С самого детства Сереженька был уверен, что станет писателем. Да что там он – все вокруг были уверены. В шесть лет он начал вести дневник, и родители долго хвастались каракулями талантливого сына. Так долго, что сам уж был не рад: неловко, право, когда гости за столом пытаются, вздыхая про себя, восхищаться рассуждениями шестилетнего гения про все на свете, а повзрослевший гений, уже – десятиклассник – томится и не знает, куда деть глаза и руки.
В школе Сережа лучше всех писал сочинения на заданные темы. Немного более туго шли у него сочинения на свободные темы, но и это он постепенно освоил. Никто не сомневался, что юному писателю дорога в… - где их там нынче готовят? В Литературный институт Сергей не пошел: велики шансы не дойти, то есть не пройти, да и далековато будет – с Алтая да в Московию. В конце концов, что он – Ломоносов, что ли? Местный университет был всем хорош, кроме одного: учитель русского языка и литературы – не то поприще, с которого стоит начинать.
- Солженицын работал в школе, - говорила мама. – А потом, вообще, кочегаром.
- Что же, мне еще в лагере отсидеть надо десяток лет? – саркастически улыбался Сергей и тут же страдальчески морщился на слова отца из другой комнаты:
- Некоторых не мешало бы посадить. – Слышался шелест перелистываемых страниц. – Веришь ли, вчера читал, одна пишет: «Румынцы проголосовали…», не помню, за что, не важно. Представляешь – «румынцы»!
Сергей стал средним инженером. Да и не главное то, что делаешь целый день, если делаешь это ради хлеба насущного. Не хлебом единым. После работы, вечерами, вставая из-за кухонного стола, он спешил усесться за письменный стол у себя в комнате. Снимал с пишущей машинки чехол и, как сам чувствовал, улетал в страну мечты. До поздней ночи доносился в комнату родителей стук пишущей машинки. Это мешало, но постепенно привыкли.
Отец ворчал:
- Лучше бы на танцульки сходил. Ну, не монах же он, в самом деле.
- Да ну, - возражала мама, - не дай Бог, хулиганы.
- Познакомься с кем-нибудь! – твердил отец. - Что у тебя на заводе девушек нет? Никто тебя жениться не заставляет, просто общайся. О чем ты можешь писать, если с девушками не знаком? Ты жизнь не узнаешь, все выдумывать будешь.
В ответ Сергей выдавал пулеметную дробь очередной фразы.
Прошло лет пятнадцать. Сергей Сергеевич похоронил родителей, продал пишущую машинку, купил компьютер. Он жил один, бывало, бедствовал, когда не платили зарплату, но постепенно жизнь налаживалась.
Немного угнетало, что читателей гениальных произведений было немного. То есть их буквально можно было пересчитать по пальцам одной руки. Точнее, по одному пальцу. В самом деле: как писателю, талантливому, со свежим взглядом на мир, с богатым воображением найти своего читателя? Не будешь же свои талантливые, можно сказать, нетленные шедевры клеить на столбы, как объявления о купле-продаже?!
Сначала это угнетало слегка. Совсем чуть-чуть. Утешало то, что Сергей Сергеевич с юности знал: бессмертие существует. Бессмертие суждено немногим. Несколько вещиц мировой культуры – «Хорошо темперированный клавир», «Песни без слов», «Смерть Ивана Ильича». Ну, еще, пожалуй, десяток из того, что было до него. До Сергея. И то, что написал он. Написал и еще напишет. Конечно, не все столь же талантливо. Будем справедливы. Не все, процентов восемьдесят.
Его имя, конечно, останется в веках. Беда только, что он-то сам в веках не останется. К сорока Сергей Сергеевич стал подумывать о семье. Надо же кому-то передать богатый жизненный опыт. Неплохо еще, если есть кто-то, кто вычитывает первую редакцию. Произведения, безусловно, гениальные. И черновики однажды будут стоить запредельно. Но нужен кто-то, кто заметит нестыковки, описки, просто, выскажет свое восхищенное мнение.
Знакомых у Сергея Сергеевича немного. Так сказать, узкий круг. Оно и понятно: не попсу пишет, не ширпотреб. Пожалуй, у Баха старшего тоже записная книжка от фамилий приятелей не ломилась. Знакомые Сергея Сергеевича – не те, кто на заводе, конечно, и не соседи – люди интеллигентные. Приходит к ним Сергей Сергеевич несколько раз в год, и они к нему так же. Так уж вышло, что все они – семейные. А для замужних женщин нет желания более заветного, как чужое счастье устроить: незамужнюю знакомую замуж выдать, а холостяка – женить.
Пришел как-то Сергей Сергеевич в гости с бутылкой коньяка: праздник был, а какой – не вспомнить. Пришел, смотрит – знакомые все лица. Хотя нет, одно лицо ему неизвестно. Особа собой приятная, молодая, все при ней, да еще – в очках. Стало быть, либо книжки читала, либо белошвейка, либо так – с детства инвалид. Привык Сергей Сергеевич думать о хорошем (позитивный настрой для писателя много значит). Белошвейки сто лет назад, еще после революции, куда-то делись, хотя, вроде, трудящимися считались. Инвалидность новой знакомой он отверг, стало быть, свой человек – книжный.
Слово за слово. Девицу звать Варварой, незамужняя, работает в больнице, в лаборатории. Лет как раз столько, сколько нужно – и не свистулька уже, и Сергея Сергеевича моложе гораздо. То, что надо. Присмотрелся он раз и еще раз, и еще много, много раз. Точно: то, что надо.
- А чем вы занимаетесь? – интересуется Варвара.
- Инженер на заводе, - нехотя отвечает Сергей Сергеевич.
- Интересно, наверное.
- Да так. А еще я, - и тут он голос понижает, - пишу немного.
- Художник?! – восхищается Варвара.
- Почти. Прозу пишу.
- Да что вы!
Приятная девица, ничего не скажешь. Двадцать лет никого не провожал Сергей Сергеевич. А тут пошел. А на улице – мерзопакость невыразимая: и дождь тут тебе, и ветер, и звезд ночной полет – засиделись в гостях. Но делать нечего, пошел.
Искал Сергей Сергеевич жену, а нашел заботу. Всегда он был уверен в себе, всегда спокоен. Потерял покой. Знал себе цену, знал, чего хочет. Потерял уверенность. Зачем ходить вечерами, зачем звонка ждать: букет цветов, конфет коробку и – в загс. Не получается. Улыбается Варвара, слушает внимательно, да только нужных слов Сергей Сергеевич сказать не может. Похудел Сергей Сергеевич, полтора кило сбросил за три месяца. Болтается на нем вельветовый финский пиджак, словно купил его Сергей Сергеевич в секонд-хенде. Стыд и срам.
И расстаться не может он с новой знакомой, и продолжать так сил никаких. Совсем отчаялся, но тут улыбнулась ему внезапно судьба: обмолвилась как-то Варвара про особые сайты литературные в интернете. У Сергея Сергеевича компьютер уже давно, но – чистая душа, не апгрейденная – знать не знал он про такую прелесть.
Полночи просидел у экрана. Тут тебе и «Что хочет автор», и «Самиздат» и еще черт в ступе, но - главное – «Проза.ру». Вот же услада души, именины сердца!
Зарегистрировался Сергей Сергеевич на «Прозе». Накидал туда шедевров. Теперь, как с завода приходит, первым делом – туда: сколько за день читателей было (мало!), сколько рецензий написали (очень мало!).
Стала Сергею Сергеевичу "Проза.ру" надеждой и отрадой. Даже странный свой роман Варварой замкнул он на любимый литературный сайт: вот дойдет, думал, число читателей тысяч до пятидесяти (до ста!), не устоит Варварушка. Да как ей устоять: пятьдесят (сто!) тысяч!!! А рецензий – тысяч тридцать.
И замирает сердце. А тут еще пришло ему письмо: предложили в союз писателей вступить. Закружилась голова. И всего-то пять-шесть тысяч в год. А взамен – книжка членская установленного образца, статус. Ах…
Каждый день ныряет Сергей Сергеевич в глубины сайта «Проза.ру». Неисчерпаем сайт. Есть уже и немало есть таких, кто его в избранные авторы добавил. Пишут ему рецензии, скудно, но пишут. Читателей уже два десятка тысяч. Можно жить.
С Варварой Сергей Сергеевич видится теперь, правда, чуть реже, чем раньше. Да оно и понятно: он же не тот профессор из романа Жюля Верна, что цветы по утрам за листочки дергал, чтоб скорее выросли! Ни к чему спешить, зреет плод, в свое время только руки подставить надо будет.
Пишет Сергей Сергеевич теперь меньше. Во-первых, стал он строже в оценках. Долго обдумывает он нынче сюжет, характеры героев. Долго ищет слова. А, во-вторых, некогда ему теперь: времени совсем почти нет. Он теперь и ужинает за компьютерным столом (клавиатуру специальную купил, с защитой от воды, кофе, супа и т.п.). Только приходит с завода, одной рукой штаны снимает, другой рукой мышку двигает – на любимый сайт заходит. Пока читателей посмотришь сегодняшних (мало, мало! чем только заняты собаки!), пока своих избранных проверишь, почитаешь, глядишь – а время-то уже девятый час, пора и ко сну готовиться. Где уж тут многостраничные повести-романы писать…
Отвлекает жизнь от литературы, все какие-то будни серые, неинтересные. То на заводе нелепица – дела у них там важные, гляди-ка… То Варвара зачем-то звонила три раза подряд – помнится, на Сретенье, потом – на Вербное воскресенье, а потом – на Троицу. Звала куда-то, спрашивала о чем-то… А у него такая переписка интересная шла, почти что чат с одним автором! Не ко времени. Так он ей мягко ответил, мягко, интеллигентно, взвешенно: мол, не ко времени ты, Варварушка.
Она, видать, поняла, больше не звонила. Ничего, он сейчас… вот-вот разберется… вот сейчас… и напишет ей. Позвонит. Да, позвонит. Вот сейчас. Ах ты, какую рецку написал! Куда модератор смотрит! Что? Варвара? Да позвонит он ей, позвонит. Вот будет сто тысяч читателей. Куда она от него денется…
И так еще лет пять. Или семь… Или десять…
На «Прозе.ру», как в жизни: можно не выкладывать новые шедевры, можно жить со старых. Как акции: идут дивиденды и хорошо. Читатели приходят, рецки пишут. Чат. Почти что жизнь.
Только часа в два ночи или попозже, разглядывая узор на линолеуме в туалете, вдруг подумает Сергей Сергеевич: а что, если – промахнулся? Что, если не угадал? Конечно, книжка членская установленного образца, статус… Но вот Варвара – вдруг ей неважно, сколько у него тысяч читателей? А что важно? Вдруг не помогут сто тысяч? И тридцать тысяч рецензий… А что тогда? А ничего. Гулкая квартира. Линолеум на полу. И ничего. А сайт будет без него. Потом. Был же без него. Когда-нибудь модератор закроет его страницу. Или интернет отменят.
А Варвара?
Но он выходит из туалета, тушит свет. Пятьдесят три – это не возраст. Он еще хоть куда. Пока что интернет не отменили. И свет еще есть. Свет в конце туннелся… Или это только в комнате горит ночник?..