Загадки Сфинкса. Глава 3. Коллекционер-эстет

 
Было ранее утро, Степан Федорович Инкс сидел в своем загородном доме возле чуть приоткрытого окна и наслаждался двумя эфирными потоками: майской свежестью, напоенной запахами сирени и жасмина, и легкими звуками музыки эпохи барокко, доносившимися, казалось, неизвестно откуда. Источник музыки все же был вполне реальным, но, благодаря умениям дизайнеров, надежно замаскированным. Степан Федорович не любил достижения цивилизации, он предпочитал свечи вместо ламп, камин в качестве отопления, а передвигался, в основном, пешком. Автомобиль у Степана Федоровича был, но его он использовал лишь, когда выезжал в город, что случалось не часто и только в самом крайнем случае. В элитном поселке, где он жил, среди местных чудаков и оригиналов, которые в изобилии населяли этот благодатный край, Степан Федорович был самым выдающимся и парадоксальным. Большую часть его одежды составляли костюмы, сшитые по моде 18 века, которые он заказывал в специальной мастерской. Степан Федорович Инкс отличался предельной вежливостью, сдержанностью, суровостью и немногословностью, кроме того, Инкс был самый богатый в этом золотом крае, а уж его интеллект и познания выходили далеко за пределы сего островка благополучия. Будь у Степана Федоровича хоть немного честолюбия, он без труда бы стал мировым светилом в области науки и искусства, но Инкс был не тщеславным сибаритом. Дожив до 40 лет, он заимел только два пристрастия: классическую музыку и свою коллекцию антиквариата, каждый экспонат которой представлял собой баснословную ценность и, продав даже один из предметов, Степан Федорович мог бы обеспечить себя до конца своих дней. И не только себя, но и детей и внуков, если бы они у него когда-нибудь появились. Но Степан Федорович обзаводиться семьей не спешил. И артефакты он не продавал, а покупал. И только исключительные причины могли заставить Инкса расстаться хоть с одним из экспонатов. И пока в жизни Степана Федоровича было только два таких случая, и они ему обошлись в два редчайших предмета коллекции. Но Инкс не жалел об утратах, потому что эти жертвы были необходимы и более чем оправданы. При всей своей нелюдимости, Инкс был отзывчивым и добрым человеком. Со своими предложениями он не лез, но, если просили помощи, и, просивший действительно нуждался, он никогда не отказывал.

Степана Федоровича все очень уважали, но любить побаивались, да он и не стремился сблизиться с кем-либо или расширить свои знакомства, предпочитая вести уединенную замкнутую жизнь.

Единственным другом, с которым Инкс близко сошелся, был Дмитрий Александрович Проклов, сосед по поселку Константиновка, неутомимый археолог и коллекционер.

Эстет Степан Федорович, обожавший рассветы, особенно в летнюю пору, и в это утро проснулся очень рано. Он приветствовал восходящее солнце чарующей музыкой и блаженно улыбался, наслаждаясь звуками, запахами и приятными размышлениями о предстоящем бале.

Ежегодно, в день рождения Музея изящных искусств, в этом всемирно известном дворце, устраивался торжественный прием, куда приглашались выдающиеся деятели науки и культуры, миллионеры, и прочие известные личности. Степан Федорович и Дмитрий Александрович как признанные коллекционеры и уважаемые эксперты были постоянными участниками этих мероприятий. Как раз Проклов возвращался из очередного своего археологического путешествия, и Степан Федорович по возбужденному голосу друга понял, что Проклов вновь приедет не с пустыми руками. Инкс, хоть и был моложе Дмитрия Александровича лет на 15, давно завязал с поездками, предпочитая не находить, а покупать уже найденные шедевры. Изнурительные раскопки и тяготы походной жизни не привлекали коллекционера-эстета. Для Проклова же, наоборот, коллекционирование было второстепенным делом, которое просто являлось дополнением к археологии. Дмитрий Александрович Проклов обладал мистическим чутьем на клады. Для своих поисков он выбирал самые заброшенные, самые удаленные уголки, из которых неизменно возвращался с редчайшими ценностями. Часто подобные экспедиции занимали у него несколько месяцев, а случалось, что и год. Проклов работал один; вооруженный необходимой аппаратурой, живя в палатке, а то и вовсе в своем верном внедорожнике, он день за днем трудолюбиво и настойчиво поднимал пласты земли, погружался в зловонные болота или раскаленные пески. И природа раскрывала перед мудрым и терпеливым искателем свои тайны. Инкс же обладал необходимыми связями и знаниями, чтобы иметь информацию, у кого купить, где купить и по какой цене. Очень часто Степан Федорович покупал раритеты у друга или помогал ему реализовать найденный артефакт.

Мужчины договорились ехать вместе. Дмитрий Александрович, зная неприязнь друга к автомобилям, вызвался сам отвезти Степана Федоровича на бал.

Аристократические руки Степана Федоровича покоились на изящных подлокотниках кресла; лучи, щедро льющиеся в открытое окно, освещали точеный профиль: нос с горбинкой, спокойные мечтательные глаза, тонкие губы, аккуратно причесанные черные волосы. Степан Федорович грезил наяву, его мысли были приятны и блуждали в недосягаемых сферах; музыка, то задумчивая, то бодрая, словно ручеёк, бегущий по камешкам, наполняла небольшой, но очень уютный и изысканный дом.

Восходящее солнце осветило хорошо обставленную комнату, интерьер которой составляла мебель, созданная, или уже воссозданная, по макетам 18 века: изящные шкафы-поставцы, наполненные антикварной посудой, резные кресла а-ля Людовик XV, легкие стулья, почти воздушные столики. На миниатюрных полочках стояли статуэтки и вазочки, многим из которых, уже минуло не одно тысячелетие.

Перед мысленным взором Инкса проносились приятные образы чертогов, куда ему предстояло вскоре отправиться. Степан Федорович любил все приятное, будь-то звуки, запахи, слова или цвета. А здесь, в Музее изящных искусств, это все сливалось в единую упоительную гармонию. И начиналась она уже с первого этажа, где располагалось кафе, в котором готовили и подавали, вкуснейший кофе. Тонкий аромат напитка легким флюидом летал под сводами этого святилища искусства. Следуя по первому этажу, он втекал в египетский зал, строгий и таинственный, как сама жизнь древнего народа, и здесь смешивался с древними благовониями, которые источал, наверное, каждый предмет, египетской коллекции. Потом он, обогащенный восточным фимиамом, устремлялся в просторы греческих залов, огромных и светлых, словно храмы Эллады, а оттуда, почерпнув оттенки средиземноморского ветра и солнца, разлетался мириадами дуновений по залам и галереям Музея и не терялся среди дыхания и духов туристов и посетителей. Инкс блаженно улыбнулся и вдохнул полный грудью, словно уже ощущая эти пьянящие запахи. И какое наслаждение будет проходить под сводами просторных залов, вдыхать их аромат, к которому будет примешиваться еще один чарующий, еле ощутимый, неуловимый запах, запах изысканных духов прекрасной спутницы…

В комнату, где грезил Степан Федорович, вошел управляющий, Арнольд Карлович Штиглиц, колоритный персонаж жизни Инкса. Это был высокий толстый мужчина лет пятидесяти, с лысой макушкой, аккуратно обрамленной черными волосами, и выпуклыми круглыми глазами. Одет он был в элегантный черный костюм, белоснежную рубашку и лаковые сверкающие туфли, дорогой галстук лежал почти параллельно полу на внушительном животе. Арнольд Карлович выглядел столь респектабельно, что многие непосвященные в таинства «золотого оазиса», принимали Штиглица за хозяина дома. Определить облик, характер и даже профессиональный стаж этого человека можно было одним словом «солидность». Арнольд Карлович являлся еще одним поводом для зависти соседей и знакомых Степана Федоровича. Штиглиц был образцовым секретарем и управляющим, казалось, уже одним своим представительным видом наводил порядок во вверенных ему делах.

Штиглиц бережно, словно святыню, нес в руках поднос, на котором дымился ароматный чай, источавший цветочный запах, стоял изящный чайничек, и лежали горкой аппетитные пирожки. Эта было еще одним правилом дома Инкса: когда Степан Федорович размышлял или встречал рассвет, так как он делал ныне, его обслуживанием занимался лично Арнольд Карлович. Стараясь быть незамеченным, секретарь расставил на столике возле Инкса принесенное угощение. Делал он все основательно, неторопливо, словно выполнял некий священный ритуал. И все же, как ни старался он быть незаметным, Инкс отвлекся от своих приятных мыслей.

— Арнольд Карлович, — улыбнулся ему коллекционер, — доброе утро.

— Доброе утро, Степан Федорович, — церемонно поклонился секретарь. Он хотел уйти.

— Благодарю вас, друг мой. Пирожки с медом и жасминовый чай. Все, как я люблю. Позавтракайте со мной, — кивнул на стол Инкс.

Арнольд Карлович несколько растерялся от приглашения. Но Инкс засмеялся, подошел к шкафчику, достал оттуда антикварную чашку и налил секретарю чай.

— Спасибо, — пробасил смутившийся Арнольд Карлович.

Инкс сам подставил кресло Штиглицу. Арнольд Карлович сел. Они принялись за еду.

— Ну, какие новости в нашем селении? — весело спросил Инкс.

— Вчера вечером, когда вы уже легли спать, — обстоятельно проговорил Арнольд Карлович, — я заметил «Скорую», она скрылась там, за поворотом.

— «Скорую»? — Инкс нахмурился. — Кто-то серьезно заболел в этом раю.

— Да, вероятнее всего, — сказал Арнольд Карлович.

— Ну, ничего, это мы узнаем. Сегодня возвращается Дмитрий Александрович Проклов. Он зайдет ко мне в гости. Кажется, наш археолог привез из своего путешествия диковинку и хотел мне ее показать и заодно посоветоваться по какому-то вопросу. Организуйте, пожалуйста, для нас часам к двум угощение. Вы знаете, что Дмитрий Александрович любит. Но я хочу его порадовать особенно. Человек не видел цивилизации почти год. И главное, поставьте побольше цветов. Если Дима собирается придти с шедевром, то пусть его артефакт увидит достойную встречу. Дмитрий Александрович — тонкий знаток прекрасного, у него — действительно ценности. Я не могу допустить, чтобы раритет, оказавший людям честь уже своим обнаружением, был разочарован. Люди подурнели с античных времен, но в их сердцах еще не угасло понимание совершенства и красоты.

— Я все сделаю, Степан Федорович, — сказал секретарь.

— Я знаю, — кивнул Инкс. — Я помню наше недавнее торжество, которое вы мне помогли организовать в честь этрусской вазы, -коллекционер посмотрел на полочку, где красовалась расписная амфора, покрытая причудливыми яркими узорами. — Я полгода добивался ее продажи. Достойное приобретение и праздник был достойным. Еще раз спасибо, мой друг.

Арнольд Карлович вновь церемонно поклонился.

— У вас отличный вкус, — проговорил Инкс. — Вы всегда все делаете правильно. Я могу вам безоговорочно доверять.

Арнольд Карлович зарделся от удовольствия или выпитого чая, но сохранил свою неприступность. Он опять учтиво поклонился.