Глава 11
Где мы вернёмся немного назад, а потом немного забежим вперёд, чтобы не упустить другие события. На первый взгляд они с нашими героями не связанны, но необходимы для понимания происходящего.
Сорах лежал на спине, в тени финиковых пальм, подложив под голову жилистую руку. Его смуглое худое, будто вырезанное из дерева, лицо беспокойно хмурилось. Резкие морщины пролегли меж бровей. Он видел дурной сон, где чёрный вихрь из пустыни, окутал кишлак и улетел, унося с собой животных и людей.
Он резко проснулся. Распахнул глаза. Сначала увидел чернокожую девушку, абсолютно нагую, прикорнувшую у него под боком положив голову на плечо, разметав множество чёрных кудрявых косичек и обвив торс крепким бедром. Её кожа лоснилась, на полных губах блуждала счастливая улыбка. Не сдержав облегчённого вздоха, он перевёл взгляд выше, увидел алеющий горизонт, не сильно похлопал любимую по спине. Дая встрепенулась, распахнула тёмные, как ночное небо, миндалевидные глаза, с испугом взглянула на солнце…
— Всевышний! Мы совсем забыли о времени! — она вскочила, бросилась к белой кучке одежды, придавленной наборным поясом, под её черной, как уголь, кожей перекатывались крепкие мышцы.— Маандиб приказал вернуться за час до вечерней молитвы. Он будет недоволен!
«Скорее он будет в ярости,— с весёлой беспечностью подумал Сорах.— Особенно когда поймёт, что произошло между мной и его сестрой!»
Балы верили, что до двадцати пяти лет в каждом человеке сидят демоны и выходят наружу только если дать им хорошо набеситься. Дае всего двадцать и Маандиб смотрел на её выходки сквозь пальцы, но такого уже не стерпит.
Одевшись и собрав успевшее разбрестись стадо, они поспешили домой. Вскоре, впереди показалась цепь дюн, словно края чаши, окаймлявшие небольшую равнину с оазисом и кишлаком.
Дая изображала скорый разговор с братом, перечисляя возможные оправдания.
— Во всём виновата Шахиня! Она провалилась ногой в сусличью нору, поэтому мы задержались.
— Маандиб — не глупец,— возражал Сорах.— Он раскроет обман, просто осмотрев верблюдицу.
— Тогда придумай сам,— обиженно надула губки девица.— Иначе он схватится за нож. Я не хочу, чтобы мой брат и мой будущий муж поубивали друг друга!
«Я тоже»…— подумал он.
— А может, мы зря пугаемся гневом Маандиба? — немного подумав, спросила она.— Ты ведь не раб. Скоро ты отработаешь брату долг за спасение и сможешь попросить меня в жёны. Я скажу, что люблю тебя и он не станет назначать большой калым.
Сорах промолчал и на это. Маандиб не казался ему способным отказываться от выкупа за невесту. Очень уж сноровисто он прибрал к рукам его верблюда и вещи.
— А кто из нас лучший наездник? — неожиданно спросила Дая.— Обгонишь меня до вершины дюны?!
— Женщина! — вскричал он в след.— Ты можешь быть хоть иногда серьёзной?!
Конечно, он не собирался участвовать в этом глупом состязании... только не сейчас… но если она победит, то возомнит, что лучше будущего мужа во всём...
Сорах вдруг понял, что подгоняет верблюда, стремясь угнаться за лихой наездницей. Дая достигла вершины первой, резко осадила горбатого скакуна. Но вместо победного клича с её губ сорвался возглас изумления и испуга.
— Аллуит! Сорах, кто эти люди?! Они окружают кишлак!
Он ожидал увидеть разбойников или людоедов ийланов, но реальность превзошла любую фантазию. Незнакомцев было не больше десятка. Они держались свободным кольцом, не доходя сотни шагов до окраин. Их черные фигуры казались размытыми, будто сотканными из теней. Ветер стих, но лоскутья одежд трепетали. Сорах не заметил у незнакомцев оружия, но в тот момент они показались ему страшнее сотни налётчиков. При одном взгляде на них чувствовался страх, как будто что-то холодное скользкое и липкое ползёт по хребту, вызывая дрожь и мурашки.
В кишлаке готовились к бою. На крышах засели с луками женщины и подростки. У колодца собралось полтора десятка всадников с копьями. Сораху отрешённо подумалось, что где-то среди них должен быть Маандиб.
— Почему они не стреляют?! Почему не нападут, не сомнут их?!
Незнакомцы синхронно подняли руки. Запели. Голоса их сливались в единый гул, мрачный торжественный тяжёлый. Послышался протяжный нарастающий вой и свист. Сорах взглянул наверх. Глаза его округлились. Он ахнул, дрожащей рукой указал на небосвод.
Над их головами разворачивалось пугающее и завораживающее действие. Небо взволновалось, будто уходящая из пробитого кувшина вода. Солнце помертвело, стали видны звёзды, сорванные со своих мест, сошедшееся в дичайшем круговороте. Вой перешёл в рев, когда в центре потоков с душераздирающим треском возникло чёрное глянцевое пятно. В нём как в бездонной глотке исчезал свет звёзд. Ужасающе быстро оно разрослось до таких гигантских размеров, что накрыло бы весь кишлак бала вместе с оазисом и огородами.
Сорах задрожал всем телом, не глядя, нашаривая и сжимая руку Дае, чувствуя, как та в ответ с неженской силой стискивает его пальцы. Внезапно темноту озарили множество голубых огней. Казалось, они летят от каждого дома, от всего живого находящегося в тот момент в кишлаке. С гулом стоном и плачем они воспаряли в небо и безжалостно проглатывались дырой. Люди среди домов, всадники и верблюды — все, разом, в один момент, рухнули как подкошенные.
— Колдовство! Кхадд-ин-Аллу.
— Не-ет!!!
Испуганный криком верблюд заревел, шарахнулся назад, оступился и присел на задние ноги.
— Маандиб!
Сотрясаясь от рыданий Дая спрыгнула на песок. Сорах свесился с седла, сгрёб в объятия прежде чем она ринулась прямиком к кишлаку.
— Послушай меня, Дая,— пытался увещевать он, втаскивая сопротивляющуюся возлюбленную в седло впереди себя.— Мы никому не поможем. От колдовства не спрятаться. От него не защитят ни кольчуга, ни стены дома! Надо спасаться самим!
Она не слушала, вырывалась как дикая кошка. Ему пришлось стойко терпеть удары и укусы, пока он разворачивал верблюда и осторожно спускался по пологому склону дюны.
Небесный круговорот закончился, но ветер не стихал, светлее не становилось. По всем признакам с Юга надвигалась буря.
— Они убьют нас так же легко, как Маандиба, как остальных! Будет, твоему брату радостно от того, что ты тоже погибнешь?! О… А-а… змеиный яд!
Последнее восклицание было обращено к стаду. Брошенное без присмотра, двигаясь по привычке, оно обошло дюну и устремилось к кишлаку.
Сорах хлестнул верблюда, заставляя перейти в тяжкий галоп. До того как колдуны узнают о них оставались мгновения. Дая уже не отбивалась, только громко рыдала, прижавшись к его грубой одежде, а он придерживал её за плечи. Рискнул обернуться, он увидел всадников обходящих склон дюны. Без сомнения они шли по следам стада, разыскивая пастухов.
— Шакалы! Стервятники! — шипел Сорах.— Да проклянёт Аллуит вас и ваше потомство!
Отчаянно подгоняя верблюда, он разворачивался на Юг. Навстречу теббаду.
***
Почему у них всегда вытекают глаза? Есть что-то правдивое в том, когда говорят, глаза это зеркало Души. Душу вырывают из тела, тело — умирает, зеркало — разбивается.
Адихмар, мастер Теней, чародей и бессмертный хафаш, неспешно прохаживался вдоль ряда тел, изучая материал для работы. Полы антрацитовых одеяний подметали песок, на смугло-сером лице застыла скучающая мина, квадратная бородка, без усов, воинственно топорщилась.
— Неплохо. Лучше чем в прошлый раз. Есть даже воины. Отберите к ним самых крепких, положите в мёд и отправьте с конвоем.
— Бала — крепкие люди,— подтвердил не поднимая головы человек, высокий, но очень сутулый, в резанном на лоскуты плаще, разумеется, то же чёрным, отороченным перьями ворона.— Они всегда приносят нам хороший материал.
— Что с пастухом?
Сутулый колдун ссутулился ещё сильнее. Хафаш не видел его закрытого гутрой лица, но чувствовал исходящую от него волну страха. Страх был приятен. Он дышал им как иные вдыхают ароматы цветов, но в отличие от этой бесполезности страх питал его, делал сильнее. Когда-нибудь он сравнится силой и с Мустафой Гюлимом...
— За ним выслали погоню,— ответил не сразу колдун.— Но начался теббад и мы, ничтожные, потеряли следы. Когда ветер стих, мы нашли погибшего верблюда и никого более. Скорее всего, он погиб или погибнет в ближайшее время. Одному без воды, без верблюда — не выжить!
— Тогда ищи труп. Свидетелей быть не должно... Это не всё! — повысил голос хафаш, видя, что колдун попятился, собираясь уйти.— Хаммадийцев, упустивших пастуха, отправь с материалом как конвой. Пусть Мастер заберёт их тела для работы. Исполняй.
***
Ночью они брели, едва живые от усталости и пережитой бури, а днём отсыпались, выкопав ямы в песке и натянув над собою накидки. Воду старались экономить, пили по глотку. После заката снова пошли, держа направление на Север, в упрямой надежде, что удастся догнать ушедший караван.
Всю ночь Дая молчала и заговорила только к утру, но Сорах бы удивился, веди она себя иначе. Тяжело потерять в одночасье всё, что имеешь, чем дорожишь, но люди пустыни привыкли к потерям. Природа сделала их стойкими, научила приспосабливаться и любые невзгоды принимать как испытания, посланные Аллуитом.
Она вспоминала своих мать, отца и заменившего их Маандиба. Сорах не мешал. Когда девушка выговорилась, начал рассказывать сам о себе, своих родичах и путешествиях. Пожалуй, не было в Атраване такого санджака где он бы не побывал.
На второй день иссякла вода, а вместе с нею надежда. Но оставалось упрямство. Всю ночь они шли пока были силы. Утро встретили лёжа под скудной тенью саксаула. По мере восхода тень скукоживалась, усыхала и вскоре исчезла совсем. Рядом с пустыми флягами зашевелился песок и на обтянутый потёртой кожей каркас вылез жёлтый скорпион. Увидев людей, он замер, воинственно растопырив клешни. Они лежали не шевелясь, в полузабытье, не замечая наглых жирных мух ползающих по глазам. Скорпион быстро успокоился и пополз прочь по своим скорпионьим делам — он не интересовался добычей в сотни раз больше его самого.
В краткие моменты, когда люди приходили в себя, они видели чудесные картины: заснеженные шапки гор и искрящуюся на солнце гладь озера. Миражи быстро сменяли один другой так быстро, словно Всевышний специально показывал им заповедные уголки Рая, в который они вот-вот вступят.
Сорах не боялся встречи с Создателем — он прожил свою жизнь достойно — но переживал, что в Раю его могут разлучить с Даей — ведь они не провозглашали свой союз в бетеле четырежды, их не благословил улле. Он готов объявить об этом пред Аллуитом. Если откажет — он попросит отправить его в Ад, ибо Рай без Даи ему не нужен…
Неожиданно прохладный освежающий ветер коснулся лица, приводя его в чувство. Подняв тяжёлые веки, он увидел настоящее чудо.
Высокие деревья с раскидистыми кронами, от оросительного канала тянуло свежестью, где-то шумел водопад. За садом сияли белоснежные стены дворца, тянущего к небесам витые башни. Видение было так близко и так реально, что Сорах зашевелился, собирая последние силы. Встал на ноги, с усилием приподнял Даю, безвольно обвисшую на руках. После нескольких суток блужданий по пустыне, девушка показалась ему тяжелее гранитного валуна. Сил хватило на пару шагов. Он споткнулся, упал прямо в оросительный канал. Едва не захлебнулся, но вода оказала на них обоих чудодейственное влияние. Дая очнулась.
Стоя на четвереньках в воде они жадно лакали её как животные. Утолив жажду с радостным хохотом плескали ею в лицо. Когда истерика унялась сама собой, они выползли на песок. Сорах перевернулся на спину, пытаясь отдышаться. Дая попыталась разобрать спутавшиеся в единую массу косички.
— Мы умерли?
— Нет, — Сорах потрогал обожжённое до волдырей лицо, часть из них лопнула и ощутимо щипала.
— Но если мы не умерли, то где мы?
Они осмотрелись.
Прямо от канала начиналась мощёная камнем дорога, ведущая через сад. Она петляла, обходила увитые лианами беседки. Дая с разинутым ртом разглядывала диковинные растения. По ветвям с визгом проносились стайки обезьян. Большие яркие бабочки порхали между кустами, усаживались на цветы. Дая никогда не видела цветов и радовалась каждому, подпрыгивая как ребёнок. На одной из развилок послышался треск веток, кусты раздвинулись и на дорогу вышел огромный тигр. С глухим утробным рычанием хищник улёгся на каменные плиты, спокойно следя за перепуганными людьми оранжевыми глазами.
Через полсотни шагов деревья резко расступились и они увидели дворец. Он походил на ступенчатый зиккурат виденный Сорахом в Алясбаде. На построенных одна над другой террасах зеленели кусты и деревья. Ползучие цветы обвивали высокие колонны и арки. Два искусственных водопада обступали входной барбакан с золотыми воротами. В окаймлявшем дворец пруду росли кувшинки одним листом которых можно было укрыться как одеялом, в прозрачной воде лениво плавали красные и жёлтые рыбины. Берега стягивал горбатый каменный мост.
Сорах ступил на мост и золотые ворота вдруг сами распахнулись. Он в нерешительности замер. Дая отстранила его, смело шагнула вперёд.
— Идём. Нас приглашают.
— Но…— попытался запротестовать Сорах.— Это жилище чародея! Вдруг он ещё злее чем те…
— Для дома злого колдуна здесь слишком красиво.
— Двор шахского палача тоже усеян розами,— крикнул ей вслед Сорах.— Однако это не мешает ему рубить головы!
Но девушка уже была у ворот и он поспешил за нею. За входом начинался просторный коридор, залитый мягким золотым светом. Едва они переступили порог, как створки захлопнулись с оглушающим грохотом. Дая ойкнула, Сорах выругался, пробормотав, что «он так и знал». В тот же миг коридор огласил злобный демонический хохот, от которого заплясало пламя горящих в канделябрах свечей.
— Жалкие черви! — прогремел низкий рокочущий бас, оглушительный как горный обвал.— Как смели вы явиться в запретный оазис?! Готовьтесь встретить свою участь!
В глубине коридора возникла тёмная клубящаяся масса, заполнившая пространство от пола до потолка. Оно полетело на них со скоростью песчаной бури. Сорах успел заслонить собой девушку, когда невидимая сила сдавила его, прижала руки к туловищу, перехватила дыхание, легко оторвала от пола. За спиной сдавленно пискнула Дая. Мир померк и снова прояснился. В то же мгновение хватка невидимки пропала. Сорах упал на пушистый ковёр, увидел перед собой ногу в жёлтом остроносом башмаке. Рядом повалилась девушка.
— Падите ниц, пред могущественным чародеем Коэнной ибн Шари аль Алялат!
— Асдашир! — услышал Сорах над головой.— Сколько раз я повторял, чтоб ты не пугал гостей?! Сил моих нет терпеть твоё ослиное упрямство!
Голос был сердит, чуть хрипловат, но в целом приятен.
— Вставайте. Гостям не пристало падать ниц.
Они встали. Могущественный чародей оказался высоким старцем, очень худым, чтобы не сказать, тощим, с длинными тонкими пальцами, выглядывающими из широких рукавов белой домотканой рубахи. Довольно острые черты лица чародея, длинный нос, тонкие щёточки усов и узкая челюсть с козлиной бородкой — придавали ему сходство с сурикатом. Глаза Коэнны, цвета зелёной листвы, имели форму миндаля. В руках он задумчиво крутил полуметровый жезл с массивным набалдашником.
— Сколько я с ним бьюсь — всё впустую! — посетовал он, слегка виновато.— Джинны на редкость упрямые существа. Надеюсь, он вас не сильно напугал?
***
Вид щедро уставленного яствами стола, вызвал у Сораха голодный спазм. Чего тут только не было. Были здесь молочный рис — запеченный до золотистой корочки, мясной гуляш — щедро сдобренный гранатовой мякотью, сладости, фрукты, пироги и даже любимое лакомство Сораха — маринованный в уксусе чеснок! Из напитков присутствовали молочный дугх, шербет, розовоя вода и вино. Ароматы корицы и мяты дразнили нос, вызывая могучее искушение наброситься на еду как изголодавшиеся волки. Коэнна — большого ума муж — не стал тянуть, махнул рукой и первым потянулся за кистью винограда. Повторять гостям не пришлось.
Стыдясь своей торопливости, они принялись наваливать на серебряные тарелки всё, до чего могли дотянуться. В одну кучу летели фаршированные оливки и орехи в меду, салаты из огурцов и наперчённая птица…
Волшебник почти не притрагиваясь к еде, но зато с большой охотой пил, раз за разом наполняя свою чашу то дугхом, то сильно разбавленным вином.
— Всем ли довольны мои гости? — заботливо осведомился он, когда Сорах так увлёкся его разглядыванием, что забыл прожевать кусок мяса во рту.
— У вас замечательный повар, устад, — честно ответил Сорах, облизывая испачканные в мясном соусе пальцы. — Такие кушанья не стыдно подавать на стол самому шаху!
— Это всё Асдашир. Он в одиночку следит за всем миом оазисом — не знаю, как бы я со всем этим справлялся, случись мне вести хозяйство самому!
— Я не готовлю,— громыхнул из ниоткуда джинн.— Жри скорее, червяк, я должен успеть вернуть серебряные блюда, прежде чем их хватятся, иначе повару отрубят руки за воровство — где я тогда буду добывать обед для повелителя?!
— Вы… — осознал Сорах, подавился куском, закашлялся.
— Ворую кушанья у шах-ан-шаха,— Коэнна согласно качнул пучком седых волос.— К сожалению, волшебство не позволяет сотворить шербет прямо из воздуха,— он поставил чашу с напитком на стол.— Асдашир берёт еду там, где её слишком много и переносит сюда — да простит Аллуит этот грех! Уверяю тебя, путник, повара Саффир-Шаха даже не замечают этой пропажи. Надеюсь, я не испортил вам обоим аппетит этим признанием?
— Это справедливо! — вставила Дая.— Всевышний указывал пускать к своему столу не только богатых, но и нуждающихся.
— Так любит говорить мой друг — улле-Эфеби из Шагристана.
— Так говорил и наш улле… — Дая тихо вздохнула, по лицу её пробежала тень.
Повисла пауза, которую первым нарушил волшебник.
— Думаю, настало время нам познакомиться. Асдашир уже постарался, представив меня.
— Я понял, кто вы и без Асдашира,— блеснул Сорах.— Вы — хозяин Оазиса Миражей. Живая легенда. Вы спасли Офир от чумы, усыпили дракона, были придворным магом…
— Да-да. Это все я…
— Говорят, люди постоянно просили вас исполнить их желания. Но так как просили больше всякую гадость вы рассердились и ушли в пустыню. А чтобы вас не донимали и тут — заколдовали оазис. Теперь его найдет только тот, кому действительно нужна волшебная помощь и чьи помыслы чисты как снег вечного ледника…
— О, люди так говорят? — седые брови Коэнны удивлённо взлетели вверх, он сухо усмехнулся.— Ну ладно…
— А, разве это не правда?
— Слухам свойственно преувеличивать. Особенно про чистоту сердца и ледника. Итак, меня вы знаете. А вы...
— Сорах ас’Хазир,— представился Сорах.
— Дая,— назвалась Дая.
— И всё?
— Отец называл меня Азасэрху.
— Свободолюбивая,— тут же перевёл для себя Коэнна.— Откуда вы, Сорах Рассказчик и Дая Любящая Свободу? Где ваш дом?
— Мы — беглецы. У нас больше нет дома…
Дополняя друг друга, они рассказали волшебнику обо всём, что с ними приключилось.
— В небесах словно разверзлась воронка, ненасытная как пасть Иблиса,— Сорах сглотнул, вспоминая увиденное над кишлаком.— Это было страшно…
— Это правда — клянёмся Аллуитом!
Коэнна помолчал.
— Верю,— наконец протянул он.— И сожалею вашему горю. В этих песках издревле таиться немало опасностей — это и банды, и людоеды, и бегущие от людского суда колдуны, реликты прошлых эпох, страшные легенды, вдруг обретающие реальность…
— Но… вы ведь остановите их? — тихо, с надеждой, спросила Дая.— Этих колдунов…
— Непременно.
— Тогда не нельзя медлить! — она воодушевлённо вскочила, едва не перевернув поднос.— Надо бросаться в погоню…
— Куда? — очень сухо спросил волшебник.— В какую сторону? Вы знаете, где их логово?
Дая удивилась, позволила Сораху усадить себя на место и не сразу нашлась с ответом.
— Но…— протянула она в замешательстве.— Надо же что-то делать…
— Надо запастись терпением и подождать.
— И всё?
— А что остается? — голос волшебника не изменился.— Просеивать всю пустыню через мелкое сито? Девочка, я не всесилен. Не могу находиться одновременно в разных местах. Не могу бросать не законченным одно дело и начинать другое.
— Просто ждать? — глухо переспросила девушка странным тоном.— Сидеть, сложа руки пока смерть не придет в другое селение?!
— Дая…— Сорах упредительно стиснул подруге руку, боясь, как бы она не наговорила лишнего сгоряча.
Коэнна заметил. Снисходительно хмыкнул.
— Горячность свойственна молодости. Спокойствие и рассудительность приходят к нам только в старости. Но, что-то мы засиделись...— он вытер руки, поднялся.— Будьте моими гостями. Я покажу ваши покои.
***
— Ты слышал их Асдашир? Что думаешь над этим?
Коэнна шёл через анфиладу, скрестив руки на животе, спрятав кисти в широких раструбах рукавов. Он был один. По крайней мере так могло показаться...
— Жалкие черви слишком жалки чтобы понять, что видели!
Голос джинна гремел над головой, эхом отражался от покрытых затейливым узором стен.
— Я никогда не слышал о таком колдовстве… разорвать ткань пространства, убить разом несколько десятков.
— Ха! И это тяжкий труд? Это так же легко как положить на одну ладонь десяток комаров, а другой сверху прихлопнуть!
Коэнна остановился, посмотрел в потолок.
— Если речь о твоей лапище,— сказал он с иронией.— То я в том не сомневаюсь! Но всё проделано слишком тонко… и в то же время сильно! Хм… такое заклятье не могло не оставить астрального следа… Асдашир, перенеси меня в Зал Заклятий!
Не смотря на название, «Зал Заклятий» залом не был. Это было пространство во внутреннем дворе, ограждённое глухими стенами с четырёх сторон. Попасть сюда можно было либо с помощью волшебства, либо отрастив крылья.
В центре его, окаймлённый мраморным бортиком, плескался и клокотал источник дающий начало водопадам оазиса. Рядом плетённая из лозы беседка, открытая со всех сторон, в ней мраморная тумба со скошенной вершиной. Обычно на ней лежали используемые для серьёзного волшебства свитки, сейчас она пустовала.
Коэнна обошёл источник по-кругу, остановился спиной к тумбе. Подтянув широкие рукава, взмахнул руками. В правой он сжимал свой жезл с витой рукоятью и массивным набалдашником. Сейчас было видно, что оголовье инкрустировано полудрагоценными бериллами. При взмахе они засияли и заискрились всеми цветами радуги.
— Ilmente!
По залу пролетел вихрь, взметнувший полы белой рубахи. Водяной ключ сжался, словно в страхе, а затем ударил струёй ввысь. Прямо в воздухе начал проявляться светящийся белый силуэт, отдалённо напоминавший человеческий.
Коэнна переложил жезл в левую руку, коснулся им бесплотного слуги.
— Часть моей Души, продолжение моих чар, лети, слейся с потоками Великого и Незримого Этра, пройди по ним и вернись обратно. Покажи мне их течение и переплетение. Eke, kanve ar kame!
Существо беззвучно исчезло. Растворилось, будто его никогда и не было. Коэнна вздохнул, присел на край бортика водоёма. Прикрыл глаза. Теперь оставалось только ждать…
...Напряжённо задрожал воздух, запахло как после удара молнии. Коэнна раскрыл глаза, обернулся. Созданное из чистой магии существо беззвучно парило над ним в воздухе.
— Ты узнал?! — спросил волшебник, на миг позабыв, что существо не может ответить ему языком.
Он быстро исправил оплошность, взмахнул жезлом. Источник взбурлил, плеснул на светящуюся фигуру, поглотил её, будто слизнув, и тут же разгладился, застыл. На его матовой поверхности засверкали переплетения огней, складываясь в картину понятную только для посвящённого. Лицо Коэнны сделалось хмурым. Губы сжались в одну тонкую линию, по лбу пролегли глубокими трещинами морщины.
— Асдашир! — рявкнул он.— Отнеси меня в Шагристан! В саму шахскую библиотеку!
***
В Шахской Библиотеке, что на площади Саффиридов, поднялся нешуточный переполох. Сначала в большом читальном зале заклубился светящийся багровый дым. Писцы, хранители и просто посетители — учёные и почтенные мужи с седыми бородами до середины груди — закричали, бросились в рассыпную, прячась под столы и под лавки, бросая и топча башмаками бесценные свитки. С грохотом перевернулась дисковая модель мира.
Дым запульсировал, собираясь в неправильной формы шар, в котором проступило чёрное гротескное лицо с плоским широким носом, в котором болталось массивное золотое кольцо. Узкие алые глаза смотрели зло и насмешливо, широкий губастый рот расплылся в презрительной ухмылке, демонстрируя неполный ряд острых зубов. Чудовище вытянуло из дыма могучий кулак, способный с одного удара сокрушить городские ворота, разжало. Коэнна легко и молодцевато соскочил с чёрной ладони на мозаичный пол.
— Возвращайся в оазис, Асдашир!
Джинн фыркнул, превратился в пульсирующий клуб дыма и вылетел в окно, почему-то оставив после себя запах ячменя и маринованного чеснока.
Оставшийся один, чародей прошёлся по залу, разыскивая хоть кого-нибудь из хранителей. Ему повезло довольно быстро. За шкафом для свитков он заметил трясущийся колпак старшего хранителя.
— Пакх-ми-джу, почтенный Ваафир. Простите, что вторгаюсь вот так, неожиданно, без извещения. Клянусь Аллуитом, у меня было серьёзное основание для спешки!
Ваафир вздрогнул. Медленно поднял голову, взглянул дико.
— Вы,— Коэнна доверительно приложил ладонь к сердцу.— Позволите мне покопаться на ваших полках?
***
В это же самое время город кипел обычной жизнью. Базар — гудел, духаны — курились сладкими дымами кальянов, а многочисленные кожевенные мастерские портили воздух стойким зловонием животного помёта, негашеной извести и выдержанной человечьей мочи. Никто не подозревал, ну… крове писцов с оголтелыми воплями бегущих из библиотеки, что в городе происходит что-то необыкновенное. Как всегда по пятницам, улле Эфеби читал проповедь с балкона бетеля Балаяль-ан-Аллуль. Обосновавшийся в городе эльдарский посол устраивал пышный выезд в любимый бордель, а всего в паре кварталов от него, вожак ас’шабаров встречался со своим информатором.
Хотя день был в самом разгаре, в переулке густилась темнота. Под стеной пищали и скреблись большие серые крысы. Над кучей отбросов гудели мухи. Орк чуть не упал, поскользнувшись на банановой кожуре, что не улучшило его настроения.
Информатор ждал, скрываясь в одном из тупиков. Чёрное скуластое, с широким носом и вывернутыми губами лицо бедина сливалось с тенью, отчего глаза казались висящими в пустоте. На нём была серая выгоревшая накидка без рукавов и такого же цвета рубаха с подолом до колена.
— Пакх-ми-джу, доблестный Глышак! — приветствовал он, выходя из укрытия.
— Долго тебя не видел, Тохху, — Глышак скривился, то ли от вида человека, то ли от идущей из тупика вони.— Надеюсь, ты появился не просто так. Хочешь рассказать мне о том, что творится в городе.
— Были причины, по которым я не мог явиться на встречу, господин,— помедлив, сообщил информатор.— Моей жизни грозила опасность.
— Сейчас я скажу тебе, что такое опасность,— Глышак смерил его взглядом.— В моей части города зарезали служку из шахской библиотеки. Аршак-Мирза топал ногами и грыз подушки из-под своей сраки, грозя затравить меня собаками если через неделю не будет найден убийца. Скорее Солнце пойдёт вспять, чем я позволю ему сделать с собой такое, но я лишусь работы, а кое-кто другой лишиться своей головы. Пара слов сказанных открыто в Нижнем Городе и через день все до последней курвы будут знать, что ты доносчик!
— Господин слишком суров ко мне,— Тохху опустил глаза, склонил голову, пережидая изливаемый на него гнев.— А меж тем я узнал такое, что определённо заинтересует господина!
Глышак молчал, по-птичьи наклонив голову на бок, сомкнув пальцы на эфесе сабли. Ноздри его хищно раздулись, а немигающий взгляд устремился на длинную шею бедина, где под тонкой кожей прыгал кадык.
— Двадцать шесть дней назад господин потерял храбрых воинов…— торопливо заговорил человек.— Это произошло возле серных бань досточтимого Фаримаспа.
— Продолжай.
— Господин должен знать, что убийца его воинов ворвался в бани, бегал по залам и выкрикивал имена. Он явно искал друзей. В тот день там не было алвийских моряков, только охрана посла.
— Это я знаю без тебя.
— А господин знает, что алялаты приехали на лошадях, но оставили их в духане, что ниже по улице?
— Какое это имеет значение?
— То, что вечером оставляя коней алялатов было четверо, но утром они вернулись втроём.
Что-то промелькнуло в глазах орка, хотя скорее это была просто игра теней.
— В банях тогда отдыхало трое… Значит, четвёртый потерялся между духаном и банями?! Но как ты узнал про коней? А-а… неважно. Клянусь силой Иссы, ты заработал свои деньги!
***
В комнате воняло серой. Её не перебивали даже благовония, курящиеся в чашах на треногах. Серой могли пропитаться ковры на полу, подумал Глышак, или ею пахнут атласные подушки на ложе.
Лёгкий ветерок задувал в распахнутые узкие окна, а во дворе должно вонять серой ещё сильнее. Там стоят большие чаны с горячей серной водой, в которых, как грешники в котлах, отмокают почтенные горожане.
— Вот, господин! — объявил банщик, вталкивая в комнату двух смуглых женщин.— Это лучшее, что я смог столь быстро найти. Если господин желает, я поищу ещё… правда, это будет не быстро.
Глышак нетерпеливо махнул рукой. Сам разберётся.
Девицы, синхронно поклонились. Одеты они были в лёгкие накидки и шаровары из тонкого синего шёлка с кучей разрезов из-под которых сквозила их соблазнительная нагота. Одна была невысокой стройной смуглянкой, круглолицей с густыми чёрными кудрями. Она держала в руках небольшой барабан. Вторая — выше, крупне, светлее, с полной грудью. На крепких бёдрах звенели монисты — самоделки из золотых монет, за кушаком торчал кривой атраванский меч.
— Желаете, чтобы мы станцевали вам, господин? — приятным грудным голосом спросила женщина с мечом.
Глышак согласно кивнул.
Одна уселась у стены, пристроила свой инструмент между коленей. Вторая вышла в центр зала. Ритмично застучал барабан. Неторопливым движением, танцовщица извлекла оружие. Она двинулась по кругу, плавно скользяще ступая по коврам. Затанцевала. Гибкая, словно тростник.
Мерный перестук и звон монист, создавали особую музыку, в которой слышались завывание ветра, шорох ползущей змеи, чувствовалась бесконечность пустыни. Барабан заиграл быстрее, воинственно. Движение танцовщицы изменились, подлаживаясь к музыке. Она то взмахивала мечом, плавно проводила ладонью по кривому клинку, стирая с него воображаемую кровь, то клала его себе на грудь или голову и тогда резко двигала бёдрами в такт музыки.
Глышак не сумел побороть восторженный вздох. Блудницы знали как угодить оркам!
А танец стал всё более откровенным. Залихватским движением девушка сбросила тюрбан с гутрой. Взметнулась копна чёрных волос. Прочь полетела накидка, обнажая груди. Тело её изгибалось, словно находилось в любовных объятиях, сабля не рубила, а скользила по коже плоскостью клинка.
Из-за двери любопытно высунулась голова простого ас’шабара, поставленного охранять вход в комнату отдыха. Увидел танцовщицу, похотливо сглотнул. Глышак стиснул пальцы, пригнул голову, впился в танцовщицу немигающим взглядом. Руки его напряглись, покрытые шрамами плечи взбугрились крепкими мышцами.
Она рухнула на колени, выгнулась дугой, широким замахом отвела меч за спину. Он бросился на неё, как серая молния, как тигр. Она испуганно пискнула. Орк в дверях понимающе усмехнулся.
— Хватай другую! — рявкнул Глышак, заломил танцовщице руку.
Та дёрнулась, но замерла, увидев остриё орочьего кинжала прямо у лица. Даже дышать стала редко. Он дал ей насладиться его видом, почувствовать остроту. Только после этого медленно отвёл его к монистам, подцепил одну из монет.
— Алвское золотое солнце,— определил он находку, вглядываясь в расширенные от страха глаза.— Ты ведь живешь недалеко отсюда. Ниже по улице, в самом конце?
Женщина мелко затрясла головой, силясь понять, чем вызвала гнев. И, вдруг, замерла. Глаза её сделались ещё больше. Она догадалась. Глышак приблизил к ней своё лицо, суровое жестокое горбоносое.
— Он был у тебя! Убийца моих воинов!
— К-кто?.. Я не понимаю… п-пустите, мне больно!
— Алялат! — орк слегка ослабил хватку, калечить женщину он не собирался, по крайней мере, пока.…
— Я его не знаю! Он был с нами всего одну ночь, а потом ушёл и больше не возвращался!
— Как он выглядел?!
— Я не помню!
— Лжешь! Он убил девятерых — именно столько кусочков я от вас отрежу, потом забью в колодки и оставлю дожидаться палача, который вырвет глаза и отрежет уши.
Женщина побледнела.
— Но мы ни в чём не виноваты!
— Скажите это кади,— Глышак улыбнулся, обнажая клыки.— Если он сочтёт, что вы лжёте, то наложит штраф в двадцать дихремов. Если не оплатите на месте — вас закроют в шахской темнице. Потому спрашиваю тебя добром в последний раз. Как. Он. Выглядел.
— У него был шрам на лице! Вот здесь…— она провела пальцем от волос до брови, украдкой бросила виноватый взгляд на подругу, что не укрылось от Глышака.
— Говори дальше,— подбодрил он, слегка сжимая заломленную руку.
— Я видела его рядом с послом. Клянусь Аллуитом — больше я ничего не знаю!
Собственно большего ему и не требовалось. Глышак оттолкнул пленницу, поднялся, спрятал кинжал, небрежно бросил на пол монету.
— За танец.