Настоящий артист. Вернисаж 42

Ольга Гаинут
      Мальчик любил вырезать из дерева разные игрушки.
 
      Долго и кропотливо делал Максим очередную маску, старательно раскрашивал, а потом в школе надевал их на переменах и устраивал «концерт». Худенький и подвижный, парнишка веселил тех, кто проходил мимо. Видя радость в глазах людей, мечтал смастерить ещё и куклу на шарнирах, похожую на настоящую девочку, вырезать собаку с вращающимися глазами или грустного мальчика Пьеро.
   
      Никто не удивился, когда Максим поступил в цирковое училище. На манеже он преображался, словно удивительный цветок, на первый взгляд ничем не привлекающий, а распустившись, поражающий красотой.

      Парень хоть и соглашался со словами Маяковского «Для веселия планета наша мало оборудована», но старался не хныкать по пустякам и не грустить.
      «Надо самому радоваться, - говорил себе Максим. – А потом, чтобы этот сотворённый мной же костёр не затухал, поддерживать его шутками. И будет легче жить».

       Как чувствительный музыкальный инструмент одаривает красивыми звуками при первых прикосновениях мастера, так и Максим, заметив грустное лицо товарища или слёзы однокурсницы, сразу реагировал, не проходил мимо с безразличным лицом, а старался помочь, отвлекал  от печальных мыслей. Такими отзывчивыми были струны его души. «Солнечный лучик» - называли парня однокурсники.

       Максим придумал свой театр из кукол, умело сделанных его трудолюбивыми  руками. Научился рисовать для них жилища и шить им одежду. И сочинял нескончаемые смешные истории для детей. Он так высоко поднял для себя планку, что   рассказывал детишкам о сложных вещах простым, понятным и весёлым языком.

      Однако самой любимой «куклой» была дочь Настюша. Каждый вечер, укладывая спать свою принцессу, заботливый папа, не обращая внимания на усталость, доставал свои игрушки.

      - Вот, моя ласточка, смотри: этот мальчик печален, он влюблён в красивую девочку и страдает. Да, любовь иногда заставляет и плакать, - беседовал с пятилетней малышкой, как со взрослой девочкой.
      - А мама меня любит?
      - Конечно, котенок, - уверял папа.
      - Наверно, это как раз та любовь, от которой плачут. Я попросила маму почитать мне книжку, а она толкнула в спину: «Вот придёт твой папа, у него и проси». Я заплакала, а она меня не пожалела.
      - Знаешь, наша мама Таня занята по дому, устаёт, но ты не сомневайся: она тебя очень любит.
      - А я люблю тебя, папочка. Ты самый лучший. Вчера в садике Маша и Наташа рассказывали, что ходили на твой спектакль. Все знают, что твои куклы, как живые. Давай с ними разговаривать.

      И они принялись дальше фантазировать и смеяться.

    
      Уже некоторое время необъяснимая душевная тревога неотступно шла рядом с Максимом. Он даже как будто улавливал её неприятное дыхание.  Сердцем чувствовал приближение беды. Вскоре она, непоправимая и страшная, облюбовала его дом.
      Когда Настеньке купили двухколёсный велосипед, Татьяна один день пыталась играть роль заботливой мамы, а на второй решила: «Меня никто не учил, и она сама сможет. Не велика наука». И принялась болтать с гуляющими мамочками. Девочка не смогла справиться с набирающим скорость велосипедом и на полном ходу выскочила на проезжую часть улицы, где нескончаемым потоком неслись автомобили.


       «Девять лет назад мы встретились в парке культуры, - вспоминал Максим. - Татьяна показалась мне не от мира сего: тихая, задумчивая, мечтательная. Все знакомые девушки отличались шумным нравом и подвижностью, многие курили. А Татьяна непохожестью на других сначала удивила, а позже зацепила что-то нежное в моей душе.
      Я влюбился без памяти. Так и летал на крыльях счастья. Как хмельной, ходил кругами вокруг её дома в надежде неожиданно встретить. Наконец всё-таки решился войти, поднялся и позвонил. А сердце, казалось, грохотало молотом. Даже прижал руки с груди, чтобы этот стук не услышал спускающийся сосед».
         
      «Ах, ты глупый и доверчивый чудак, - Татьяна, оставаясь одна дома, открыто издевалась над мужем. – "О чём ты мечтаешь, мой тихий ангел?" Фу ты, нашёл тихого ангела! Видно, правильно я играю роль. Какая же я умница! Да и мамочке спасибо за науку. Вот пусть теперь ублажает свою задумчивую мечтательницу».

      Наскоро приготовив ужин, чтобы отвязаться от Максима, молодая женщина наряжалась и уходила с подругами гулять. Ей неудержимо хотелось радоваться жизни. Под радостями она понимала свободу, весёлые компании. Муж никак не вписывался в этот круг, зато заработанные им деньги считал общими, как было принято в его семье.
    
      - Татьянка, пора нам ребёночка родить, - настаивал Максим.
      Он, как всякий душевный человек, давно понял, что не получается у них хорошей семьи, но ждал, что жена повзрослеет, изменится.
      «Уж с рождением ребёнка не останется она такой же бездушной, - убеждал себя. - Может, в ней спят ласка и нежность, а крошечное существо разбудит эти чувства?"

      И чудо в их жизни произошло.
     «Вот она  - моя радость, моё настоящее счастье, - смеялся сквозь слёзы Максим и проводил с дочкой всё свободное время.
      «Нет, зря я поддалась на уговоры Максима родить ребёнка, - ругала себя Татьяна. - Дочь оттянула на себя внимание мужа, испортила мне фигуру, выспаться нормально и то не могу. И это жизнь? Ещё и книжки ей читай, води на улицу. Всё – ей, а мне когда?»

      Иногда на Татьяну находило что-то похожее на раскаяние: «Ведь Максим – прекрасный муж. Другой бы, наверно, бросил. И дочь - славная. Видно, что-то во мне заложено неправильное. Почему меня тянет из дома, а не домой, как остальных женщин?»
      Не находя ответа, решала не залезать в такие непроходимые дебри, а продолжать жить легко и свободно, как всегда.

      Изо дня в день муж и жена отдалялись друг от друга. Татьяну это не сильно беспокоило, а Максим страдал. Не так он представлял семейную жизнь. Вспоминал, когда родители подарили ему столярный набор и как с тех пор он «заболел» выпиливанием. Папа советовал, объяснял и помогал. Потом оба рассказывали маме, как трудно, но интересно было смастерить даже самую простую вещицу. Втроём смеялись над первыми, не совсем удачными поделками.

      "Дочь не сблизила нас, как я надеялся, а наоборот, отдалила, - с отчаянием думал Максим, - Сколько я старался, чтобы жена изменила представления о жизни. Столько сил отдавал, доказывая ценности семьи и доброты, но все мои старания словно падали в бездонную темноту, даже не зацепившись ни за один выступ. Раньше я смеялся над пословицей "Горбатого могила исправит". Был уверен, что любого человека вниманием и нежностью можно изменить. Теперь вижу, как сильно я ошибался».
   
   
      Оставшись с женой в комнате, где уже никогда не прозвучит смех Настюши, Максим понял, что их разделила звуконепроницаемая стеклянная стена. Отныне они не слышали друг друга, только видели.
      Сидели одни. Молчать было трудно, но и говорить совсем не получалось. Ещё как-то могли прийти к пониманию, изъясняясь на одном языке, но и язык общения не совпадал – такими чужими стали за годы семейной жизни. Связывала их дочка. А теперь белокурой и сероглазой малышки нет. Значит, вместе им больше нельзя.

      «Ну и пусть кукует один и воет волком, - зло выпирало из Татьяны, - а я ещё молода и красива и не должна без конца страдать. Моё счастье не тут. Человек не рождается для горя и слёз. Завтра же перееду пока к родителям, а там и мужа найду получше. Уж эти мне артисты, чувствительные да слабодушные. Натерпелась. Хватит».

      В гримёрке его душили слёзы. Он готов был рвать на себе волосы. Присел, пытаясь унять дрожь в руках и ногах, закрыл глаза и погрузился мыслями в тот день, когда дочь попросила сделать самолётик.
      «Папочка, пусть он будет маленький, но мы посадим наших кукол и полетим к другим деткам, чтобы все смеялись. Ты всё можешь, я знаю».
      Тогда он только горячо обнял свою драгоценную «куклу». Зато теперь обхватил руками голову и мысленно разговаривал с дочкой:
      «Крошка моя, деточка, я сделаю тебе самолёт, и мы полетим в самые красивые театры. Возьмём с собой и обезьянку-проказницу, и кису-мурлысу вместе с маленьким крылатым клоуном и мудрой старой фиолетовой рыбой-рассказчицей. Патефон и скрипку? А как же без них! Музыка  -  общее чудо. Наши куклы будут веселить многих ребят. Только ты вернись. Как мне плохо без тебя!»

      У него разрушилась семья, потерялся смысл жизни. А, не зная, для чего живёшь, где черпать силы на достоинство, терпимость, радость? Максим чувствовал внутреннюю пустоту, не заполняемую и потому пугающую.
      - Потерпи, дружок, - внушал знакомый артист, - сейчас ты, как неживая, вытоптанная табуном лошадей земля, но, поверь, росточек жизни со временем взойдёт, робко потянется к солнцу, и ты снова оживёшь. Вспомни, ты же солнечный лучик.
      Он вслушивался, хотел верить. Однако непоправимое, чудовищное горе изо дня в день съедало человека.

      А публика веселилась на его спектаклях. Обмануть их артист не мог. Не имел права.
      «Папочка, ты всё можешь», - неотступно слышался ему  голосок Настюши.
      Дети восторженно хлопали в ладоши. Это радость и праздник. Они понесут их дальше, поделятся с друзьями, запомнят и, может, когда-то расскажут своим детям.

      Максим и сам не знал, какие душевные силы спрятаны в нём. Да и никто не знает, как поведёт себя в сложной ситуации: смех  ли обернётся плачем или рыдания – истерическим смехом.

      Радостные зрители и подумать не могли, что артист, окаменевший от горя, с глубоко запрятанными от всех слезами, может беззаботно смеяться, играть весёлую роль, широко улыбаться и подбадривать, задорно подмигивая. Каждый спектакль рвал его доброе сердце, но он продолжал веселить детей в память о дочери.
      Это успех и победа артиста.
      Настоящего артиста.