -то что? Зачем мне лезть в чужую душу? Смеяться и плакать- удел всех женщин,-успокаивал себя Илья Григорьевич, подходя к грядке с тюльпанами.-
-Тюльпаны чудо. Рано расцвели и почти одновременно. Какая красота. И как они раскрылись солнцу, Распахнули лепестки, наслаждаются теплом и светом. Чудо! Как ими не восхищаться. Может она тоже пришла полюбоваться.
Он мельком бросил взгляд на тот берег. Женщина уже стояла по-восточному, сложа ладони у груди, как это делают японки и смотрела в его сторону. Он спиной чувствовал её взгляд.
- Как под прицелом, -поморщился Илья Григорьевич.
Он присел на корточки, спрятав от назойливого присутствия своё тело за полиэтиленовой стенкой огуречной теплицы. Между двумя чёрными тюльпанами торчал ствол конского щавеля, нагло затеняя их своими длинными листьями. Илья Григорьевич потянул за ствол, но безуспешно. Он знал какой длинный и цепкий корень у этого сорняка. Придётся выкапывать. Для этой цели у него был специальный совок — узкий, длинный. Он лежал у края теплицы. Илья Григорьевич, не поднимаясь, на корточках, направился к нему и таким же манером вернулся назад. Она не могла видеть его передвижения и это его успокоило. Довольный собой, он начал копать. Из кучки выкопанной земли вылез крупный чёрный жук. Он быстро пополз, волоча неестественно вытянутую заднюю лапку.
-Бедняжка. Это же я, злодей, виноват. Надо же повредил. Ну прости, мой малыш.
Он взял жука двумя пальцами. Тот сжался, спрятав лапки,кроме одной, задней, обвисшей.
-Что же мне делать с тобой, дружок. Пожалуй я помогу тебе, оторву её,чтобы не мешал. Ну вот, беги.
Он осторожно опустил жука на землю. Тот не долго неподвижно полежал, потом приподнялся и, быстро перебирая пятью лапками, скрылся в траве.
-Слава богу, всё обошлось. Живи, дружок, живи,- шепнул вслед жуку, умиротворённый Илья Григорьевич.
Он долго и осторожно, чтобы не задеть луковицы тюльпанов возился с неподатливым корнем и даже немного устал скорее всего от сидения на корточках, чем от копки. Он подобрался к лежаку, скрытому от любопытных глаз кустами войлочной вишни с одной стороны и грядкой тюльпанов с другой, и уложил своё тело на поролоновый матрац. Бездумно следя за пушистыми облачками, медленно плывущими в небесной синеве, чистой как детский взгляд, ему казалось, что он плывёт вместе с ними в манящую неизвестность.
На душе было спокойно, безоблачно. Земля сверху казалась деревенским лоскутным одеялом из-за пестроты мелькающих полей, озёр, лесов, человеческого жилья. Вот показалась знакомая улица, толпы людей, бегущие на встречу машины. В одной из них он увидел себя, сидящим за рулём. Внезапно перед ним вырос громадный Камаз. Илья Григорьевич в ужасе зажмурился. Раздался металлический лязг, скрежет разрываемого в клочья железа, ослепительная вспышка пламени. -Вот и всё,-ужасаясь, успел подумать Илья Григорьевич и открыл глаза. Краешек солнца, выглядывающий из-за тёмно фиолетовой тучи слепил глаза и он повернулся к тюльпанам.
-Что я-спал, что ли?-удивился он, всё ещё внутренне дрожа от пережитого во сне страха. -Сколько же я спал?- Он взглянул на часы. -Вот это номер! Почти три часа.
Конечно, удивляться было нечему: сказывалась прошедшая бессонная ночь. Илья Григорьевич потянулся, зевнул.
Где-то загудели моторы, резко хлопнула закрываемая дверца. Шум, как ему показалось, шёл со стороны луга. Он поднялся. Полицейский уазик и белая газель с красным крестом-скорая помощь?- из-за скрытых в высокой траве колёс, казалось, медленно плыли по направлению к парку. От одинокого дерева расходились в разные стороны люди.
-Что случилось, Пётр Иваныч?-спросил озадаченный Илья Григорьевич у шедшего к своему огороду соседа по квартире.
Тот остановился, судорожно сжимая пальцы обеих рук.-Кошмар, Григорьич, ужас, ужас! Как это всё.. Не могу....-Он помотал головой. -Тяжко это видеть...Тяжко.
-Да что случилось, Петя?!- пугаясь чего-то, дрогнувшим голосом, произнёс Илья Григорьевич.
-Кошмар, Григорьич. Понимаешь, вышел я из парка и вижу на дереве, да-да, на том самом,- он оглянулся,-красный флаг висит. Я ещё удивился: что за патриоты у нас появились....А когда подошёл поближе...Не приведи господь такое ещё раз увидеть... Ох, Илья. Не флаг то был, а красная кофта...А над ней свисают чёрные космы... И верёвка...А внизу ноги висят.Туфельки жёлтые.
Юбка синяя?- страшась услышать положительный ответ, Илья Григорьевич замер в мучительном ожидании.
-Ты что,знаешь её?-вскрикнул сосед, как показалось ему, осуждающе.
-Понятия не имею. Она тут болталась с утра. Видел я..издали,-почему-то стал оправдываться Илья Григорьевич, чего-то болезненно стыдясь.
-Она не из наших. Следователь нашёл только железнодорожный билет на электричку. От Сосновой Поляны до Стрельны. Видать приезжая. И ещё он отметил, что она дважды вешалась. На шее два следа от верёвки. Да и ветка сломанная. Слишком тонка оказалась. ..Какие же нервы надо было иметь. Видно жизнь достала
бабу.
Каждое слово, летящее к нему с противоположного берега, словно иглой пронзало Илью Григорьевича, вызывая неприязнь, отвращение и даже ненависть к самому себе. В памяти промелькнуло: треск ломающегося дерева( это она в первый раз), и трясущиеся плечи ( после первой попытки) и сложенные в мольбе руки.
-Ну и что? Что она хотела от меня? Чем я мог помочь? И почему я? Почему я должен? Обязан! Всегда всем и всему обязан! Увольте, господа! Не хочешь жить- твой выбор. А я хочу жить. Чёрт побери, испортила весь день!
-
-