Чушь собачья

Михаил Позняков
Пришел однажды в день один
Волшебник к девице Людмиле,
И молвил:
«Святостью храним,
В ее могущественной силе,
Я послан девица к тебе
Служить достойно и исправно,
Твои капризы, что в судьбе –
В деянья превратятся славно!
Так получилось – мудрый спор
Я проиграл былому другу.
И в наказанье с этих пор
Я твоему служу досугу.
Ты говори чего желаешь,
О ком мечтаешь и вздыхаешь,
А я капризы твоих грез
И от мечтаний сладость слез –
 Все в жизнь исправно приведу.
Благодари свою судьбу
За то, что волей злого рока
Тебе служу я, сын пророка.
Так говорил седой волшебник,
Чье имя Человека-Брат.
И обещал, добра посредник,
Людмиле всех наземных благ.
Людмила изумилась:
– Право,
Не знаю, что тебе сказать.
В речах твоих любви отрава.
Все верно ли? Желаю знать!
Подумав, прошептала дева:
– Я б жизни многого хотела,
Но старость пощажу твою
И посему я повелю...
Я только повелю достать мне
Супруга – копию мою!
Чтобы в венчальном белом платье
Мы шли к земному алтарю.
Чтоб был супруг мой – бог супругов,
Чтоб счастлива я с ним была,
Чтоб в жизни не искала другое,
Когда с любимым жизнь мила.
Чтоб... Ладно, ты уж верно понял,
Одно желание, одно –
Чтоб он меня навеки обнял,
И мы на вечности бы дно
Поднялись или опустились,
Чтобы сердца на целый век
Молились, звездной дрожью бились,
Чтобы достался ЧЕЛОВЕК.
Тогда тебя я отпускаю,
Тогда тебя боготворю,
Тогда жестоко проклинаю
Твоих врагов, друзей – хвалю!
Задумался мудрец белесый
И молвил:
– Ну, приступим же.
Каков твой идеал: серьезный
Иль скоморох? Каким уже
Твой пыл безудержных фантазий
Нарисовал его портрет?
И будь он сам, как бог прекрасен –
Его доставлю! Спору нет.
Но отвернулась вдруг Людмила,
Вся покраснела, не дыша
Лишь прошептала:
Сердцу мила Героя пылкая душа.
Как только девица сказала,
Мудрец тот час же в мир исчез.
И был там долго или мало,
Но был, как должен быть купец,
Товар достойный выбиравший.
Вернулся – божий блеск в очах,
И весь торжественно-уставший.
Людмила задрожала...
Ах! Волшебник к ней привел Героя,
Усы и шпага, все при нем.
В глазах безумия отвага
И бесовским шальным огнем
Героя сила – в дрожь Людмилы
Передалась. И напилась
В ту ночь с безумно-чистым милым,
Смеялась, плакалась, клялась
В ту ночь счастливая Людмила.
Ну, а Волшебник, усмехаясь,
На тучах в горы улетел.
Но дни прошли, прошли недели,
И что же видим мы, друзья?
Усы Героя надоели.
Ему геройствовать нельзя.
Ведь бравым, доблестным геройством
Он томный девичий досуг
Все нарушает. Беспокойство?
В глазах у девицы испуг.
Боится девица Людмила:
За боем бой, сплошной скандал!
И вот уж храбрость ей не мила,
И рай их…  Вряд ли это рай.
Боится девица Людмила...
И говорит она тогда:
– Герой, какая-то беда!
Что получается, послушай,
Ведь ты же вовсе не герой,
А просто хам. Как призрак скучный.
Дерешься только, а собой
Ты ничего не представляешь.
Как зверь лесной в боях дичаешь.
Ну, посмотри... Вокруг, вокруг...
Что, кроме этих заварух?!
Ведь рядом музыка и пляс,
И сказок дивный пересказ.
А ты, добычу вдруг почуяв,
Все рвешься в бой, лихой такой!
И не живешь, дружок, – кочуешь.
Пора, любимый, на покой.
"Ну что ж, поэзии пора
Придет на смену за скитаньем..."
– Так рассуждал Герой:
"И знаньем
Умножу силы я свои
И о своей, своей любви
Я буду петь. Добьюсь признанья.
Наверняка она права,
Из всех людей она меня
Избрала, выбрала, любила.
Ну, а теперь я изменюсь,
Ну, а теперь я лучше стану
И из священных недр достану
Стихов накал, и я вольюсь
В безумный омут вечной страсти...»
Итак, Героя Марс покинул,
А лучезарный Аполлон
Все не спешил прийти, накинув
Венки сонета на себя,
Смеялся, храбрых не любя,
Глядя на жалкую картину.
И третий лишний – выйди вон!
И третий лишний был героем.
Бедняга суп варил в стихе.
И в этой жалостной ухе
Лишь чешуя из рифмы, кости,
Соленый пот приправой был.
И на Парнасовом погосте
Он чашу до конца испил.
Принес стихи к своей Людмиле.
Та промурлыкала: "Как мило."
Еще чего-то там сказала
И вслух стихи перечитала.
Места нещадно повторив,
Где пыл героя рифму сбил.
Мой Бог! Любви есть имя - Глупость.
Герой ушел опять писать,
Но Аполлона злая скупость!..
Он груди Музам пососать
Не разрешил, увы, Герою.
И доски в гроб себе, не спорю,
Вколачивал он с каждым словом.
Под неудачников покровом
Находятся, увы, все те,
Кто слепо верует мечте.
Мой Бог! Любви есть имя – Глупость!
Но вот на сцену под свирели.
Выходит чамарный Поэт.
Читает пылкий свой сонет,
В котором трели свиристели,
В котором дар небес. И солнца
Открыто светлое оконце,
И Бог, и Бес... Какой балбес.
Кто был рожден, увы, Героем.
Не знав еще Поэта толком,
Она сравнит его стихи
С Героя чертаньем неловким,
В боях грубевшей все руки.
Сравненье в пользу не Героя,
И по течению его...
Девичья память – речка Лета.
Туда Героя своего!
Седой Волшебник восседает
И пьет чудной нектар... как вдруг
Раздался в сердце крик! Испуг.
Людмилы голос?! Он ведь знает
Тот глас подобный рока гласу.
Летит к Людмиле.
– Здесь я, здесь!
Случилось что?
– Увы, Пегасу
Я сердце отдала. Болезнь,
Болею сердцем.
– Так ли это?
– Ну да, влюбилась я в Поэта.
В Поэта? Ладно я лечу
И принесу тебе Поэта...
В ладоши светлые хлопки
И озарение Людмилы,
И шаловливый жест руки.
"Раз лики творчества ей милы,
То будет ей и лик Поэта!"
И вот взошла опять Луна,
И появилась с полотна
Ночной картины Лик Поэта...
Ну как, вот этот?
– Этот, этот!
Стоит счастливая Людмила,
Избранника ласкает Муз
И их божественный союз
На небесах в веках воспет он.
Ну, а Герой – в тар-тара-ры!
Теперь из глубины ори
На месяц Муз, на это небо,
Но это, мой дружок, победа –
Опять ты есть каким ты был.
И Марса неустанный пыл
В тебя войдет, как было прежде.
И нет – безумиям надежды.
Ну как Людмила там с Поэтом?
И к Музам не ревнует? Нет?!
Иль может все же... Не об этом,
Наскучил в ссоре ей Поэт.
Ты, мой любимый,– неудачник.
Стихи? Зачем тебе стихи?!
Рай в шалаше? Твои грехи
Должно быть все же были в жизни.
Да не смотри ты с укоризной,
А лучше за гончарный стол
Садись работать... Деньги – дрянь!
Но в шалаше, увы, не рай.
Нет, я не жадная, поверь.
Но надо же, дружок, трудиться,
Чтоб хоть чего-нибудь добиться.
Иди работать... Верь мне, верь –
Так будет лучше. И теперь,
Когда ты стал чуть-чуть мудрее,
Мы будем счастливы вполне.
А вечерами, при Луне,
Писать ты будешь еще лучше.
Ведь труд людей веками учит
Законам жизни и добру...
И счастье  – нашему шатру!
(Глупец наивный полагал.
Что в лавке у скупых менял.
Он будет счастлив.) Быть беде –
Когда изменишь ты себе!
А Аполлон умчался в гневе.
Он не прощает, Аполлон.
Как ты ребенок не умен.
В Меркурия родиться чреве.
Чтоб быть менялой надо было.
А как Людмила? Разлюбила?!
Не разлюбила – охладела.
И вот теперь с трудом терпела
Творение своих же рук.
Повеял ураган разлук.
Надул он парус бригантины,
И вот приплыл седой Купец.
Он перстень подарил старинный
И предложил ей под венец.
Людмилу он назвал Мариной,
Но не заметила она –
Была картина ей видна.
Ей увлеклась: над морем синим
Хрустальный замок, дивный сад,
Сокровищ сказочный каскад,
Да в сундуках плескал старинных.
И ключ в руках... теперь Марины.
А как же славный чародей,
Знаток любви, знаток людей?
Томим предчувствием тяжелым,
Он задремал над темным склоном
Людских потерь, людских обид.
Но святость он свою хранит:
Коль слово дал служить Людмиле–
Останется бессилье в силе!
Раздался в сердце голос:
"Друг, Приди сюда, опять ошиблась,
Опять мечта с мечтою сшиблась.
Ведь ты меня не бросишь вдруг?!"
Стоит пред ней мудрец белесый
И грозно хмурит гордый лоб.
– Но кто тебя опять поймет?
Поэт тот был как ангел грезный.
И в мире не было Поэта
Достойнее чем этот, этот!
И он тебя, он ведь любил.
Неужто пыл твой поостыл?
Людмила в страхе закричала,
Сверкнув очами величаво:
Ты ведь. Волшебник, служишь мне!
И не гореть мне в том огне,
И не сидеть на сковородке...
Я не причем. Так исполняй!
Довольно мелких мне менял
Топящих горе в горькой водке.
(Увы, забыли мы сказать,
Что пил Поэт, расставшись с Музой.
И в этом, но земном союзе
Сумел себя он наказать
Довольно призрачным стаканом.)
Всегда так было, будет так:
Стихов не пишет лжи батрак.
Хочу Купца...
Хочу, чтоб был он
Купцом, но вовсе не скупцом.
Хочу, чтоб на фрегате плыл он
Под парусами, за венцом
Из благочестия и мирны.
Жестоким был, и был он смирным,
Со мною смирным. Так хочу!
Ну да, Людмила, я лечу.
Купца доставил он в мгновенье.
Купец... ну, в общем, как купец.
И под рубиновый венец
Повел счастливую Людмилу.
Что дальше было там? – Бог весть.
Не знаю... Даже и не нужно.
Но вовсе не благая весть
Летит к Волшебнику радушно.
Приди сюда, приди, Волшебник.
Чего же хочешь ты,...
Богаче не было купца,
Чем тот, которого, звезда.
Доставил я тебе!
Конца,
Конца истории не видно.
Волшебник вечный будет раб.
(Мечтания девичьи – ад,
Как не было бы нам обидно.)
В слезах Людмила прокричала
(Конец венчает ведь начало)
Ошиблась я, я не спорю.
Хочу опять, опять Героя!