Море за углом

Людмила Горишняя
Ее встреча с морем откладывалась уже который год подряд. От этого на  душе становилось тоскливо и зябко. Будто сырой осенний ветер проникал сквозь кожу, перемешивался с кровью и так и пульсировал в жилах весь  год - не согреться.

              Конечно, она сама была виновата во всем: неправильно жила и деньги тратила тоже не как надо, а потом родился второй, поздний и не совсем здоровый ребенок,   и стало и вовсе не до отдыха.  Только почему-то все это душа не принимала в расчет. Как только молодые зеленые листики начинали свою жизнь на ветках деревьев, а солнце все увереннее и горячее обнимало всех, выходящих  из прохладных подъездов, она все чаще смотрела на Юг.Пристально, будто пытаясь заглянуть за горизонт и увидеть синюю полоску морской воды.

             Это было очень странно и даже страшновато поначалу, но иногда ей казалось,  что теплый ветер, будто сжалившись над ее непутевой головой, изредка приносил ей в подарок  кусочек морского бриза, бережно пронеся его в мокрых  соленых  ладонях целых семьсот километров. Однажды, в один из таких "морских" дней,  она посмотрела прогноз погоды и вовсе не удивилась, узнав, что ветер и вправду  прилетает с  Юга.
"Значит, не показалось, и на том спасибо" - с облегчением подумала она.

             Корабли - большие парусники с белыми и алыми парусами плыли вместе с ней, когда она летела по раскаленному асфальту за младшим сыном,  мчащимся по своим детским, невероятно важным делам, не замечая,  что маме все тяжелее поспевать за ним. Ветер рассказывал маме и ребенку о  невероятной красоте горной вершины, с которой он, ветер, недавно познакомился. И его рассказ немного приглушал визг разъяренной соседки,  подъезд которой полюбился  кудрявому малышу.  Он  все время нажимал кнопки домофона, пытаясь реализовать свою мечту и прорваться -таки в этот, такой нужный ему подъезд.

             Чего только не выслушивала она в свой адрес  по поводу себя и своего бесконечно любимого сына. Оскорбления на прогулке постепенно стали нормой их жизни. Сплетни и недобрые взгляды стали также делом   регулярным,  и осеннее настроение уже никогда не покидало  ее, как она не старалась.
             Боль за ребенка  и страх за его будущую жизнь среди  «толерантных» соотечественников постепенно вытеснили все остальные чувства. Боль и страх накрывали волнами  с головой – не вынырнуть,  и на помощь не  позвать – просто некого.  Теперь она плескалась в своем собственном море: море отчаяния и пустоты. Люди, общение с которыми один мудрый человек назвал роскошью, как и прежде «баловали»  ее и малыша своим  неусыпным вниманием и деться от этого внимания было некуда, как от стаи голодных комаров  в вечернем лесу.
   Русоволосый мальчишка с нежными чертами  красавицы- девочки,  обожающий двери, лифты и подъезды, все без разбора,  и вызывающий тем самым лютую ненависть всех бабушек, считающих  его,  очевидно,  малолетним грабителем, не поддавался ни на какие уговоры: лифты и двери были его всепоглощающей страстью,  как море для его матери.
   Она почти смирилась  и уже ничего хорошего не ждала.  Парусники  исчезли : им нечего делать там, где и мечты не осталось. Только чаще болело  сердце,  все быстрее бегал малыш и все медленнее она.  Ей все меньше хотелось гулять с ребенком,   казалось, что быстроногий  малец  скроется за углом,  и она, потеряв его  из виду,  просто не сможет дышать от  ужаса и не сумеет его догнать.
  Детский сад,  ставший  их  общей  с малышом радостью, и возродивший  было надежду  на нормальное существование, вдруг стал большой болью: одна из мамочек посчитала своим долгом пойти к заведующей и  облить «новую мамочку» грязью. Сплетне, как всегда,  поверили больше, чем правде. Даже посмотреть в глаза этому подонку в юбке у нее возможности не было, имя  сплетницы,  в отличие от  выдуманных ею гадостей,  хранилось в  секрете. Что делать с этим «новая мамочка» не знала, только фраза из песни Александра Галича все крутилась в голове: «…доносы и наветики сильнее, чем картечь!»

              Однажды, в сонный  дождливый день,  оставив маленького сына вместе со старшим братом и папой, она пошла в магазин. Зонт она  забыла, но возвращаться не стала, лифт не работал, а сердце наотрез отказывалось слушаться и робко , но безуспешно подавало сигналы бедствия. Под мокрыми струями дождя  на душе, как ни странно,  стало легче. Уверенным шагом она зашагала  к супермаркету, обдумывая предстоящие  покупки. Вдруг  как удар в спину: «Гляди, это же та , ну, у которой сын, эта-а-а – типа «дитя солнца», помнишь, нам Светка  рассказывала».  И  дальше неразборчивый шепот…
Она обернулась - незнакомые  лица, расползающиеся в довольных ухмылках,  какие-то одинаковые рты,  недобрые глаза… Надо идти дальше, за углом ближайшего дома нужный супермаркет. Ноги шли как бы сами по себе. «Странные люди, ведь  «солнечные дети» - это детки с синдромом Дауна, это не про нас. Хотя…они в чем-то правы… -  Тут она вспомнила улыбку своего младшего сына,  улыбку, от которой солнце и вправду расцветало в душе всегда, в любую погоду. – Да,  они правы, мой малыш действительно «солнечный ребенок»,  всегда уступающий другим детям любые игрушки и горячо  любимые качели, никогда никого не ударивший даже в ответ на удар.  такой же беззащитный перед вашей бессмысленной ненавистью,  как истинные «дети солнца», такой же светлый и …»
   Тут мысли ее прервались.   Вот и вход в магазин. Боль в сердце стала нарастать с невероятной скоростью, так быстро, что она даже не успела испугаться. Боль, так долго копившаяся где-то внутри,  наконец-то вырвалась наружу и затопила собою все вокруг.

                Мягкая волна подхватила ее и понесла куда-то далеко, ветер снова подарил запах синего-синего моря, а над головой вновь плыли парусники с алыми парусами,  алыми, как в сказке о сбывшемся счастье…


   

Картина Роба Гонсалвеса "Вслед за солнцем"